на эту страшную гору. — Так ты, казак, в бабку влюблённый? — ехидничает кобыла. — Да ладно тебе, забыли, — отбрёхивается богатырь, — дома поговорим. А гора Сорочинская далёко! Намяла кобыла боки, пока до неё доскакала, а как доскакала, так встала. Вход в пещеру скалой привален да замком стопудовым заварен. Нет, не проникнуть внутрь! Оставалось лишь лечь и уснуть, да ворочаясь, думать в дремоте: — К царю ехать, звать на подмогу дружину хоробрую, или кликать киевских добрых богатырей могучих? Бог выглянул из-за тучи: — Зови-ка, дружок, спасителя, от смертушки избавителя, старичка-лесовичка, тот поможет. Есть чека на вашу гору! «Ам сорри!» — хотел сказать богатырь, да английский снова забыл, а посему закричал: — Старика бы и я позвал, да как же его призовёшь, где лесничего найдёшь? — В лесу его и ищи, в болото Чёртово скачи! Поскакал богатырь в болото, хоть и было ему неохота. Доскакал, там тина и кочки, да водяного дочки русалки воду колготят, на дно спустить его хотят. Но Добрыня Никитич не промах, он в омут с головой не полезет, лесника зовёт. «Бредит!» — русалки в ответ хохочут. Зол богатырь, нет мочи! Ну, злиться мы можем долго, а река любимая Волга всё равно не станет болотом. Тут старичок выходит и говорит уже строго: — Опять нужен я на подмогу? — Внутри горы Забава заперта, гора замком аршинным подперта. — Ну что ж, — вздохнул лесовичок, — на этот случай приберёг я двух медведей-великанов,