– Что ей передать от тебя? Есть какие-то пожелания, слова? Может быть, признание или прощальный подарок? Я задумался. Во-первых, смущало такое пылкое стремление навязать мне свои услуги, а во-вторых, если мне и есть что сказать Нонне, то я предпочёл бы сделать это сам, без посторонней помощи, чужих ушей и рук. Вот только будет ли у меня такая возможность? – Нет, – ответил голос, словно читая мои мысли. Потом вновь наступила тишина. Единственное, что я мог слышать, так это собственное дыхание. И почему-то меня оно ни капли не успокаивало. Зачем знакомый голос задавал мне такие вопросы? Кому понадобилось знать о наших интимных отношениях с правнучкой архангела? Кто был уверен, что может передать ей мои последние слова? Я не знаю, сколько прошло времени. Приблизительно от получаса до года или больше, темнота имеет метафизическое свойство растягиваться до размеров вечности. Возможно, я даже уснул. Потому что свет не ударил по глазам, а проявился мягко, вежливо, деликатно размыкая мне ресницы. Традиционно силы Добра всегда славились чутким отношением к пленникам собственных тюрем, спасибо и за это. Те же безмолвные тени, слуги Чумного Доктора, поставили меня на ноги, сопроводив по скользким ступеням куда-то наверх. Я не сопротивлялся, мне было всё равно. Справедливого суда как такового над нашим братом не бывает. Адвокаты, свидетели, присяжные, изучение доказательств, улики, прения сторон, время на обжалование – ничего подобного и не ждите. Обвинение, приговор, исполнение. Всё. Как вы понимаете, это связано с тем, что яжмаги слишком свободны и нередко переходят дорожку как одной, так и другой стороне. Нам нравится исполнять лишь собственные капризы, не прибегая к полюсам силы и не маршируя ни под чьими знамёнами. Свобода во все века стоила дорого. Примерно столько же, сколько человеческая жизнь. И я понимал, что прямо сейчас могу лишиться и того и другого. Просто у меня не было выбора, моё мнение относительно происходящего вокруг меня же больше никого не волнует. Через несколько минут блужданий по коридорам и переходам вверх-вниз тени всё-таки вышли в большой зал. Здесь горели свечи в старинных канделябрах, всё вокруг сияло чистотой и аристократичностью в вольной смеси с купеческим вкусом. Натёртый паркет едва слышно поскрипывал в такт моим шагам. Общество собралось соответственное. Справа у проклятого зеркала Дракулы стоял Чумной Доктор, в одной руке у него был топор с причудливо изогнутым лезвием, в другой – пылающий факел. За его спиной стояли две бронзовые фигуры – памятники городовому и фотографу. Видимо, один будет присматривать за порядком во время суда, а другой – снимать всё это дело для истории. Напротив них в эффектном, то есть максимально облегающем и откровенном платье красовалась на высоченных каблуках брюнетка Гилла из «Книжной лавки писателей». А рядом с ней мялся с ноги на ногу тот самый чёрт из Лусона. Правда, сейчас кудрявый рогоносец был без гитары и уже не выглядел таким самоуверенным испанским мачо. Возглавляла всё сообщество та же привычная троица Хранителей, на этот раз стоящих у закрытого окна. Лица скрыты капюшонами, одеяния в пол, фигуры слегка покачиваются, словно колеблемые дыханием, но вроде как это не голограмма. Надеюсь. Без колдовства не определишь, а мне это сейчас запрещено. В самом зеркале Дракулы пока никто не появлялся. Впрочем, как и не отражался тоже. Чёрное стекло казалось совершенно матовым, словно залитым китайской тушью. Однако казалось, эта чернота ведёт себя как живое существо, то вздрагивая, то пытаясь выплеснуться через край старинной златокованой рамы. Зеркало валашского господаря испытывало голодное нетерпение… Глава двадцать третья Старик, твой великий корабль лежит в песках. Герой, твоё время тем же унылым песком в носках, Надеется робко на чей-нибудь поцелуй. Забей. Забудь. Никого уже не ревнуй. Никого из представителей моей банды видно не было. Допустим, им не сообщили точного времени суда, или вдруг кончился виски, или правнучка архангела ещё выбирает платье, или они все до сих пор переругиваются, строя планы моего спасения. Но тем не менее я абсолютно точно знал, что они появятся – куда им деться, чоткий же Сотона?! – Бывший яжмаг Ярослав ибн Гауда Мценский, – торжественно начали Хранители, дружно воздев руки над головой. – Ваш час пришёл! Отныне вы в руках самого непредвзятого и праведного суда на свете. Склоните же смиренно голову и ожидайте нашего решения без слов одобрения или возгласов протеста. Я промолчал. Да, у меня было много чего сказать или даже высказать, но нет. Не хочу доставлять им такой феерической радости, облезут… – Ваша вина глубока, страшна и, что самое главное, доказана! «Детский сад какой-то, мальчики-зайчики и девочки-белочки», – подумал я. – Слово имеет представитель тёмной стороны. – Хранители обернулись к горилле. – Условной тёмной стороны, – сногсшибательно улыбнувшись, поправила она. Чумной Доктор аж зубами заскрипел от ярости, сжимая топор и факел. Здесь не принято поправлять силы Света, но Гиллу это не останавливало. – Мы отлично знаем Мценского, он работал с нами… – Ага! – не выдержал палач. – …но не на нас, – заключила красавица. – Да, он использовал токсичные заклинания… – Ну вот же! – …но мы не подарили их ему, он честно расплатился. И более того, каждый раз, приходя в «Книжную лавку писателей» на Невском, этот человек умудрялся отлупить наших продавцов. Да, да, тех самых представителей тёмной стороны. – Но… а как же вы ему это позволяете?! – окончательно затупил Доктор. – Во-первых, это всегда забавно, – вновь улыбнулась Гилла. – А во-вторых, подобные стычки держат персонал в тонусе, заставляя совершенствовать систему собственной охраны. И мой свидетель подтвердит невиновность яжмага. – Чёрт из Лусона? – удивилась троица Хранителей. – Минуточку, но разве он не свидетель обвинения? – Он дважды был бит Мценским и его компанией. Один раз за то, что пытался высосать жизненную энергию из небезызвестной вам Нонны Бернер, родственницы архангела… – Молчите-э! – Поздно, это давно не секрет. Она хранительница ангельской крови Метатрона, и как раз этот яжмаг спас ей жизнь. Второй раз Мценский получил от нашего представителя сведения о лекарстве для призрака Геннадия Сергеевича Козорезова. Если вы помните о причинах, по которым после смерти он не смог уйти ни вверх, ни вниз… Я напрягся, но, видимо, и горилла поняла, что сболтнула лишнего, вовремя остановившись для томного выдоха всей грудью, после чего подмигнула чёрту: – Говори. – Он меня использовал! Все присутствующие замерли в ожидании интимных подробностей… – В смысле угрожал мне своим домашним демоном! Чумной Доктор выразительно обернулся к Хранителям, те многозначительно хмыкнули. Однако моя прекрасная адвокатесса с условно тёмной стороны мягко уточнила: – Мценский дал приказ своему демону напасть? – Не-э… – проблеял несчастный чёрт. Есть ситуации, когда даже нечисть не рискнёт врать. – Он знал, что это запрещено. Но яжмаг просто умыл руки, позволяя своему питомцу жрать мою ногу! Знаете, как больно было? А он его не остановил! – Демон, проявивший подобную самостоятельность, должен был быть наказан хозяином, – выкрикнул палач, в очередной раз получающий моральную плюху. – Демон? Да. Но не хозяин демона, – мгновенно парировала Гилла. – Итак, господа Хранители, никому не удалось доказать, что Ярослав ибн Гауда Мценский действовал по нашей наводке и в наших целях. У нашей стороны также нет к нему претензий. – Вы свободны, – проскрипела троица Хранителей нашего города. – Я не задержана, чтобы быть свободной. И не в вашей власти ограничивать моё присутствие здесь. – В глазах черноволосой красавицы вдруг сверкнули всполохи адского пламени. – Любой суд над яжмагом вправе рассматриваться обеими сторонами, таков Свод правил. Чумной Доктор вскинул топор. На секунду зависла очень взрывоопасная пауза. Но уже в следующее мгновение все вынужденно признали правоту гориллы. Тьма всегда имеет право быть рядом со Светом, как и наоборот. Иначе весь существующий мир теряет сами основы своего существования. Страшный топор палача осторожно ткнулся лезвием в пол, Гилла стёрла улыбку с лица, став вдруг максимально серьёзной. А минутой позже кто-то разнёс входные двери в особняке братьев Брусницыных. Если это не моя банда, то, чоткий Сотона, я уже и не знаю, что предположить? В большой зал въехала та самая чёрная карета, но управляла лошадьми Белая Невесточка, а связанный собственным же кнутом кучер в капюшоне, натянутом до плеч, послушным сусликом сидел рядом на облучке. Белое круглое личико Геленджик казалось особенно бледным – это опасный признак того, что она ох-как-не-в-настроении… – Кавалерию вызывали? – Из распахнувшейся дверцы выпрыгнула правнучка архангела, наряженная в ярко-красную черкеску с серебряными газырями, синие легинсы, сапожки и маленькую каракулевую папаху. Костюмчик, конечно, карнавальный, но ей оно шло. Следом показались сумрачный Гэндальф и самодовольно облизывающийся Фамильяр. Я прищёлкнул каблуками, вытянулся, отсалютовал им всем двумя пальцами к виску на манер сербских офицеров. Кто хоть на минуту сомневался, что они за мной приедут?! Хотя, конечно, угнать чёрную карету вместе с кучером и грозными, лохматыми фризами и въехать на ней прямо в зал суда – это круто… – Приветствую высокий совет Хранителей сего северного города. – Печальный (потому что трезвый) призрак вышел вперёд, поклонился, сняв шляпу, и вновь выпрямился, задрав подбородок. – Внемлите же просьбе старика, отпустите этого человека! И в чём бы ни была его вина, мнимая или явная, возьмите меня вместо него… – Вы просите невозможного. – Ярослав хороший! – Нонна в три прыжка встала рядом, закрывая меня спиной и шепча: – Ничего не бойтесь! Они вас не тронут, они же на стороне Света и Добра! – Я вас умоляю. – Мне оставалось только поправить на блондинке папаху чуть-чуть набекрень, так смешнее. – Те, у кого есть капля власти, подвержены незримой страсти, – веско добавил котодемон, вырастая до крупной рыси. – И тайный смысл этой страсти – чтоб не отдать ни капли власти! – А я… я тогда всё дедушке расскажу!