– Ага. Не зная броду… – Что? – Извини. Мне показалось, мы обмениваемся клише. Некоторое время оба молчали, потом Кэм сказал: – Как теперь выглядит гостиная? Гвен покачала головой. – Не очень хорошо. – Она показала окрашенную стену. Фиолетовое превратилось в серое, но проступало местами, придавая комнате непристойный вид. – По-моему, тебе нужна еще одна покраска. – Или огнемет. Но, по крайней мере, в гостиной не так плохо, как в столовой. – Так плохо? – Посмотри сам. – Гвен открыла дверь, дав Кэму возможность полюбоваться жуткими обоями и потолком в трещинах. – Руби говорит, это небезопасно. – Нет. Это только штукатурка. Все в порядке. – Он огляделся. – А вот обои… они психотические. Они чокнулись и выпили. Выпил – и все кажется поправимым. Конечно, раньше, когда рядом был Кэм, алкоголь всегда вел к одному и тому же. Но с ним так было всегда… даже без алкоголя. Гвен выпила еще, в желудке потеплело, и тепло, растекаясь по телу, вступило в схватку с холодом и сыростью столовой. – Извини, я тогда не попрощалась. – Слова выскочили раньше, чем она успела остановиться. Кэм замер. – Не смогла. – Гвен не отрывала глаз от покачивающейся в стакане жидкости. – Если бы я увидела тебя или поговорила с тобой, то не смогла бы уехать, а я тогда думала, что должна уехать во что бы то ни стало. Она услышала какой-то шорох, и в следующий момент Кэм уже был рядом. По коже побежали мурашки, а через разделявшее их пространство проскочил – по крайней мере, ей так показалось – электрический разряд. Она застыла, не дыша, мысленно умоляя его придвинуться, обнять, сказать эй, малыш, как бывало когда-то. Он откашлялся. – Я пытался тебя найти. Уже после того, как ты уехала. Разговаривал с твоей матерью, но она не пожелала помочь. Гвен могла представить, как это было. В то время они с Глорией ругались едва ли не каждый день. Возможно, Глория боялась, что Кэм приведет ее домой. – Твоя сестра сказала, что не знает, где ты. – Так оно и было. – Как ты смогла? – Кэм по-прежнему не смотрел на нее. – Взяла и бросила всех. Не только меня – всю свою семью, всю свою жизнь. Ты не скучала по ней? – Нет, – соврала Гвен. Они стояли рядом, почти касаясь друг друга, потягивая вино и глядя на переплетающиеся цветы и лозы. Еще через пару глотков Гвен начала видеть в узорах фигуры. Сплетающиеся фигуры. Она отступила от Кэма и вышла из комнаты. – Давай сядем. На кухне было лучше. Светло, чисто и никаких порнографических обоев. Они сели за стол, и Гвен открыла жестянку с печеньем. Кэм поморщился. – Только не с выпивкой. – Здесь темный фруктовый кекс. Бренди в нем столько, что можно утопить корабль. Он взял слайс кекса, откусил немножко, а Гвен поймала себя на том, что, позабыв обо всем на свете, не сводит глаз с его рта. Кэм проглотил, и она едва удержалась, чтобы не наклониться и понюхать его шею. Господи. Он отодвинул кекс и приложился к стакану. – Почему ты решила, что тебе надо уехать? Мне казалось, все было хорошо… – Кэм не договорил. Покачал головой. – Впрочем, забудь, что спрашивал. Не знаю и знать не хочу. Теперь все в прошлом. Прежде чем Гвен успела как-то отреагировать на такое заявление, он добавил: – Что ж, расскажи-ка, чем ты занималась эти тринадцать лет. Гвен даже моргнула от неожиданности. Хотя… Ладно. – Ну же. – Кэм наклонился вперед. – Мне интересно. Правда. Он не хмурился, не изображал равнодушие и, наверно, впервые за последние дни показался ей искренним. Гвен сделала еще глоток и заговорила о своей работе. Рассказала о «Любопытных мелочах», о том, как начала с продажи собственных творений, как потом, занявшись поиском винтажных миниатюр для настенных витрин, стала выискивать другие клевые вещицы и выставлять их для продажи. – Часто я просто дурачилась, убивала время, думая о том, что хочу сделать со своей жизнью, а потом, совершенно неожиданно, увидела тот шелковый платок. Глаза у Кэма слегка осоловели. – Глазам не поверила. Это была такая красота. Шарф. Прекрасный шарф. Тот парень, наглец, повесил его у себя в палатке на ярмарке антиквариата в Питерборо. Он, конечно, знал, что это «Миссони», и цену назначил соответствующую, но я, едва только прикоснулась к нему, поняла – он последний из этой серии. – Ты это поняла? Как? – нахмурился Кэм. Этот момент триумфа Гвен переживала не в первый раз, но волновалась почти так же, как тогда, и не обращала внимания на мелочи. – На меня как будто накатило. Я купила его и выложила у себя. Продала и получила в десять раз больше, чем потратила. – То был один из редких случаев, когда семейная интуиция Харперов оказалась не столько проклятием, сколько благословением. – Ух ты. – Кэм выпрямился, и в его глазах отразился неподдельный интерес. – Так на этой… – он сделал неопределенный жест рукой, – ерунде действительно можно заработать? – Для тебя это, может быть, ерунда, но мне нравится. Кому-то неприятна сама идея секонд-хенда, но мне интересна история, меня привлекает сам процесс поиска, охоты. Каждая уникальная вещь намного интереснее унылой массовой продукции, того барахла, что все покупают в «Арго». – Я в «Арго» не покупаю. – Не ты. Ты богатый. Я имею в виду обычных людей. Но даже ты покупаешь вещи в дорогом варианте «Арго». Вещи, в которых нет ни индивидуальности, ни чего-то другого. – Понятно, – вежливо сказал Кэм. Гвен осторожно поставила стакан на стол. – Ну а ты? – Мне и рассказать особенно не о чем. Бумажная работа. Суд. Снова бумажная работа. – Тебе это не нравится? Он пожал плечами. – Вообще-то даже нравится. Я люблю разбираться в запутанных делах. Люблю спорить и побеждать. Гвен улыбнулась. – Не могу привыкнуть к тому, что ты адвокат. Ты же был панком. И вроде бы собирался в Лондон? – Собирался, – внезапно посерьезнев, сказал Кэм. – И что случилось? Он допил то, что оставалось в стакане, и налил еще. – Извини, что так вел себя тогда, в машине. Я просто был не готов… – Кэм снова пригладил волосы. – Не знаю. Я был не готов разговаривать с тобой. Хочешь послушать о своей бабушке? Гвен заставила себя переключиться на настоящее. – Да. Конечно. Расскажи, пожалуйста. Кэм откинулся на спинку стула, закрыл глаза и, помолчав секунду-другую, сказал: – Не пойми меня неправильно, но Айрис была особой довольно странной. Гвен напряглась. Странной. Это слово было одним из многих, употреблявшихся для характеристики их семьи. Кэм открыл глаза и посмотрел прямо на нее. – Очень сильная личность. Всегда говорила правду. Всегда старалась помочь нуждающимся. – Ох… – Гвен сглотнула. Это было уже лучше.