Говорит он Яге: «Погоди, не уваривай хлопцев, беги бабуся скорее отсюда, Илья Муромец едет покуда.» — Покуда это куда? — Едет Илья сюда, шеломом своим потряхивает, копьём булатным размахивает, говорит, что закинет ведьму на Луну иль отдаст медведям на жуткое поругание: на съедение и обгладание! Испугалась старушка: — Илюшенька едет, неужто? Да, да, богатырь наш ехал, за версту его слышно, брехал: — Один я на свете воин, (кто же с этим поспорит?) один я храбрец на свете! Эге-гей, могучий ветер, разнеси эту весть по свету, лучше Илюшеньки нету богатыря на вотчинах русских! Ветру вдруг стало грустно: — Не на пиру ты, Илья, в лесу бахвалишься зря. Ну кому это надо: лисам или полёвкам мышам? А товарищи твои в беде. Поспешай-ка к бабе Яге, та хочет сварить былинных: Василя Буслая с дружиной; закрыла она их в амбаре, скоро в печурку потянет. Натянул поводья Илья: — Да я, де, буду не я, ежели не подсоблю; скачи, Сивка, друже спасу! И калёной стрелой помчался! А кто б на пути ни встречался, сёк, рубил даже не глядя. Сколько ж калик прохожих погадил! Прискакал наш воин к избушке: ни разбойников там, ни старушки, лишь баня красна кипятится. Илья туда! Там свариться успели бы храбрецы, но Муромец опрокинул котлы и вытащил еле живых. Каждому дал под дых: — Не слушай нечисту силу, не ведись на слова красивы, эх, бесстыжие ваши рожи, а ну вставайте на ножки! Но дружинушка пала, сопела, не вставала. Оставил Илюша их тут, а сам поскакал покуда. И пока нечисть искал, забыл, покуда скакал?