Впрочем, заорать не успел. Славка мигом втолкнул его в пустой денник, зажал признавшему киевского гридня полочанину рот ладонью и сказал проникновенно: – Не шуми, не надо, – посоветовал он. – Вдруг услышит кто, а? Конюх быстро-быстро закивал, и Славка убрал ладонь. В бою этот холоп вряд ли участвовал, но досталось и ему. Глаз заплыл, на скуле – ссадина. – Конь мой – где? – спросил Славка строго. Коня не было. Прибрал Славкиного хузарского красавца кто-то из Владимировых гридней. И вообще в этой конюшне боевых лошадок сейчас не было ни одной. Зато имелась охотничья кобылка княжны Рогнеды. Славная кобылка. Небольшая, но проворная. – Заседлай, – распорядился Славка. На прощание Славка сделал холопу подарок: связал вожжами и рот заткнул – чтоб не обвинили в пособничестве. Никакого оружия в конюшне сыскать не удалось, даже топора завалящего. Вот разве оглобля… Когда Славка галопом вылетел во двор, стражи удивились. Немудрено удивиться, увидев этакое чудо: парнишку в развевающейся рубахе с оглоблей вместо копья. Один из воев, впрочем, попытался Славку перехватить… И покатился по земле. Оглобля, конечно, не копье, но влепить торцом да с наскоку – мало не покажется. Однако прихватил ее Славка не для копейного боя. Бац! И тяжелую створку откинуло еще на полсажени. Как раз чтобы проскочил верховой. Отбросив оглоблю, Славка припал к гриве, понукая кобылку. Только бы успеть до угла… Первая стрела вжикнула около уха, когда Славка был почти у цели. Славка нырнул с седла, по-хузарски, как Ионах учил, и повис под брюхом лошади, молясь, чтоб не подстрелили кобылу. Обошлось. Там, наверху, видно, решили, что сняли беглеца… Вот он, спасительный поворот! Умная кобылка сама взяла вправо, и Славка, толкнувшись ногой от земли, вернулся в седло. Полоцк как вымер. Уцелевшие жители сидели тише воды ниже травы. По пути Славке попались только двое основательно набравшихся нурманов, заоравших ему вслед, чтоб остановился (ага, уже!), да бабка с коромыслом, шарахнувшаяся к стеночке. Славка карьером пронесся по опустевшему рынку, махнул через ряды и увидел впереди разбитые городские ворота. Проем был перегорожен двумя возами, на которых беспечно сидели новгородские вои… …И тут в тереме тревожно взревел рог. Так некстати! Новгородцы оглянулись на звук… и увидели скачущего во весь опор Славку. – Нурманы! Нурманы идут! – заорал Славка во все горло. Новгородцы опешили. Всю жизнь для них этот крик был сигналом опасности. Пока до них доперло, что нурманы нынче – союзники, Славка уже подлетел к возам и второй раз поднял кобылку в прыжок. Мелькнули внизу пригнувшиеся новгородцы, тяжело ударили копыта в утоптанную землю… И тут случилась беда. Славная лошадка осеклась. Может, подвернулось ей что-то под ногу, но рыжая грива вдруг ухнула вниз, и Славка почувствовал, что летит… Все же ему повезло. Не о дорогу приложился, а угодил спиной на ободранный до исподнего труп. Упал, перекувыркнулся… И помчался со всех ног к спасительному лесу. Так быстро Славка уже давно не бегал. Вслед ему что-то кричали… Но не стреляли. Может, взятая у отрока новгородская рубаха помогла: приняли за своего? Однако эта мысль появилась у Славки после, когда Полоцк остался в дюжине стрелищ позади, а сам беглец бодрой рысцой чесал по лесу, не особо выбирая дорогу: лишь бы уйти подальше. Бежал он до заката. Когда встречались ручьи, прятал следы под бегучей водой, петли накручивал не хуже лисы… И прислушивался чутко – не раздастся ли где собачий лай? Погони слышно не было, но Славка все равно остановился, только когда совсем выбился из сил. Тогда он выбрал дерево повыше, влез на самую макушку и долго вглядывался в лесную зелень, в редкие прогалины, подсвеченные заходящим солнцем… Погони не было. А если и была, то далеко. Не разглядеть, не услыхать. Только тогда Славка с облегчением признал: получилось. Ушел. Глава двенадцатая О том, как варяги платят за приют Суровы кривичские леса. Мрачны и непроходимы: то бурелом, то болото. Не то что родные дубравы под Киевом. Проснувшись поутру и глянув сверху, с макушки разлапистой ели на зеленое море без единого просвета, Славка понял, что дорогу придется выбирать наобум. Хотя общее направление понятно: на полдень. Спустившись, Славка соскреб с ладоней живицу, подтянул гашник и двинулся в путь. Когда солнце поднялось на небесную макушку и стало проглядывать меж деревьев, Славка приблизился к далекому Киеву от силы на десяток стрелищ, а то и менее. Звериные тропы – не проторенные дороги. Вдобавок Славка наткнулся на обширное болото, подсохшее по летнему времени, но все равно опасное, потому что незнакомое. Пришлось обходить. Зато у края болота была целая прорва ягод. А чуть подальше Славке попалась питающая топь мелкая илистая речушка. Наклонившись, чтобы попить, Славка обнаружил на дне рака. Этим раком, а также тремя его сородичами, окопавшимися под корягой, Славка и пообедал. Еще в речке водилась рыбка. Но слишком шустрая, чтобы ловить руками. Славка подумал немного: не сделать ли из ножа острогу. Но потом решил не тратить времени. Поблагодарил водяного за дармовое угощение и двинулся вверх по речушке. Это было не по пути, но в другую сторону идти было некуда. Или – через болото. Или – ломить через чащобу. Последнее Славка счел неправильным. Этак до зимы можно плутать. А речка – это, во-первых, пища. На сухопутную дичь с ножом охотиться – много времени потеряешь. А во-вторых, у реки скорее отыщется какое-нибудь селение. А где люди, там и удобные тропы. Да и лошадкой можно разжиться. В поясе новгородского отрока обнаружилось некоторое количество серебряных резанов. На хорошего коня не хватит, а на рабочую скотинку – вполне. Запах дыма Славка учуял только на третий день. К этому времени он уже начал жалеть, что выбрал водяную тропку. Речка петляла, как вспугнутый заяц, идти берегом оказалось почти так же неудобно, как через чащу: то грязь, то заросли. Зато с едой было хорошо. Кабаньи, лосиные, оленьи следы попадались в изобилии. Водились тут и зубры, и медведи. Будь у Славки время и подходящая зброя, он бы с удовольствием поохотился. Но лезть на большого зверя с плохоньким ножом – чистая глупость. Любая, даже малая рана может обернуться большой бедой. Так что настоящую дичь Славка обходил стороной. Добывал мелочь: то белку – камнем, то ежика – палкой. Мясо ел сырым. Огневой снасти у него не было. Можно было сделать из гашника лучок и добыть огонь. Но если шнурок перетрется, штаны придется рукой поддерживать. Путеводная речка, как оказалось, вытекала из озера. На озере и стояло селение, которое учуял Славка. Озеро Славке было знакомо. Мимо него пролегала дорога на Полоцк. Славка огорчился: до Полоцка отсюда – меньше поприща. За день по хорошей дороге он ушел бы вдвое дальше. А тут – четыре дня лесных блужданий – и вот пожалуйста. Селение, к которому вышел Славка, располагалось от тракта в стороне. Полдюжины домов, маленькая пристань с несколькими долбленками. Мостки, рядом с которыми на шестах развешены сети. Выбрав домик поближе к лесу, Славка двинул к нему. Едва откинул калитку, под ноги выкатился лохматый кабыздох, залился лаем, нацелился даже тяпнуть за ногу. Славка восхитился шавкиной храбростью, пожалел, не пнул, а только рыкнул грозно. Кабыздох шарахнулся под крыльцо, но не унялся: продолжал брехать. На голос из избенки вышла баба, худая, плечистая, как мужик, с ухватом наперевес. – Чего надо? – Не бойся, мамаша, не обижу, – примирительно сказал Славка. – Нездешний я, из Полоцка. Там сейчас… – Знаем, слыхали, – баба опустила ухват, пригляделась к Славке внимательнее. Славка постарался выглядеть попростодушнее. Рожа у него была – от здешних не отличишь. Вылитый кривич. Вдобавок выглядел Славка моложе своих восемнадцати лет. Безусый белобрысый парень, свой парень. – Зовут как? – спросила баба. – Неждан, – соврал Славка. Собственное имя, Богуслав, – не годилось. С такими именами в грязных портках по лесам не шастают. Баба окончательно успокоилась. – Вот уж точно – Неждан, – цыкнула на кабыздоха, спросила: – Жрать небось хочешь, как бирюк зимний? – Угу, – второй раз соврал Славка. Особо голодным он не был. Летом в лесу еды вдоволь. Однако если его накормят, значит, он уже не бродяга, а гость. В избе сучила пряжу белобрысая румяная девка года на три младше Славки. По здешним меркам – на выданье. Славка поздоровался чинно. Девка зарумянилась. Мать тут же погнала ее за какой-то надобностью. На всякий случай – чтоб на молодца-гостя не засматривалась. Смерд – хозяин избы вернулся к вечеру. Приволок корзинку рыбы. К появлению Славки отнесся спокойно, даже не стал уточнять: кто таков. Беглец из Полоцка. Этого довольно. Спустя некоторое время за смердом забежал малец: староста созывал сходку. Славке тоже хотелось пойти, но это было бы неправильно. По деревенским мерам, молодые да неженатые парни авторитетом не пользовались, и на совет их не звали.