А еще внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это еще что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю. Ну и ну, дожили. – Представился Темнозаром, – тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. – И вроде бы не со злом пришел, только все равно мы все переполошились. Не наш он, чужой. Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придет так ребеночка назвать. Издалека пришел. Только вот откуда? Хороший вопрос. – И чего же хотел? – осторожно уточнила я. Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул. – Вот, Калинушка, вовек бы не подумал, что такому могут понадобиться свадебные ковши-двоедушницы. Заказал Лелюшке, да сразу и заплатил, не стал ожидать выполнения работы. Я ошарашенно уставилась на домового. Ничего себе! Ковши-двоедушницы обычно делают в полторы мужских ладони. Одна ручка соединяет два глубоких черпачка. На свадьбе молодые одновременно пьют медовое вино. Обряд старый, объединяет двоих в одно целое, делая их семьей. Две души сливаются в одну, и их частичка превращается в милого духа-хранителя. Обычай мне нравился, как чудеснице. Не было в нем ничего такого, что бы отталкивало и наводило на нехорошие мысли. Мелочь… но суть в том, что обряд был исключительно нашим, полозовчанским. Поговаривали, что ранее молодоженам подавали две чарки, обвитые тоненькое золотистой змейкой, которую им дарил сам Змеиный царь. Но давно это было и правда ли – не узнаем, не догадаемся уже. Поэтому ковшик-двоедушницу люди воспринимали куда лучше. Но зачем он чужаку-то? – И Лель все сделал? – тихонько уточнила я. Емельяныч покивал: – А как же. Он же работает на совесть. Темнозар пришел, осмотрел изделие и в котомку спрятал. Похвалил работу, руки золотые мастера и был таков. – А что не так-то было? – нахмурилась я, не улавливая связи между произошедшим и пропажей Леля. Домовой тоскливо посмотрел на угрюмо молчащую утварь. – Да изначально, Калинушка, вроде и ничего. Только после ухода Темнозара Елька прибежала, защебетала всякое. И вот слушаю я, слушаю, а разобрать не могу ни слова. И голова идет кругом, а вокруг стоит запах сырой земли, будто оказался не в хате родной, а в подземном царстве. Сразу не придал этому значения, а потом как спохватился – поздно было. Увела она куда-то Лелюшку. И вот после этого он стал сам не свой. В глаза это не кидалось, только в отношении к девицам. Ни на кого не смотрит – только на нее. А как я вопрос задам: «Нравится ли тебе Елька, Лелюшка?», так пожмет только плечами, уставится на свои руки, перемазанные глиной, и молчит. Понять я такого поведения никак не мог. Следил за ним, да только в дела сердечные лезть не рисковал. Молодые все же люди. К тому же нечего было сказать прямо, поэтому… Макитра тяжко вздохнула, горшки тоненько завсхлипывали. А потом дружно принялись реветь. Емельяныч схватился за голову. Я растерянно оглянулась. Да уж, так, когда Лель вернется, то дом будет похож на хоромы кикиморы. Нельзя так. – А ну-ка тихо! – строго сказала я и хлопнула в ладоши. А потом медленно поднялась во весь рост. Живая утварь в мгновение ока притихла. Показалось даже, что все изумленно посмотрели на меня практически неразличимыми глазками цвета глины. – Леля я найду, – сказала я уверенно и спокойно. – Оберег его молчит, значит, беды большой не случилось. Поэтому нечего плакать и страдать. Отыщется ваш хозяйчик, обещаю. Больше никто не проронил ни звука. Я быстро глянула на домового. Емельяныч сполз с лавки и взял меня за руку. Молча повел к выходу. Только на пороге поманил к себе так, что пришлось склониться. – Коль Леля приведешь целым и невредимым, благословение от всего домовятства Полозовичей получишь, – тихо и серьезно сказал он. О как. Такими обещаниями не разбрасываются. Поэтому прониклась я по полной. Крепко сжала руку домового и сказала: – Спасибо за оказанное доверие. Не подведу. Емельяныч тоже кивнул и вслед потом смотрел очень внимательно. Я же покинула дом Леля в смутном беспокойстве. Зачем к нему приходил человек, похожий по описанию на Дивислава? Откуда такие вообще берутся-то? Проходя мимо дома Ельки, чистого и не бедного, на мгновение замешкалась. Может, зайти? Поговорить еще разок? Ведь ясно же, что девица наврала мне с три короба. Вон и домовой подтвердил, что неладно все было. А с другой стороны, если она не дура, то будет осторожной. Беда-беда, да уж. Можно, конечно, пойти по не слишком праведному пути и применить чудесницкие силы. По идее, ничего плохого не сделаю, это ведь не заклятие, а так… только подтолкнуть ее сказать правду. Не успела я дальше ступить и шагу, как меня ухватили за руку, рот зажали ладонью и утянули за угол. Внутри все похолодело, крик так и не сорвался с губ. Паника захлестнула с ног до головы, но я тут же поборола ее. Возле сердца уже зажегся огонек, как вдруг на ухо шепнул знакомый голос: – Не шуми, а то все веселье пропустишь. Слушай. Меня резко развернули и прижали к стене. Я попыталась было взбрыкнуть, однако тут же сообразила, что сделано все не с целью потискать меня, а дать нужное направление. Правда, способы Дивислава общаться с девушками все равно оставляют желать лучшего. Зачем так хватать прямо посреди улицы? Поманить, что ли, нельзя было? Хотя… в таком случае я бы тоже не подошла. Замкнутый круг, в общем, какой-то получается. – А я ей и говорю, – тут же донесся звонкий голос Ельки. – Ты меня вообще слушаешь? Прямо через стену. Ай да молодец. Чудны твои умения. Надо бы побольше узнать, что можешь, кроме как к девицам в дома проникать и мысли блудливые навевать. Ой, немного не то, кажется, саму не туда понесло. Ельке что-то ответили, однако говорившего признать не удалось. – Может, и догадается, – пробубнила Елька. – Только ворожка говорила, что ее дело верное. Никто не догадается. А Калина еще молодая больно, дура-девка. «Это я-то дура?» – искренне возмутилась я про себя. Правда, скорее уж, возмущение шло наполовину с удивлением. Ибо в своих умственных способностях я временами сомневалась, но на фоне Ельки уж точно дурочкой не была. А девчонка что-то и впрямь много о себе понимает. – К тому же заплатила я сполна, – тем временем стрекотала Елька, – продала ожерелье то, что из жемчугов и серебра отец матери привез. Она все равно не носит, а мне в пользу. Кто-то расхохотался. Противненько так, хрипло. Хм, перед кем эта пустоголовая так заливается-то? – А ты вся и поверила? – Поверила! – упрямо сказала Елька. – Ворожка Ириане помогла, Олесе помогла, Таисе помогла. А чем хуже? – Что… всех к Лелю твоему приворожила? На мгновение повисла тишина. То ли Елька такого вопроса не ожидала, то ли не могла ответить. – А не так глупа, как кажется, – шепнул на ухо Дивислав. – Давно тут уже соловьем заливается, что скоро у нее все будет и сам староста Полозовичей в ножки поклонится. Я чуть нахмурилась, вслушиваясь в беседу Ельки и неведомого мне человека. Даже не разобрать, кто там: мужчина или женщина! И это раздражало неимоверно. Хм, а может, не это, а близость Дивислава, который как ни в чем не бывало стоял позади, почти касаясь моей спины, чуть шевелил дыханием волосы и не собирался отходить? – Дура-девка не Калина, а ты! – прогремел незнакомец. Кажется, все же мужчина. Только вот по голосу – явно немолодой. Да и говорит как-то странно, с придыханием и присвистыванием, словно тяжко ему дается человеческая речь. – Ты хоть понимаешь, что сотворила?! Он же теперь тебе покою не даст, со свету сживет, горсткой пепла сделает да по ветру развеет! Ты же для него так, комашка! Переступит и не заметит! Хм, кто у нас там такой умный выискался? Елька, конечно, дурында, только обижать моих полозовчан не дам. Ишь смелый какой. – Так я же по совету ворожкиному… – пролепетала она. – Вот теперь и сиди в хате. Ибо скоро и за тобой прилетят, – прошипел незнакомец. Да так, что по спине от ужаса мурашки пробежали. Я невольно отшатнулась назад, но Дивислав тут же подхватил меня под руки. – Тш-ш-ш, Калинка-малинка, куда собралась? – обжег он дыханием мою шею, и щеки запылали незваным румянцем. – Мы еще не поговорили с тобой. Собралась было грубость сказать, но дверь Елькиного дома резко распахнулась. – Забираю тебя, глупая девка! – громогласно прозвучал приговор. – Не ходить тебе по земле, пока не исправишь содеянного! На пороге на мгновение показался смутный силуэт, растворился сизым дымом с черными прожилками и взмыл в небо. Позабыв, как дышать, я проводила его взглядом. Это еще что за чудо-юдо такое? Меня окатило жаром, словно чьим злым взглядом, а потом все вмиг исчезло. Дивислав положил руку мне на плечо, однако я рванула вперед. Только быстро, алой искрой пустила вокруг себя обережную силу, чтобы защитила, если что. – Куда ты?! – крикнул Дивислав. Я отмахнулась, осмотрелась и влетела в дом. – Елька, Елька! – позвала охрипшим голосом. Но ни в просторных сенях, ни в добротно обставленной светелке девушки не было. Только брошены на столе вышивка да корзинка с нитками. Алая искра вдруг потухла и осыпалась на пол блеклым пеплом. – Совсем с головою не дружишь, чудесница, али про осторожность всякую позабыла? – неожиданно леденящим кровь голосом спросил Дивислав. Я быстро обернулась, собираясь высказать все, что думаю. Однако, только глянув в жуткие светло-серые, почти мертвые, но полные неистового гнева глаза, прикусила язык. Тут перечить не стоит, а то придется убегать через окно с криком: «Васенька, спаси меня!» – Сила моя меня хранит, – ровно сказала я, сама удивляясь тому, как спокойно это получилось. – А коль защитить хотел, то мог и первым пойти. Воздух вокруг словно стал тяжелым и вязким, а глаза Дивислава страшно потемнели. Он медленно склонился ко мне, и показалось, что прошла вечность. Бледные губы дрогнули: – Значит, первым? Глава 4. Ворожка