― А ещё угостишь вареньем? Колька задумался, словно соображая, как можно слизывать варенье со страниц книжки. ― А ты что, и варенье ещё на книжку пролил? ― изумлённо спросил Колька. ― Ой, не могу! Насмешил ты меня. В банке-то и было варенья почти на донышке. Захочешь пролить и не прольёшь! Пока рукой лазил в банку, весь измазался. Последние слова прозвучали так, что Кольке стало жалко Бориса. ― Ладно, так и быть, угощу! Только по правде пообещай ответить на два моих вопроса! Как только речь зашла о варенье, Борька сразу отложил книжку, свесил ноги с дивана и внимательно посмотрел на Кольку. ― А без вопросов, просто так, не угостишь баночкой варенья? ― с умильным взглядом произнёс Берка. ― Мы вдвоём можем её одолеть. ― У тебя же сегодня не день рождения. Борька смутился и опять уставился в книжку. Потом ребята посмотрели друг на друга. У Берки был такой смешной вид, что теперь он был готов ответить не только на два вопроса, подумалось Кольке, а на целую дюжину. ― Ладно, так и быть! ― Ах, какой я счастливый, ― произнёс радостный Берка, ― и задрыгал ногами так, как будто он стартовал на велосипеде по неровной дороге. Колька перевёл дух, не зная, с какого вопроса начать. ― Доставай сначала варенье, ― сказал Берка. Колька подставил стул и полез в шкаф, где хранились припасы с огорода, заготовленные руками матери. В шкафу был полумрак, и он наугад взял маленькую баночку, стоящую у самого края. Подразнив Берку баночкой, он сел на стул напротив и прижал баночку коленями между ног. ― Знаешь, ― сказал Колька, ― эта баночка на двоих, ― ты же сам сказал, что мы вдвоём её одолеем. ― А я же не про такую маленькую баночку говорил. До этого я в банку рукой лазил. А в эту можно только пальцем залезть. Я надеюсь, что это будет не последняя у нас с тобой баночка? ― Это будет видно, насколько честно ответишь. ― Тогда валяй свои вопросы, — сказал Берка и, подвинувшись на край дивана, приготовился слушать. Уши у Берки, словно лопухи перед грозой, зашевелились, а потом повисли, словно в них неожиданно ударила молния. ― Вот послушай, мне интересно насчёт твоего чтения: ты и вправду все строчки читаешь? ― Тысячу чертей и ни одним меньше, ― ответил Берка. ― Я же не про чертей спросил тебя, а про строчки! Знаешь, что я думаю? Мне кажется, ты делаешь вид, что читаешь. А сам уплетаешь на дармовщину булки с вареньем. Тут уж Берку всерьёз задели Колькины слова. ― Не веришь ― не надо! Уж больно мне сдалось твоё варенье! Колька на мгновенье задумался над словами Борьки, ещё раз потрогал баночку, потом сказал: ― Ладно, так и быть, поверю! Только я проверю твои способности на другой книжке! Он соскочил со стула, выбежал из комнаты и через минуту вернулся снова, держа в руках книжку в сером переплёте с арабской вязью. Книга называлась «Тысяча и одна ночь». ― Такую книжку ты уж точно не читал! Она случайно в доме оказалась. ― Что, на иностранном языке? ― Не беспокойся, мать сказала, что перевод с арабского. ― А ты ещё толще не мог выбрать? Я что, за маленькую баночку варенья тебе должен всю книгу, ещё и с переводом, про тысячу и одну ночь прочитать? ― Ты же сам упомянул о тысяче чертей и ни одним меньше. А в книге как раз тысяча ночей и ещё одна. Давай для проверки хотя бы про одну последнюю ночь прочитай, ― и Колька протянул Берке книгу. ― Давай! Читай на скорость и перескажи. Берка повертел в руках книжку. Открыл последний рассказ о тысяче первой ночи. Пробежал глазами по тексту и захлопнул книжку. ― Без варенья неинтересно читать! Здесь рассказ про восточные сладости, кунафу для Фатимы, ― печально сказал Берка и облизнулся. ― Что мне читать про их сладости, по мне так и варенье сойдёт. Давай лучше откроем баночку! Берка взял в руки свою недочитанную книжку и опять завалился на диван. Колька в три прыжка очутился на кухне и стал быстрыми и ловкими движениями расправляться с банкой, пытаясь откупорить металлическую крышку. Крышка сдёрнулась с места, издав громкий хлопок. В нос Кольке ударил аромат, совсем непохожий на запах варенья. Колька смутился. Он прильнул к банке, стараясь разглядеть, что у неё внутри. Розовый помидорный цвет не походил на варенье и напоминал какую-то острую приправу, приготовленную матерью. «Как я не разглядел, ― с досадой подумал Колька. ― Что, теперь вместо варенья вдвоём услаждаться придётся этой горечью?». Он сунул палец в банку и попробовал на язык. Язык защипало, как от прикосновения батарейки от карманного фонарика, лицо передёрнулось, будто бы ударило его током от домашней розетки. И тут сразу Кольке пришла в голову мысль разыграть Берку: «Нет уж, угощу лучше таким «вареньем» Берку. Вот будет здорово!». Взял четвертинку батона и намазал её толстым слоем жгучей приправы, на вид похожей на вишнёвое варенье. Колька с улыбкой подумал: «Увлёкшись чтением, Берка запросто может запустить в рот эту гадость». С этой мыслью он, как нашкодивший ученик, на кончиках пальцев ног бесшумно отправился в комнату с четвертинкой батона в руке. Берка, бросив мимолётный взгляд на него, не отрываясь от чтения, произнёс: ― Почему крадёшься, как мышь? И вид какой-то у тебя странный. Не слопал ли без меня банку варенья? ― Да нет, что ты… — нерешительно ответил Колька, еле сдерживая смех. ― О тебе позаботился, почти всю банку на булку вымазал. Самому только на донышке осталось. И он протянул Борьке толстым слоем намазанный кусок булки. Берка, не отрываясь от книжки, не глядя, протянул руку и сразу запустил булку в рот. Неожиданно его лицо изобразило гримасу, словно он оказался в объятиях африканского удава. ― Тысяча чертей! Это чем ты меня угостил?! Дрянь настоящая, ― раскрыв рот, словно карась, выброшенный из воды на берег, тяжело дыша, произнёс он. Откушенный кусок булки вылетел изо рта Берки на пол, как лягушка, спасаясь от прожорливой пасти удава. Оставшуюся часть булки он держал онемевшей рукой и соображал, что с ней теперь делать. Немного подумав, пробормотал: ― Не выбрасывать же хлеб. Жалко. Давай разделим пополам, мне твой бутерброд вроде уже понравился. Представим, что это варенье с горчинкой. И, разломив булку на двоих, усевшись на диване, они, смеясь, стали уплетать необычное Колькино «кунафе», поочерёдно раскрывая рты, как желторотые птенцы, освежая дыхание от жгучего перчика. Колька посмотрел на стену, на которой висел барельеф головы лошади из лепнины. Барельеф походил на настоящих пожарных лошадей, запряжённых двойками, которых он видел мчащихся на пожар. Голова лошади на барельефе была того же цвета, как и у пожарных, тёмно-коричневая. Тут Колька вспомнил, что однажды он уже видел кареты пожарных, мчащихся на пожар. У лошадей от быстрого бега развевались гривы, а шеи, склонённые к земле, круто выворачивались в стороны. Лошади, громко хрипя и фыркая, тяжело дышали, и у краешков рта вздувалась густая белая пена, словно морской бриз обдавал диковинную раковину седой волной. Сидящий на конке пожарный-возчик, расставив по сторонам руки, с трудом удерживал вожжами коренного, рвущегося вперёд, задирая высоко вверх ноги с блестевшими копытами. Со скрипом, надрывно звеня колокольчиками, прогромыхали телеги. «Топ… топ… топ», ― глухо раздавалось топанье копыт на пыльной и набитой колеями дороге. Подвод было две. Одна с бочкой из дерева с водой, вёдрами и лопатами, а на второй — двуручный насос с катушкой для шлангов, похожий на большой оркестровый барабан. Пожарные восседали на телегах с вытянутыми лицами, в сияющих медью касках, словно музыканты в оркестровой яме, готовые исполнить сюиту «Укрощение огня». Они были одеты в одинаковые одежды песочного цвета. Кольке страсть как захотелось узнать, куда так быстро мчатся пожарные. Он живо сорвался с места и во весь дух припустил бежать по тротуару, стараясь не отставать, то и дело подтягивая на ходу сползавшие штанины. На шум несущихся лошадей и звон колокольчиков из ворот, прямо под ноги Кольки, выскочил одуревший от непривычных звуков пёс Шарик, а за ним выбежал строптивый старичок ― дед «Характер», притоптывая ногами, поднимая пыль и размахивая метлой в руках. ― Держи его, хулигана! Лови! ― весело закричал он. Предательница ― хлипкая доска тротуара ― прогнулась, и Колька, ногами запутавшись о собственную штанину, растянулся на тротуаре. Запах прелой земли, поднявшийся из-под прогнивших досок старого тротуара, ударил ему в нос. Колька громко чихнул. Видя такое дело, пёс Шарик, потеряв с испугу голос, юзом притормозил, подняв облако пыли, и, присев на задние лапы, завертел головой, понимая неразумность своего поступка. ― Чего твоя морда собачья уставилась, ― с досадой проронил Колька. ― Из-за тебя я не успел за пожарными. Колька поднялся с земли и огляделся по сторонам. Увлёкшись погоней за пожарными, он вдруг ощутил с дуновением лёгкого ветерка сладкий яблоневый запах, который доносился из соседского сада. Он вдохнул струйки свежего аромата вместе с поднятой Шариком пылью. Колька улыбнулся и бросил взгляд на щербатые заборы и кусты с распушившимися бутонами сирени в палисадниках, которые отбрасывали свои бледные тени на тротуар. А там, где-то у поворота, ещё раз громыхнув на кочках телегами и позванивая колокольчиками, скрылись пожарные подводы. Отвлёкшись от воспоминаний, Колька вдруг посмотрел на Берку как раз в тот момент, когда он засылал в рот оставшийся кусок бутерброда с намазанным «перчиком». ― Я забыл спросить тебя, ― сказал вдруг Колька, ― ты правда, Берка, мечтаешь стать пожарным? ― Школу надо сначала окончить. А там видно будет. Может, в аграрный подамся. А пожарным тоже неплохо. ― Ты знаешь, Берка, сейчас вместо лошадиных подвод с бочками с водой уже появились автомашины, ― заявил с гордостью Колька. ― Сам видел, только издалека. И в городе уже ходят паровые машины. А вот посмотреть на настоящую пожарную машину тоже очень хочется. Может, сходим? Пожарная часть тут недалеко от нас, почти на берегу реки Туры. Берка от этой идеи пришёл в такой восторг, что тут же отбросил книжку. Колька знал это место, потому что он не раз ходил с отцом, посещая по воскресеньям круглую «ленинскую» баню, недалеко от которой находилась пожарная часть. ― А говорят, что ещё и пожарный поезд, и пожарные катера есть, ― гордо сказал Колька.