то вред от них самый мелкий: всю траву да орехи сожрали — лес голый стоит, в печали. Вот в эти степи богатырь и въехал. На ветке ворон не брехал. В народ в селениях не баловался, а у моря сидел и каялся о том, что рыбу всю они повытягали, стало нечего есть. Выли теперь и старые времена поминали, о том как по морю гуляли киты могучие, да из-за тучи бог выглядывал робко. — БОГатырь? — Не, холоп тот! — Какой БОГатырь, как наши? — Наши то краше: деревенски мужики и сильны, да и умны! — Нет, тот повыше, чуть поболее крыши! — Врёшь, он как гора, я видел сам БОГАтыря! — Да за что вы БОГАтыря ругаете? Сами, поди, не знаете, шеломом он достаёт до солнца могучего, головой расшибает тучу за тучею, ногами стоит на обоих китах, а хвост третьего держит в руках! Вот на третьем то киту я с вами, братья и плыву! Тёрли, тёрли рыбаки свои шапки: «Мужики, уж больно мудрёно, то ли врёшь нескладёно. Наш кит, получается, самый большой? Почему же не виден БОГатырешка твой?» — Потому БОГатырь и не виден, народ его сильно обидел: сидят люди на китах, ловят рыбу всю подряд, а БОГатырю уже кушать нечего. Вот так с байками и предтечами сахалинцы у моря рыбачили и не ведали, и не бачили, как история начиналась другая про огромную рыбу-карась. Вот это про нас! Но как бы мужик ни баил, а Добрыня по небушку вдарил, и на остров-рыбу спустился. Народ в ужасе: «БОГ воротился!» — Да не бог я, а богатырь! — Вот мы о том и говорим. Хотим, БОГатырешка, рыбки, ведь мы сами хилы яки хлипки. Сколько б неводы наши ни бились, они лишь тиной умылись. Ты б пошёл, взлохматил море синее, к берегу рыбёшку и прибило бы. Вздохнул богатырь, но сделал