* * * Прав был новгородский князь. Стены полоцкого кремля не отличались ни крепостью, ни высотой. Старый частокол, поставленный Роговолтом еще в молодости, наскоро. Городские стены Полоцка были не в пример крепче. Мог бы Роговолт укрепить кремль, да не позаботился. Думал: от кого обороняться? От своих полочан, что ли? Славке место досталось хорошее. Не на самой стене, а в кремле, на нижнем ярусе сторожевой башни. Отсюда – весь город виден и обе реки. А на реках – подошедшие вчера вражьи корабли: новгородские шнеки, драккары нурманов и свеев. Десятка полтора массивных скандинавских кнорров – добычу складывать. Видны Славке и сами вороги. Собрались меж домами малыми группами, прикрылись толстыми саженными щитами, какие стрелой даже в упор не прошибить. Ждут. Полочане на стенах тоже ждут. Готовятся. Умирать. Всем ясно: не удержать им кремль. На каждого полоцкого дружинника приходится по пятеро скандинавов да по дюжине новгородцев. Но о сдаче никто не говорит. Будь здесь только нурманы, можно было бы откупиться. Но Владимиру откуп не нужен. Ему нужен Полоцк. К битве Славка готов. Этой ночью Рогнеда снова приходила к нему, но ушла рано, так что Славка даже выспался. Взревел рог, и вои Владимира кинулись на кремль одновременно и со всех сторон. Даже ворота ломать не стали: так полезли. Нурманы и свеи набросили длинные жерди с крыш соседних домов, с привычной ловкостью побежали по ним на стены. Перебегающим с корабля на корабль по брошенному веслу такое привычно. Славка метал стрелы навскидку, почти не целясь. Сначала это было просто, потом меткого стрелка углядели лучники Владимира, и Славке пришлось перебегать от окна к окну, чтобы не достали. Сеча шла уже во дворе. Превосходящие числом нападавшие теснили и рубили полочан. Славка расстрелял все свои стрелы. И стрелы двух убитых владимирскими лучниками отроков. Расстрелял и вражеские, те, что влетели в окна и не поломались. Двор был запружен врагами. Уцелевшие дружинники Роговолта отошли в терем. Стрелки с верхних этажей тоже спустились вниз. Остались только мертвецы. И Славка. Он ведь – сам по себе. Над ним не было старших, чтобы приказать. Раньше мог скомандовать дядька Устах… Теперь – никого и ничего. Нет места в общем строю. Нет друзей-соратников. Полочане будут драться до последнего. Им отступать некуда. Здесь их родня, их дом. У Славки же дом и род – в Киеве. Он понял это, когда остался один. Славка честно дрался за Полоцк, но умирать за Полоцк ему необязательно. Он – гридень Ярополка, а не Роговолта. Надо уходить. И уйти – можно. Достаточно смешаться с победителями. Славка неплохо говорил по-нурмански, а ростом и статью не уступал викингам. Конечно, любой скандинав сразу распознал бы речь чужака, но брат как-то научил его одной хитрости. Славка снял шлем, отодрал лоскут от рубахи одного из убитых (мертвый не обидится), вымазал в крови, лицо тоже разукрасил красным, замотал нижнюю часть лица и голову, снова надел шлем. Теперь никто не придерется к его выговору. И не узнает. Славка оглянулся, выискивая место, где можно на время укрыться… И тут он вспомнил про Рогнеду… …И все переменилось. Бросить ее – бесчестье. Попробовать уйти вместе? Славка понимал, что это почти невозможно. Раненый воин-скандинав не привлечет ничьего внимания, а раненый воин с красивой девкой – это совсем другое дело. Девка – это добыча, которую можно отнять. Или – разделить. Как уйти – с Рогнедой, Славка не представлял. Но решил об этом пока не думать. Сначала княжну надо найти. Славка бросился по коридору к девичьим покоям. Обычно у входа караулили княжьи отроки. Сейчас у распахнутых дверей лежала мертвая девка со стрелой в шее. Должно быть, через окно достали. И караулить было некого. Горницы княжны и ее челяди были пусты. Наверное, попрятались девки. И где теперь искать княжну? Это в киевском тереме Славка каждый уголок знал, а тут… Может, внизу? Славка кинулся вниз по лестнице… И угодил в самое пекло. В большой княжьей трапезной шел лютый бой. Десятка два полочан держали главные двери, но викингов это не остановило. Они вышибали оконные переплеты, протискивались в окна верхнего яруса, метали копья в узкие щели нижнего… Славка был еще на лестнице, когда здоровенный скандинав рухнул сверху, прямо на голову Славке. Тот сумел извернуться, хлестнул саблей. Достал, но удар пошел вскользь. Клинок только взвизгнул по панцирным пластинам. Скандинав махнул топором. Славка прыгнул вниз, сразу через три ступеньки. Викинг – за ним, таким же длинным прыжком. Славка ушел в сторону… Увидел краем глаза, как его противника взял на клинок кто-то из полоцких… И поймал могучий удар щитом от оказавшегося в опасной близости нурмана. Славку отбросило на стену. Нурман ринулся следом… Взять, однако, не смог. Славка пнул ему под ноги лавку, викинг через лавку ловко перемахнул… И Славка, уклоняясь, чиркнул-таки саблей по толстой ножище. Кожаные штаны – слабая защита против «Дамаска». Кровь брызнула на Славкин панцирь, а викинг в пылу битвы даже не заметил раны. Приземлился, развернулся… И тут вспоротая до кости нога подвела. Подогнулась. Добить его Славка не успел. Еще один викинг метнул топор. Славка отпрыгнул, и топор с хрустом вошел в тесаное бревно стены. Но сам Славка оказался в углу и понял: конец. Сразу трое нурманов надвинулись на него. В тесноте угла Славка мог только умереть с честью. Не дай Бог попасться к викингам живым! Взмах сабли… И клинок увяз в дереве щита. Скандинав дернул – и рукоять вывернулась из пальцев руки. Два других нурмана насели, зажимая Славку щитами. Славка рванулся из последних сил, выдернул из кармашка засапожный нож… Мозолистая лапа перехватила запястье, обушок топора достал по затылку, и Славка потерял сознание. Очнулся Славка уже без доспехов, со скрученными за спиной руками и гудящей головой. Один взгляд – и сразу стало ясно. Бой окончен. Полоцкий кремль пал. В зале хозяйничали вои Владимира. Обдирали мертвых, добивали раненых. Сам победитель с важным видом восседал на высоком месте полоцкого князя и о чем-то беседовал со своим пестуном и воеводой. Доспехи Владимира были забрызганы кровью, хотя вряд ли это была его кровь. А вот кисть Добрыни Малковича перевязана платком, но, похоже, рана не из тяжелых. Вокруг Владимира и Добрыни стояли дружинные гридни. Немного. Десятка полтора, зато – матерые. Мрачно посматривали на мародерствующих скандинавов. Завидовали. Владимир закончил беседу с воеводой, выпрямился в высоком княжеском кресле, выкрикнул зычно: – Роговолта ко мне! На краткий миг в Славке пробудилась надежда. Владимир пощадил полоцкого князя. Может, хочет договориться? Надежда проснулась… И умерла, когда он увидел Роговолта. Полоцкого князя, ободранного дочиста, в одной нательной рубахе, изорванной и бурой от крови, волоком подтащили к помосту и бросили на пол. Владимир некоторое время наслаждался видом поверженного противника, потом скомандовал коротко: – На ноги его! Гридни грубо ухватили старого варяга, подняли, удерживая: сам стоять полоцкий князь не мог. – Что, старый, худо тебе? – обманчиво мягким голосом проговорил Владимир. – А кабы не глупость твоя гордая да упрямство, могли бы и породниться. Жалеешь небось? Вместо ответа Роговолт плюнул ему под ноги. Один из гридней ударил князя по лицу. Голова Роговолта дернулась и повисла. – На меня смотреть! – прошипел Владимир. Роговолта ухватили за седой чуб, заставили поднять голову. – Хотел я твою дочь Рогнедку честной женой взять, старый, – с холодной усмешкой процедил Владимир. – Да теперь – передумал. Не будет дочка твоя женой, а будет моей постельной девкой. Холопкой. И внуки твои, старик, не княжичами будут, а рабичичами. Ты доволен, старик? – Велик был твой отец Святослав, – прохрипел Роговолт. – Жаль, не в него ты удался. Ублюдок и есть ублюдок. А теперь убей меня. Довольно скоморошествовать. Гримаса бешенства исказила красивое лицо Владимира. Но он сдержался: – Скоморошествовать, говоришь? Что ж, старик, я тебя сейчас повеселю. Сигурд! – Я, мой конунг! – Нурманский ярл выдвинулся вперед. – Возьми этого старого пса… Тут Добрыня наклонился к Владимиру, прошептал что-то на ухо. – А ведь верно! – оживился незаконный сын Святослава. – Погоди, Сигурд, не трогай его. Сначала потешим гордого князя Роговолта. Дадим ему в последний раз на родичей своих поглядеть. Эй, Лунд, Квельдульв, волоките сюда сынков старика. И… – Владимир сделал паузу, с удовольствием глядя на напрягшееся лицо полоцкого князя. – Дочку его любимую, Рогнедушку. Что, старый, волком смотришь? Все еще не пожалел, что сватов моих выгнал? Когда гридь привела Рогнеду, Славка в бессильной ярости заскрипел зубами. Стороживший его нурман покосился на пленника, но делать ничего не стал: связан Славка был умело и надежно. Вои Владимира подтащили княжну к своему князю, бросили перед ним на колени. Владимир ухватил Рогнеду за растрепанные волосы, запрокинул ей голову. Лицо княжны было вымазано сажей, как у запечной девки, но одежка дорогая, бархат с аксамитом, – выдавала. Владимир пальцем поддел застежку Рогнедина плаща, сорвал его и бросил на забрызганный кровью княжий помост. – Что ж ты личико свое красное так замарала? – спросил он насмешливо. – Готовишься к участи печной девки? Видишь, старый? – крикнул он Роговолту. – Дочка твоя сама себя в холопки посвятила. Скажи, чем умыть тебя, красна девица? Водицей колодезной или кровушкой братьев твоих? Рогнеда не отвечала. Владимир разжал пальцы, и голова девушки бессильно упала. Владимир смотрел на нее сверху, и лицо его выражало сомнение: как поступить? Должно быть, не ожидал он такой покорности от дерзкой на язык полоцкой княжны. Может, надеется, что за ее покорность сын Святослава пощадит ее родичей? Ну коли так, то надеется она напрасно! Владимир расстегнул боевой пояс, передал отроку. Догадливые гридни опрокинули княжну на спину, прижали ее руки к помосту. Рогнеда не сопротивлялась. Да и смешно было бы женщине сопротивляться здоровенным воинам. Нурманы заухмылялись, предвкушая развлечение. Гридям Владимира подобное было привычно. Не впервой князь девок силком брал. Владимир развязал гашник, спустил штаны, выпростав наружу напружиненный уд, опустился на колени, задрал Рогнедин подол, обнажив белые ровные ноги. Навалился сверху, помог себе рукой… Рогнеда вскрикнула тонко, дернулась… Владимир заворчал, как сердитый пес… Славка закусил губу, он хотел зажмуриться, но продолжал смотреть. На ухающего Владимира, на жалобно постанывающую княжну, на ее голые ножки, раскоряченные широким телом Владимира… На ее темные ступни… И тут Славку будто пробило. Он закрыл глаза и как будто воочию увидел узкие, гладкие ступни Рогнеды… И они были другими! Славка открыл глаза. Ничего не изменилось. Нурманы похохатывали, дружинные гридни глядели равнодушно, Роговолт и его сыновья глядели в сторону, Владимир, пыхтя, насиловал девушку… Славка крепче закусил губу, чтобы не выдать себя злой улыбкой. Теперь он точно видел, что Владимиру досталась не белая лебедь, а серая уточка. Уточку, конечно, тоже жалко…