– У меня просто нет сил. Перенесем на следующий раз. – Отлично, – сдержанно сказала Гвен. Кэм едва заметно понурился. – Я подвезу тебя до машины. – Спасибо. Ехали молча. Кэм вел машину осторожно, не сводя глаз с дороги. Гвен взглянула на него один только раз – застывшие желваки на скулах, тень щетины на щеках и подбородке, темные круги под глазами. Он действительно выглядел уставшим и ничем не был ей обязан. В какой-то момент она едва удержалась, чтобы не протянуть руку и не смахнуть с плеча упавший волосок. Все в нем было знакомое и узнаваемое, как будто она годами носила его образ в каком-то уголке себя, сама об этом позабыв. Гвен отвернулась к окну. Люди разъезжались по домам, и очередь к автобусу на остановке не поместилась на тротуаре и вытянулась на проезжую часть улицы. – Не помню, чтобы здесь раньше было столько народу. – У нас просто график был другой. А ведь правда, подумала Гвен. Пока она без особого рвения корпела над учебниками, Кэм занимался какими-то своими, загадочными делами. Она встречалась с подругами, обходила пабы в ожидании открытия ночных клубов и однажды забрела в пивной сад в «Свинье и скрипке» – посмотреть, не найдется ли свободного местечка, – и он был там. Сидел на скамейке, читал «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» в обложке. Если бы он походил на студента университета, она сочла бы его жалким позером. Но на студента он не смахивал. Стертые черные ботинки и узкие джинсы выглядели по-настоящему ношеными, а не искусственно состаренными модным дизайнером. Наряд дополняла линялая черная футболка. Темные волосы падали на лицо. Поглощенный чтением, он не оторвался от книги, даже когда сидевший рядом приятель что-то сказал ему. Лишь когда тот же приятель ткнул его локтем в бок, он поднял наконец голову. И лишь тогда Гвен сообразила, что стоит как вкопанная и таращится на незнакомца, будто очумелая от любви школьница. Впрочем, так оно и было. Гвен всегда была благодарна судьбе, что все получилось именно так. Ни мучительного ожидания, ни бессонных ночей, ни сомнений. Вот только что она пялилась на Кэма с полным пониманием, что ее мир качнулся вперед, направив в сторону парня на скамейке, а в следующий оказалась так близко, что уже трогала его, а он трогал ее, обнимал и целовал, позабыв про оставшуюся на скамейке книжку. По крайней мере, так ей все это запомнилось. – Да, правда, – с трудом выговорила она. – Не помню, чтобы мы часто ходили за покупками. – Нет, – коротко согласился он. Может, тоже ушел в воспоминания, подумала Гвен. Хотя вряд ли. – Мне надо выпить, – сказал Кэм. – Я бы с удовольствием. – У меня есть покрепче. Это уже лучше. – До тебя далеко? – Ты же знаешь: Уитком-стрит. Гвен в ужасе посмотрела на него. – Ты живешь с матерью? – Нет! У меня квартира. Отдельная. С отдельным входом. – Он сделал паузу, взял себя в руки. – Верхний этаж. – О! – Эти дома слишком большие. – О’кей. – И мне нужно было жить где-то, пока проходил практику. – Верно. – А потом я получил работу в фирме и подумал, что будет проще остаться. – Нет, правда, это не мое дело. – Гвен помолчала. – Как твоя мать? Кэм криво улыбнулся. – По-прежнему. – Супер. – Она взглянула на часы. – Знаешь, только сейчас вспомнила, что мне завтра рано вставать. Думаю, поеду-ка я домой. – Трусиха, – улыбнулся Кэм. Гвен сделала строгое лицо. – Я – женщина очень занятая. – Ты устроила эту встречу. – А ты нарушил договоренность. Так что мы квиты. И снова пауза. – Так что, выпить не зайдешь? У меня там «Саузерн комфорт». – У меня тоже. И к моему не прилагается порция отменного ужаса. Извини. – Да нет, ничего, – сказал Кэм. – Я и позабыл, как сильно она тебе не нравилась. Гвен шумно вздохнула. – Вот именно. Останови. – Что? Нет. Мы уже почти на месте. – Он был прав – перед ними уже появился въезд на автомобильную стоянку. Кэм показал поворот и сбросил скорость. – Останови. Нам нужно поговорить. – Мы уже разговариваем, – бросил Кэм, но все же завернул на ближайшее свободное место. Когда, поставив машину на ручной тормоз, он повернулся к Гвен с выражением терпеливой растерянности, она уже закипала от злости. Но слова, которые она произнесла, прозвучали четко, ясно и спокойно. – Дело не в том, нравится или не нравится мне твоя мать. Она терпеть меня не может. Кэм улыбнулся и едва заметно покачал головой. – Перестань. Она, конечно, не отличается душевной теплотой, но то, что ты говоришь, это перебор. Гвен прикусила язык, сдерживая рвущиеся наружу слова. Она сказала мне в глаза, что я тебя недостойна. Во рту появился вкус крови. Кэм заерзал, сунул руку в карман, но так ничего и не вынул. – Ты же бросил курить, – сказала Гвен. – Как только понял, что на самом деле не бессмертен, – отозвался Кэм, и уголки его губ дрогнули в язвительной улыбке. Ну почему, почему он так хорош? – Да, такое пережить трудно, – выдавила после паузы Гвен. Они снова замолчали. Потом Кэм сказал: – Вообще-то, странно видеть тебя здесь. Странно. Приятно. – Наверно, понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть. Гвен почувствовала, что снова закипает. Вроде бы Кэм и сказал все правильно, но что-то ее задело. – Я не просила приезжать сюда. И устраивать с тобой разборки не собиралась. Кэм вскинул брови. – Я и не сказал ничего такого. Снова этот тон. Слова уже выстраивались в предложения, но она знала, что не произнесет их. Теперь он тоже был для нее чужаком. Молчание затягивалось. Гвен поймала себя на том, что физически не может смотреть на него. И говорить не может. А еще она поняла, что если останется в машине еще на секунду, то просто расплачется. На другом конце города, в средней школе Миллбэнк, пришло время перерыва на ланч, во время которого Кэти подверглась допросу третьей степени. – Она превращает людей в лягушек? – Помолчи. – Я слышала, она танцует голая в полнолуние. – Серьезно. Помолчи.