― Слушай, а может, Пыхтоша в его доме завёлся, ― произнёс с улыбкой Колька. ― Какой ещё Пыхтоша? ― Ну, тот, внучок домового, который ему во сне нашёптывал странные звуки. ― Он же про водяного рассказывал! ― Про водяного… может, ему всё это приснилось. Похоже, Гришка — чудак, наверное, решил развести нас. Гришкины бредни до конца дня не давали Кольке покоя. Надо же было такое рассказать! Он и вправду поверил про ночной разговор и странный шёпот на пруду. А тут ещё Кольке припомнился один случай, который произошёл с ним, правда, дело было зимой. Зимой рано темнеет. Родители ещё с работы не успели вернуться, как день уже незаметно погрузился в вечерние сумерки, да так быстро, что улица стала серой ― дома и деревья, укрытые снежным покрывалом, незаметно растворились в пелене сгустившихся сумерек. От одиночества и духоты в доме Колька как-то устал, и к тому же ему захотелось просто подремать. Монотонное завывание ветра за окном, скрип ставней да стук калитки убаюкивали и расслабили окончательно Кольку. Под звуки этой мелодии и звенящей тишины в доме Колька незаметно закрыл глаза и провалился в сон. Сон был необычный, странно-загадочный. Как будто очутился он в зимнем глухом лесу. И рядом никого, ни одной живой души. Один среди снежного царства. Только сосны да мохнатые ели, укрытые снежным покрывалом, и вьюга метёт так, что в нескольких шагах впереди ничего не видно. Да так крутит пурга, словно снежная карусель в глазах мерещится. А в центре этой «вертушки» за снежной пеленой ― в белом одеянии старуха с метлой. И тоже крутит метлой, что ни зги не видно. Ни тропинок, ни дорог. Кругом глубокие снега. Сама она улыбается и так ласково приглашает прогуляться по зимнему лесу. «А мне на что её приглашение?» ― подумалось Кольке. Только одна мысль в голове и крутится, как из леса быстрей выбраться. Хочет обратную дорогу разыскать, а ноги не слушаются, увязли в снегу, стали какими-то ватными и никак с места сдвинуться не могут. Уже и снега по колено намело, а старуха всё метлой крутит да крутит. Того и гляди занесёт всего, да и замерзнуть можно. Деревья от мороза потрескивают. На помощь пытался позвать, так и звук издать невозможно. Рот хоть раскрывается, а звука произнести нет мочи. Похоже, спёкся, окончательно в плен попал, в царство окаянной снежной колдуньи. Стал с усилием ноги из снега вытаскивать. Ноги дергает, а валенки словно к земле примёрзли. Не хотят вызволяться из снежного плена. Еле из валенок ноги вытащил. Стоит босыми ногами среди сугробов, а мороза не чувствует и думает, как теперь без валенок по сугробам до дома добежать. Да и дороги не видно. Совсем окочуриться можно. Снег залепил глаза, и стало ничего не видать. Через силу пришлось приоткрыть один глаз, рукой протёр его, а за ним второй. Потом сильно зажмурился и открыл зараз оба глаза. Снежная пелена вроде пропала, а в комнате тишина и гробовая темнота. Только ходики часов на стене тикают. Страх накатил. Не помнит Колька, как соскочил с кровати и с ходу запрыгнул в валенки, стоящие у печи, даже и не сообразил, как они в доме вперёд него оказались. Накинул шапку и телогрейку и бегом на улицу, за ворота. На улице вроде тихо, ветра нет, и метель не метёт. В окнах домов уже свет загорелся. И как-то на душе спокойней стало. А тут и отец показался, возвращаясь с работы. «Ладно, ― подумал Колька, ― пронесло. Хорошо, что не поддался на уговоры Снежной Колдуньи! А так неизвестно куда бы увела. Сейчас бы и не узнал и Гришкиной байки про водяного или как там его ― Пыхтошу, ну того, кто на ухо ему сонному нашёптывал, что весна на пороге». Глава третья Школьный субботник С зимой как-то незаметно распрощались. Утро нового дня было ясное, безоблачное. Выпал свободный от учёбы день. Если бы не эта генеральная уборка в школе, можно было подольше поваляться в постели. Мать с утра хлопотала на кухне. По дому разносился запах выпечки. «Наверное, к празднику приурочена стряпня», ― подумалось Кольке и, отбросив в сторону одеяло, он, словно кузнечик, выпрыгнул из кровати. Проводить время в постели, когда с утра уже высоко поднялся и разгорелся солнечный диск, не лучшее занятие. С вечера заброшенный в угол портфель мирно покоился на полу. ― Отдыхай, братец, не буду тебя сегодня ворошить, ― посмотрев в его сторону, с улыбкой произнёс Колька. ― У тебя сегодня не жизнь, а малина. А у меня ― субботник в школе и другие планы с ребятами. Одним словом, я помчался. И, ухватив со стола пару испечённых булочек, Колька выбежал со двора, на ходу распихивая по карманам обжигавшие руки горячие булочки. Добежав до оврага, Колька остановился, всматриваясь вдаль, по другую сторону оврага, залитую солнечным светом, школьных друзей было не видно. Стоя на берегу оврага, Колька некоторое время поразмышлял, сразу спускаться с откоса по тропинке на другую сторону или дождаться, пока не появится кто-нибудь из ребят. Из глубины оврага тянуло прелостью прошлогодних трав, мусорных куч из слежавшихся листьев и веток, согретых лучами солнца. Пожухлая трава, словно кем-то прилизанная, удивительно ровными рядами лежала на склонах оврага, и сквозь едва заметные в ней промежутки пробивались жёлтые цветы одуванчиков. Они прямо заглядывали в Колькины глаза, и казалось, что их солнечный взгляд пытался ему о чём-то поведать. Может, это о том, о чём он и сам не догадывался в эти минуты. Потом Колька опустил свой взгляд ещё ниже, почти до самой седловины оврага, где среди вороха прошлогоднего сухостоя он заметил кусты буйно растущей молодой крапивы. Они первыми спешили украсить своей зеленью неухоженный весенний овраг. Узколистая жгучая татарская крапива, так её называли ребята, и широколистная, с тёмно-зелёными листьями, не обжигающая, приветливая ― русская, сразу напомнили Кольке о её полезности в ранней спелости, когда только появляется первая зелень. С глубины оврага доносилось нежное щебетание: фити-фити-фью-у. Это за накренившимся у обрыва забором разносилась расплывчатая мелодичная щеголиная трель. У всякой птицы по весне свой голосок. Дворовый скворец только под вечер затягивает свою песню, а с утра он трудится, как на субботнике, обустраивая гнездо в стареньком, выгоревшем от солнца скворечнике. Скворец то и дело слетал со скворечника, опускаясь на склон и добывая там корм. «Похоже, на яйцах уже сидят. Надо ждать нового поколения», ― думалось Кольке. Тут ему вспомнилось, что за оврагом в городке Тюменского военного училища простирается огромное поле, поросшее цветущими травами с настоящими учебными окопами, вырытыми в земле и скрытыми густой травой, где они однажды с ребятами в траве обнаружили гнездовья полевых птиц: трясогузок и жаворонков. А по соседству на отвесных труднодоступных склонах оврага всегда гнездились быстрокрылые стрижи. «Вот куда надо смотаться в эти дни, ― подумал Колька. ― А сегодня неплохо было бы взглянуть и на весенний ледоход, половодье на Туре. Наверное, лёд уже вовсю идёт. Не пропустить бы это природное явление!». Затем Колька перевёл взгляд на дорогу и заметил, что там уже появились ребята, которые ленивой походкой тянулись к школе. Присев на корточки, Колька решил не спускаться по тропке, как обычно, а скатиться по склону, поросшему травой. Не замечая, как он съезжает, Колька старался на ходу срывать желтоголовые шляпки одуванчиков. Получалось это у него машинально, просто так. У изгиба подножья, испугавшись ужалиться крапивой, он осторожно обогнул молодые кусты и, поднявшись в полный рост, стремглав взбежал по узкой тропинке на противоположную сторону оврага. Прихваченная из дома снедь раздувала карманы Колькиных брюк, и от этого вид у него был нелепый. Выбравшись из оврага, Колька заметил друга Валерку, выбежавшего из-за угла и направившегося в сторону школы. Колька свистнул. Свист получился негромкий и глухой: он как будто растворился в густом, ещё непрогретом весеннем воздухе. Тогда Колька припустил бежать со всех ног, стараясь нагнать этот свист. Запыхавшись от быстрого бега, с растопыренными карманами от булочек, он выдохнул: ― Ну вот, наконец, догнал тебя! Ты что, не услышал мой свист? Валерка удивлённо посмотрел на пыхтящего Кольку и сразу обратил внимание на его оттопыренные карманы: ― Что это у тебя в карманах? Опять насобирал в овраге всякой ерунды? ― Не ерунда это! Хочешь, покажу? И он достал из кармана ещё тёплую, слегка помятую булочку. От неё шёл запах вкусно пахнущего хлеба, как будто её достали не из кармана, а только что из печи. «Неужели яркое солнце помогло сохранить тепло печи и заботливых материнских рук», ― подумал Колька. ― Угощайся! ― и, разломив булочку на две части, протянул половинку Валерке. Весёлые и радостные от встречи, друзья за разговорами не заметили, как оказались во дворе школы. В глубине школьного двора у покосившегося сарая уже толпились ученики четвёртых классов. Похоже, там раздавали инвентарь для уборки школьного двора и небольшого пришкольного сада, разместившегося сбоку у школы, поросшего в основном вишнёвыми кустами. ― Бежим быстрее, Валерка, за инструментом, пока весь не разобрали, ― предложил Колька, ― а то придётся стать поломойками в бригаде с нашим «санитарным активом». И они, смеясь, счастливые, размахивая руками, припустили через двор среди стоящих сосен и лиственниц, не обращая внимания на усыпанную высохшими шишками землю с торчащими из них по сторонам крылышками, походившими на вытянутые шарики. Шум и треск лопающихся чешуйчатых пластинок под ногами напоминал роликовые коньки, на которых было так забавно перекатываться с хрустящим звуком. Однако Валерка не рассчитал такого коварства передвижения, раскатился и, еле удерживая равновесие, растопырив по сторонам руки, стал балансировать, словно демонстрируя перед ребятами танец гопак. Смех ребят и неловкость положения не смутили Валерку. Он ловко развернулся вокруг собственной оси, изобразил движениями ног что-то похожее на кордебалет и пристроился к группе ребят, при этом исполнил низко поклонный реверанс. ― Ну, ты настоящий артист! ― оценил Колька. ― Тебе только и выступать на импровизированной городищенской сцене. ― Придумал! Ты даже не представляешь, как мне было трудно удержаться, чтобы не присесть задницей на эти шишки. Иначе я бы походил на ёжика с иголками. Из рук завхоза Колька успел ухватить грабли и, развернувшись лицом к Валерке, под смех ребят торжественно произнёс: ― Это тебе за лучшее исполнение произвольной программы! И передал ему грабли с новеньким берёзовым черенком, такой необходимый на субботнике инструмент. Школьный двор, не смотря на запущенность после долгой зимы, в этот ясный солнечный день стал приобретать привлекательный вид. Работа спорилась. Из распахнутых школьных окон доносились звенящие голоса и звонкий смех ребят. ― А не сбегать ли нам и посмотреть, чем же там заняты Васька Веснушкин с Гришей Болтушкиным? Наверное, опять про водяного Гришка байки рассказывает. В классе Васька и Гришка тем временем на пару осваивали новые технологии по мытью полов. Гришка услужливо передвигал парты, а Васька со шваброй в руках и привязанной к ноге тряпкой надраивал полы. Расплескав воду по полу, он одним движением швабры разгонял её, а ногой с тряпкой, словно танцуя чарльстон, следом пытался протереть сверкающие разводы. ― Что это он придумал? ― удивлённо спросил Валерка, появившись в дверях класса. ― Что-то навроде уборочной машины. Похож на Мойдодыра! Гришка ловко запрыгнул на парту, дожидаясь, когда «полотёр» Васька докончит танцевальный элемент со шваброй. ― На пруд нет у вас желания сбегать? Охота водяного послушать, ― улыбаясь, произнёс Колька. ― Да потоп уже лёд! Не видно его! ― Так быстро? ― А что, прикажите ему на солнце, что ли, плавиться? Вот лёд и занырнул глубже в воду. А может, водяной на лето про запас льдом запасся. Похоже, нынче лето жарким будет. ― Откуда ты знаешь? ― Да бабки говорят: весной паутины много ― на жаркое лето. Да и сам я заметил, что в сарае паук паутину развесил по углам. В прошлое лето он в меховой муфте квартировал, страсть, как он нас тогда напугал. С Вовкой и Толиком с нашей улицы пришлось его лишить жилища. Из муфты жёсточку сделали, такая игра. Чтобы в неё играть, нужно иметь гибкие ноги, примерно как у Васьки-полотёра, а лучше косолапые, как у Гришки. Потом жёстку в сарай забросил. Если в сарае как следует пошугать, то жёстку можно отыскать. А с пауком мы, кажись, подружились. Вроде он и не в обиде на нас. Другое жилище себе нашёл и трудится с утра до вечера как ни в чём не бывало. Развесил узорчатую паутину. Так что жди, точно лето жарким будет. ― А может, мы смотаемся после субботника на речку? Хочется ледоход посмотреть на Туре. Только давай, Валерка, взглянем, есть ли ещё лёд на школьном пруду, а то Гришка развёл нас в прошлый раз! Вместо Пыхтоши про водяного наплёл. Я-то мигом с лестницы могу разглядеть пруд и насчёт льда выяснить. Лестницу Колька приметил у корпуса школы, со стороны сада. Колька тайком от ребят через сад пробрался к зданию школы, где стояла деревянная лестница. Она хоть и была стара, но Колька не побоялся забраться по ней. Лестница скрипела, кряхтела, словно ей не нравилось, что на неё, постаревшую и отслужившую свой срок, кто-то решил взобраться. Ступеньки предательски прогибались, взбираться приходилось с осторожностью. «Мало ли что ей вздумается, возьмёт в сердцах и отчебучит что-нибудь, ― опасался он про себя, ― взбрыкнёт, подставит подножку, и тогда пиши пропало, не видать тебе пруда и водяного, а чего доброго, и шею свихнуть не составит труда. Не раз так случалось. Правда, сейчас высота небольшая, всего-то пятнадцать ступенек. Вот когда с ребятами пришлось лазить на деповское здание, там лестница металлическая вертикальная была, прямо к стене крепилась, и ступеней было в пять раз больше. Если смотреть вниз, то казалось, что под тобой обрыв, и от страха руки-ноги становились ватными и непослушными и отказывались взбираться выше. А сейчас на школьной ― деревянной ― лестнице проще, к тому же она наклонная. Прижался к ней животиком и ползи, как гусеница, вверх. Успевай только ноги переставлять». На самом конце лестницы Колька развернулся полубоком, чтобы осмотреть пруд, но взгляд его скользнул сверху вниз, под свои ноги. Под лестницей, задрав голову, стоял школьный завхоз Захарыч и наблюдал за восхождением Кольки. ― Какая неожиданность! Ну что, альпинист, решил шишек набить? Так сосна растёт с шишками на поляне, ты малость промахнулся. Давай лезь обратно, пока цел! ― Степан Захарыч! Я только на минутку, мне разведать лёд на пруду надо! Захарыч пригляделся внимательно к Кольке. Вроде на самом деле дурных намерений у альпиниста нет и, придерживая рукой, лестницу, сказал: ― Шугай вниз, страховать буду. Напоследок Колька ещё раз посмотрел на пруд в надежде обнаружить лёд. Но его взгляд уловил только отражённый отблеск воды. Льдин как не бывало. ― Вот дела! ― всполошился Колька. ― Надо успеть сбегать на реку! На Туру после окончания субботника решили отправиться втроём: Валерка, Васька и Колька. Ребята решили остановиться на высоком берегу у старого, доживавшего свой век деревянного моста. На реке ― раздолье! От неё веет прохладой. Река с плотно прижавшимися друг к другу льдинами словно дышит, опуская и поднимая лёд. Друзья смотрели и слушали, как льдины слишком строптивого норова пытались проскочить замешкавшегося соседа, налетали друг на друга, с треском ломали бесформенные края и с приглушённым шумом продолжали своё движение, подчиняясь непокорному характеру реки. Льдины, прижимаясь друг к другу, неторопливо проплывали мимо, используя последнюю возможность насладиться речными просторами и широтой, пока река не достигла своей бурной стремнины. Льдинам нужно было теперь не переоценить свои силы перед неотвратимой возможностью раствориться в воде для непрерывного существования в природном круговороте. С возвышенности, расположенной ближе к мужскому монастырю, посередине реки были хорошо видны деревянные ледорубы. Они стояли выше по течению перед деревянными опорами моста и походили на спинные плавники крупной акулы. Им предстояло встречать надвигающиеся льдины и безжалостно разламывать их, оберегая мост. За рекой простиралось поселение с незамысловатыми избами, почти прижавшимися друг к другу. Избы были слепленные в одно время из одного и того же нехитрого древесного материала. Только церквушка с колокольней, овчинно-меховая фабрика и фанерный комбинат с дымящей трубой вносили разнообразие в незамысловатый зареченский пейзаж. Река ещё не разлилась в полную силу, но уже начала завоёвывать прибрежный золотистый песчаный берег, на котором ребятам не однажды приходилось загорать и удить рыбу. Золотисто-серые песчаные берега будут ещё долго находиться под водой, и нескоро ещё им, обновлённым и отмытым быстрым течением, предстоит предстать во всей своей красе. Вода своё дело знает: отмоет кого захочет. ― А тебе не слабо, Колян, вот так просто поплыть на льдине? ― вдруг спросил Валерка. ― Слабо! Это тебе не на пруду колобродить с шестом. Здесь течение. Не устоять! Вон, как крутит водоворот! Лучше дождаться лета да и на рыбалку сгонять. Летом баржа недалеко от моста стояла, ― и Колька показал рукой то место, где однажды ему улыбнулась удача. ― На том месте я карыша словил, молодую стерлядку, ― гордо сказал Колька и отмерил руками расстояние с размером в батон. ― Потом мне все ребята завидовали!