на старое, древнее кладбище. Там коней ваших спустят в ад, и пойдут на них скакать бабы Ёжки приятели черти. — Не видать лошадям смерти! Что там за сотоварищи? Мы им выколем глазищи. — Кыш, Хлыщ и Малыш ростом с гору. Я вам укажу дорогу. Разозлились богатырешки и вдогонку! Только пыль забилась под иконку у старичка-лесовичка, да и то не на века. * * * Волен мужик, не волен, а богатырь тем более. Бежит дружина (дрожит аж Инна), бабу Ягу проклинают, московских князей вспоминают недобрым словом: — Обяжут ль пловом? Дошли, наконец, до полянки, где разбойничье гульбище-пьянка: Кыш, Хлыщ и Малыш ростом с гору едят, пьют день который. Замочки с харчей богатырских скинули, с вином бочоночки выпили, и жуткие песни поют. — Погоди, не спеши, уснут, — Муромец тормозит дружину. — А спящих с земельки сдвинем и быстро опустим в ад. Час прошёл, и воры спят, лишь баба Яга у костра сидит, сторожит сама. Но с бабой проклятой тягаться — каково это, знают братцы. Тут кот-коточек, котофей вдруг прыгнул к бабке: «Мне налей, хозяйка, чарочку вина; сбежал я от богатыря, устал, замучился совсем, он бил меня, налей скорей!» — Черныш нашёлся! — бабка плачет. — Иди скорей ко мне, мой мальчик, (а сама совсем уж пьяна) попей, лохматушка, дурмана, — и чарку подносит коту. Лакает кот, плюёт в еду какой-то слюной нехорошей. Яга ест вместе с ним: «Ох сложно тягаться с духом мужицким! Напущу на них чёрта побиться», — вымолвила ведьма, уснула. Фыркнула кошка и дунула обратно к своей дружине: — Берите воров, былинные!