по другому я одет, походно? — удивляется детина богатырска. — И от вони уж не дышит носопырка! Ой, не знал королевич, не ведал, что он «Дурак-театрал пообедал и с кафе идёт в свою театру», — так прохожие думали. Обратно захотелось в прошлое вояке, страшно ему стало, чуть не плакал. Машины, дома, вертолёты, ни изб, ни коней, ни пехоты, лишь одна бабуля рот раскрыла: — Чи Иван? А я тебя забыла! Плюнул богатырь и открестился. Белый свет в глазищах помутился, и пошёл в пекарню наш вояка: — Дайте хлебушка, хочу, однако. Удивились пекари, но хлеб подали, и как кони, в спину Бове ржали: — Эй артист, а где твоя театра? — Домой хочу, верни меня обратно, добрый хлебопёк, я заблудился. Там у нас леса, поля. Глумился монгол над бабами долго, на него я и шёл вдоль Волги. Не поверили хлопцы Бове: — Иди-ка ты, дружище, в чисто поле, там родноверы пляшут, реконструкторы саблями машут, ты от них, по ходу и отбился. Королевич с булочной простился, поклонился ей тридцать три раза. Пекари аж плюнули: «Зараза!» И пошёл богатырь в чисто поле, там с радостью приняли Бову, хоровод вокруг него водили, саблями махали, говорили: — Ты откуда такой былинный? Меч у тебя дюже длинный, да и не в меру острый, держи деревянный, будь проще! Поглядел богатырь на это дело, меч деревянный взял и всех уделал! Крутой горкой ратников сложил да дальше свой путь продолжил. — Странно как-то все, — подумал и меч булатен он вынул из ножен на всякий случай. А на небе сгущались тучи — «птицы» чёрные надвигались, королевичу в рупор кричали: «Без сопротивления, парень, руки за голову!» Вдарил богатырь бегом с этого места. Сколько бежал неизвестно, но подбежал к замшелой избушке, где жила не старая старушка. — Спрячь меня, бабка, скорее,