– Фамильяр, скотина ты эдакая? – А то хозяин сам не знает, что с нами, смертными, бывает, когда девица, вот как эта, упорно требует ответа? – Он не постеснялся ярко изобразить удушение за шею и вывалить язык. Актёр погорелого театра, Куклачёв по тебе плачет. Но в целом, должен был я признать, Нонна Бернер отличалась завидным упрямством в достижении цели, особенно если была свято уверена, что творит добро. А уверена она практически всегда, это её кредо. Так что мне не оставалось ничего более разумного, как расплатиться за их кофе и вежливо вывести обоих на улицу. Сам факт того, что скромная девушка-блондинка с большущим чёрным котом пришли выпить по чашечке капучино в книжный магазин, ни у кого особого интереса не вызвал, в конце концов, это же Санкт-Петербург, а не Москва. Это в столице кота Бегемота гнали прочь из трамвая, хотя он пытался честно оплатить поездку! А вот у нас ему бы ещё сделали скидку как домашнему животному, а то и вовсе могли бы пропустить бесплатно, всё-таки культурный город, и к котам здесь особенное отношение. – Куда мы так спешим? – К чёрту. Нонна семенила рядом в рискованно коротком (аж на целую ладонь выше колена) клетчатом платье с рукавами до локтя и с отложным воротничком. Если так пойдёт и дальше, она у нас через месяц стринги носить будет. Эмансипе, блинберри! Уменьшившийся до размеров шаловливого котёнка из «Алисы в Зазеркалье», мой котодемон уютно устроился у меня за пазухой, под пиджаком. Его острые коготки, словно иголки, покалывали мне грудь. – Куда?! – Ох, простите, это рядом, я покажу. Идти было относительно недалеко, через Аничков мост и по правой стороне Невского в направлении к площади Восстания, вплоть до заветного подвальчика, где и располагался тот самый испанский ресторан. Но, как я уже заметил, недалеко это относительно, в том плане, что у меня ещё сильнее разболелось колено и ушибленные рёбра давали-таки о себе знать. – А-а, это там, где я пела? – Точно. Сегодня мы там ещё и спляшем. Две короткие драки в закрытом помещении на адреналине прошли как по маслу, я даже не ойкнул ни разу. А вот теперь вдруг все, даже самые мелкие, царапинки, которые мне достались в результате падения из такси на полном ходу, решили напомнить о себе в единодушном порыве. Это было больно, это было обидно и, самое главное, как всегда, не вовремя. – Я проголодалась. – Я тоже. Фамильяр? В ответ он издал утробный рык доисторического саблезубого тигра, подтверждая, что если вся наша голодная стая без предупреждения нападёт на стадо испанских та́пас, то спасения не будет никому. Безбашенное веселье нарастало до такой опасной степени, что я реально ощущал себя командиром летучего партизанского отряда, твёрдо вознамерившегося навешать звездюлей зарвавшимся шаромыжникам Наполеона Буонапартия… Сабли, водки и коня гусарского у меня не было, но зато куража хоть отбавляй! На входе нас встречала мягкая гитарная музыка, ароматы паэльи с креветками, сухого терпкого вина и неуловимого ощущения недавно сделанного ремонта. Хотя должен признать, что с учётом нанесённого нами им опупительного материального ущерба руководство ресторана справилось с задачей на зависть быстро и качественно. Всё выдержано в том же стиле, что и раньше, испанский китч российского разлива, единственно, бычьи головы на стенах заменены на кустарно раскрашенные пластиковые копии. Второй раз вывешивать настоящие крутые рога никто уже не рисковал, урок усвоен, это приятно, лишнее спасибо Фиме Синему… – Здравствуйте! Вы заказывали столик? – обратился к нам молодой и ранее незнакомый официант. – Нет? Вас двое? Ничего, проходите, я провожу вас. Не знаю, возможно, мы просто попали не в ту смену, что была в прошлый раз, а может, администрация полностью поменяла весь штат? Лично я на месте того парня с подсвечником в заднице ни минуты больше не остался бы на такой опасной работе. Но если верить красавице-горилле, то жгучий чёрт-гитарист из Лусона по-прежнему здесь, а значит, нам с ним есть о чём поговорить. Глава восемнадцатая Песчаные дюны Тамани пропахли солью. Как солью пропахли листья, горы и облака. И лишь бесконечное море, склонное к своеволию, В волну добавляет привкус чёрного сахарка… Пока Нонна изучала меню, а мой котодемон привычно спрятался под столом, я обратился к новому официанту: – Скажите, у вас здесь играет живая музыка? – О да. У нас поёт настоящий испанец. Многие говорят, что это лучшая семиструнная гитара в Питере. – Не сомневаюсь. Он выйдет сегодня? – Непременно. Но только ближе к вечеру. Я кивнул, попросив его пока подать нам бутылочку сухой риохи, а правнучка архангела вдруг вздрогнула всем телом, услышав первые звуки знакомой мелодии. – Хозяин, задержи её. А то сорвётся и споёт! – Пусть, – прикинув, разрешил я. – Во-первых, у неё неплохо получается, во-вторых, на её голос кое-кто может и пораньше вылезти из своей норы. Ибо он её вспомнит. Кажется, ещё в прошлый раз все отмечали, что нигде не учившаяся блондинка умеет петь. По-настоящему, сердцем чувствуя музыку и неизвестно откуда зная испанский текст. Нам принесли вино, и после первого же глотка я на какое-то время забыл о цели нашего визита, просто заслушавшись красивой песней. Испанцы удивительные поэты, при всей простоте текста их почти невозможно читать с выражением вслух, их можно только петь, выплёскивая всю душу в гитарных струнах под дробный стук кастаньет… Я надела днём чёрное платье, И любовь моя чистая в трауре. Если есть на земле проклятья, Я их вижу в её ауре. Ты не любишь меня нисколько. Но ведь важно сейчас не это. Я иду босиком по осколкам Чёрной моей планеты. Твою ложь с запахом яда Я пила из твоих ладоней, И манил у преддверия ада Чёрный лик на иконе. И, навек разомкнув объятия, Отказавшись от клятв и воли, Я надела вновь чёрное платье Цвета вечной моей боли… И да! Он вышел. Безымянный чёрт из Лусона не смог усидеть в своей гримёрке, каморке, подсобке, кабинете, подвале, дыре или где он там отдыхал в ожидании рабочего вечера. Стройный красавец в распахнутой на груди алой рубашке, узких, неприлично облегающих брючках, с чеканным профилем и небольшими рожками, прячущимися в копне густых непокорных кудрей, с семиструнной, крутобёдрой гитарой наперевес пошёл на цыпочках к небольшой сцене, где пела Нонна. Я деликатно задержал его за локоть, разворачивая так, что чёрт невольно уселся на свободный стул за нашим столиком. Когда он вдруг осознал, кто перед ним, в его чёрных глазах вспыхнула злоба такого же цвета: – Будь ты проклят! И ты, и она, и… – Пусть поёт, – остановил я его, прежде чем он попытался вскочить, угрожая мне гитарой. – А мы пока посидим вдвоём, побеседуем. – Мне не о чем говорить с тобой, яжмаг, – презрительно фыркнул он, жёстко стискивая гриф, словно цевьё винтовки. – Ты вне закона! Каждый вправе вырвать тебе сердце! И, даже если я сейчас одним когтем вспорю тебе глотку, что ты мне сделаешь, что?! – Фамильяр, откуси ему ногу. Наглый чёрт на секунду побледнел, почувствовав, как страшные зубы под столом железным капканом сомкнулись на его лодыжке, но всё ещё пытался быковать: – Хэй, если ты натравишь на меня своего демона, то это тоже будет считаться колдовством! Тебе конец, ты труп, ты тлен, я плюю на твои угрозы… – Да, действительно, – на минуточку задумался я. – Фамильяр, отбой! В смысле ты можешь сожрать его до пояса, но только если это твоё собственное, личное желание. Не потому, что я приказал или попросил, нет! А, так сказать, по доброй воле и причине банального голода. Угощайся, приятель!