— Да. — Держи его поблизости. Позвоню, как будут новости. — Договорились. — Машина? — Проверь, нет ли ключей в куче обломков внизу, — ухмыльнулась я. — У меня есть машина, — сказал Фин. — Неужели? — Знаешь, я не только летаю. Я привык поддерживать видимость нормальной жизни, с дневной работой и всем прочим. — В качестве кого? Модели нижнего белья? Яркий румянец окрасил его щеки, и я поняла, что сказала. Прошмыгнула мимо него, коротко бросив Кисмет «На связи» и направилась в дальний конец приемного покоя. Фин догнал меня на полпути, его присутствие скорее чувствовалось, чем замечалось. Он все время двигался бесшумно — трюк, которым я одновременно восхищалась и ненавидела. Никто не кричал мне, чтобы я остановилась. Ни один из охранников, слоняющихся вокруг приемного покоя и его входа, не обратил на нас особого внимания. Вместо того чтобы свернуть к ряду лифтов, направилась прямиком к наружным дверям, горя желанием убраться к чертовой матери из больницы. — Где ты припарковался? — спросила я, как только шагнула на тротуар и солнце ударило мне в голову. Запах масла, смешанный с близким запахом реки, создавал тошнотворный контраст сладости и грязи. — Сюда, — Фин указал направление. Он повел меня мимо главного входа в больницу, к переулку, который тянулся между стеной больницы и ржавым железным забором, защищавшим пешеходов от отвесного двадцатифутового обрыва реки. Вдоль аллеи тянулись ряды общественных парковочных мест, большинство из которых было заполнено в полдень. Собачники, бегуны трусцой и парочки, вышедшие на прогулку в обеденный перерыв, заполняли весь тротуар вдоль реки. Мы придерживались более узкой тропинки, которая тянулась рядом с кирпичной стеной больницы — менее оживленная и более удобная для приватной беседы. — Ты решила, с чего начать? — спросил Фин. Я шла слева от него, на полшага позади, остро ощущая каждого человека в пределах видимости. — Гремлины помогали нам в прошлом, — ответила я. На полпути к нам из-за угла вывернул тощий мужчина, который вел массивную немецкую овчарку на цепном поводке. — Как думаешь, какая взятка будет справедливой за то, чтобы попросить их взломать внутреннюю систему полицейского управления? — Четырехъярусный свадебный торт? — предложил он. — Серьезно? Он повернул голову, открывая моему взгляду свой угловатый профиль. — Я пошутил, Эвангелина. — Эви. — Эви, — исправился он. — А что ты предлагала в прошлый раз? — Чизкейк с вишневой начинкой. — За услугу? — За стирание имени Чалис Фрост из системы и предоставление печатных копий, которые теперь смешаны с пеплом, оставшимся от квартиры Руфуса. — Хорошо, что мы успели все прочитать за один вечер, иначе мне чертовски не повезло бы узнать крайне важную информацию о её прошлом. Фин устремил взгляд прямо вперед. Сжал руки в кулаки. Я отметила его напряженную реакцию. Взрыв. Скопа, которую я видела пролетающей над зданием сразу после этого. Отстала от него на целый шаг, слишком близко к телу очень талантливого манипулятора. Мне не нужно спрашивать, он ли виновен в пожаре, в котором погибла Надя Станиславская, моя коллега-охотник, и серьезно пострадал Руфус. Не спрашивала, потому что знала. И больше не доверяла ему. Мужчина и его овчарка пересекли аллею за несколько ярдов до нас, сильное животное дернуло своего более слабого хозяина к женщине, идущей по какой-то странной траектории с собакой пятнисто-белого окраса, без хвоста. Я засмотрелась им вслед и уткнулась прямо в спину Фина. Почувствовала эту странную смесь силы и мягкости. — Извини, — быстро отступила назад. Он посмотрел на меня удивленно и махнул рукой в сторону припаркованной машины. Подержанная «хонда» последней модели, двухдверный хэтчбек. — Вот она. Я окинула взглядом выцветший синий кузов. — Итак, твоя тайная личность, это? Чувак, с трудом окончивший школу? Усмехнувшись, он покачал головой: — Ты бы поверила в скромного репортера? — Нет, — я сошла с тротуара и направилась к пассажирской двери. — Тебе придется залезть через эту сторону. Пассажирская дверь не работает. Насторожившись, я обернулась. Испытывающе посмотрела в его лицо. Он кротко глядел на меня. Никакого смущения из-за его дерьмовой тачки, никакого намека на то, что это способ заманить меня в ловушку в его машине для каких-то нечестивых целей, имеющихся у него. Просто знание того, что он констатировал факт. Дверь не открывалась. Слова «Ну и черт с этим» вертелись у меня на кончике языка. Мне не нравилась идея быть загнанной в угол, а именно это представляла собой заклинившая дверь. Ловушка. Однако мои возможности передвижения крайне ограничены. Сбить его с ног и угнать машину не самое лучшее решение; я не сомневалась, что Фин сможет выследить меня, с этими сумасшедшими ангельскими крыльями или без них. Кстати, мое растущее недоверие подразумевало одну вещь: пока он держится достаточно близко ко мне, я могу следить за его действиями в оба глаза. Больше никакого надувательства. — А окно открывается? — решила выяснить я. Он моргнул, потом кивнул: — Полностью. — Хорошо. Он достал ключи, отпер дверь и отступил назад. Я перелезла через сиденье и чуть не упала на пассажирское кресло. Оно стояло низко над полом, с потрескивающей синей кожаной обивкой и слегка пахло кедром. Приборная панель блестела, коврики на полу безупречно чистые, и в задней части машины полный порядок. Похоже, его склонность к аккуратности распространялась и на тачку, и на квартиры других людей. Фин скользнул на водительское место. Двигатель завелся, не издав ни единого треска. Пока выезжали с парковки, я проверила оконную ручку. Вниз на несколько дюймов, потом снова вверх. Если мой тест и беспокоил его, то он этого не показал. Фин свернул в переулок, затем снова повернул к главной дороге, ведущей прочь от больницы. Заживающая огнестрельная рана на моей руке начала нестерпимо чесаться. Потерла повязку, надеясь, что это не продлится долго. Мобильный телефон в заднем кармане не давал мне покоя. Я молила его зазвонить, чтобы узнать новости о Вайяте. Но этого не случилось. — Почему ты просто не сказала, что это старая фабрика Грэма? — спросил Фин. Я только хмыкнула. В первый раз я не обратила особого внимания на место и теперь изо всех сил старалась вспомнить, где именно в Мерси-Лоте мы найдем логово гремлинов. После десяти минут езды вверх и вниз по тем же трем улицам, мимо рядов работающих и закрытых промышленных объектов, наконец заметила знакомую фабрику. Фин повернул назад, подальше от улицы и её немногочисленного движения. Как только он вышел, передала ему три коробки с чизкейками (лучше перестраховаться, чем потом жалеть) и последовала за ним. На этот раз я взяла инициативу в свои руки и повела его вместе с выпечкой на ржавую, выцветшую фабрику. Из города — в замкнутое, защищенное общество. Как и прежде, сильный запах забродившего сахара ударил мне в нос на шестом этаже, вызвав слезы и зуд в носу. Фин зачихал, изо всех сил стараясь сдержаться, но звук все равно отдавался эхом на металлической лестнице. — Что это такое? — прошептал он. — Огромные чаны с мочой гремлинов. — Ты шутишь? — Хотелось бы. — Но не стала бы. Я видела их своими собственными глазами, окруженными тысячами гремлинов, снующих туда-сюда, ведущих свою короткую и бессмысленную жизнь, сгрудившихся вместе в темноте. Иногда они выходили, чтобы оказать услугу другим, добыть пищу для своих выводков или вообще посеять хаос в городе. На восьмом этаже мы остановились у укрепленной пожарной двери. Десятки крошечных ножек забегали по другую сторону, удаляясь. Я прижала ухо к металлу и прислушалась. Тишина. Отступила назад и несколько раз ударила открытой ладонью по двери. — Да будет благословен Балленджи! — закричала я, как и Вайят. Надеясь, что это снова сработает. Вместо шагов — снова тишина. Я повторила свое приветствие, на этот раз громче. Фин поморщился и перехватил коробки в руках. — Может быть, они бастуют, — выдвинул предположение он. Замок повернулся. На этот раз никто не убегал прочь. Потянула за щеколду и распахнула дверь. Вонь от резервуаров с мочой ударила, словно это твердый предмет, — густая, приторная и противная. Я вошла внутрь, желая, чтобы мой бурлящий желудок вел себя прилично, а лицо оставалось нейтральным. Никаких гримас, никакой рвоты. Фин не последовал за мной. На подиуме, возвышавшемся над сотнями картонных и газетных гнезд, разбросанных среди стальных производственных чанов, стоял все тот же желтокожий, с длиными висящими ушами и шишковатыми коленями древний гремлин, с которым мы имели дело раньше. По крайней мере, мне так показалось. Его раздутый живот низко свисал, в ушах и на макушке торчал пушистый мех зеленого цвета. В остром взгляде красных глазах читался намек на узнавание, когда он смотрел на меня, на Фина он смотрел с подозрение. — Опять услуга? — спросил гремлин, тоненький голосок которого идеально подходил к его двадцати дюймам роста. — Да, — подтвердила я. — И я принесла плату. Поманила пальцем Фина. Он вошел, сморщив нос и так плотно сжав губы, что они исчезли. На лбу и носу у него выступили капельки пота. Он присел на корточки, поставил коробки на пол и попятился к двери, ведущей на чуть менее вонючую лестничную клетку. Гремлин, казалось, ничего не замечал, не сводя глаз с коробок. Из уголков его клыкастого рта начала сочиться слюна. Я подняла первую крышку, чтобы показать шоколадный чизкейк, спрятанный внутри, и гремлин взвизгнул. Он захлопал когтистыми лапами, как обрадованный ребенок. — Все три за услугу, — пообещала я. — Какая? — спросил он. — Мне нужно, чтобы вы взломали внутреннюю сеть городского Департамента полиции и получили доступ к файлам всех, кто по званию старше дежурного сержанта. — Невозможно. Я моргнула: — Почему? — Не могу.