– Мы потратим не больше часа на эти шесть миль, – сказал он. – А я боялся, что нам придется употребить на эту переправу половину ночи. Единственное неудобство представлял густой мрак. Ежеминутно они рисковали натолкнуться на японский миноносец, бродивший без огня вокруг острова, и неоднократно обоим приятелям казалось, что они различают неясно отражающийся на черном небе пурпурный отблеск, озаряемый искрами, как бы от пламенного дыхания трубы миноносца-истребителя. Морис Рембо останавливал мотор и оба, напрягая слух, вглядывались в темноту. Американский лейтенант, не спуская глаз со своего светящегося карманного компаса, скомандовал: «Стоп!». Прошло полтора часа, как они покинули свою скалу: Мидуэй был уже недалеко. Так как на форте не было никаких огней, то нужно было выждать появление луны, которая вскоре выделит на горизонте скалистый силуэт крепости. И еще целый час лодка дирижабля качала двух людей на небольших волнах, которые временами светились от миллиардов инфузорий, морских звезд и нереид, освещающих экваториальные моря. Наконец около двух часов ночи бледный свет оповестил о восходе луны, и немного левее, на расстоянии мили, показалась черная громада. Лейтенант облегченно вздохнул, так как он боялся, что их отнесло течением, как в прошедшую ночь, и в таком случае, не зная направления этого течения и не имея возможности определить место по карте, пришлось бы ждать утра для того, чтобы добраться до Мидуэя. А бродить среди бела дня в этих опасных местах – это значило роковым образом попасть в руки японцев. Двадцать минут спустя, идя замедленным ходом, они очутились под скалой, возвышающейся над крепостью Мидуэя. Она произвела на них впечатление громады с обрывистыми стенами, что-то вроде сказочных замков, служивших убежищем для скандинавских пиратов у входа во фиорды. Вместо песчаного берега, который они искали для того, чтоб причалить, – они натолкнулись на вертикальную стену и вынуждены были объехать остров, погруженный во мрак и тишину. – Вероятно, караулят, – пробормотал американец, – в нас будут стрелять! И опасаясь этого, они молчали. Они удалились, боясь привлечь внимание часовых шумом мотора, и после многочисленных бесплодных усилий очутились в небольшом канале, очевидно, прорытом руками людей, который как бы уходил вглубь на двадцать метров в туннель, казавшийся в темноте гигантских размеров. Лодка направлялась туда бесшумно, при помощи доски, служившей рулем. Но очень скоро она наткнулась на загородку, устроенную в уровень с водой. – Бон, – пробормотал американец… – Если нас поймают здесь – в нас будут не только стрелять из ружей, но встретят залпами из митральезы… Вероятно, там наверху стоят одна или две пушки, караулящие этот выход. После некоторых попыток высадиться на берег они должны были отказаться от мысли взобраться на отвесную стену, окружавшую вход в канал, и снова вышли в море. – Теперь я убежден, что японцы не высадятся ночью, – ворчал американец, стараясь разглядеть расщелину в этой неприступной скале, – но это еще не улучшает нашего положения… Неожиданно на вершине скалы сверкнула молния. Белый пучок лучей упал на стену, рассыпался мириадами искр по гребню волн и после нескольких колебаний направился ко входу в канал, только что покинутый лодкой. – Пора! – сказал инженер. – Еще минута – и мы будем осыпаны картечью. – Скорее! – прервал американец. – Соединяйте! Винты прорезали воду, и лодка со страшной силой ударилась о скалистую стену, возвышавшуюся перед ней. Толчок был так силен, что лейтенант, склонившийся к корме с доской в руке, чуть не был сброшен в море… Морис Рембо, в свою очередь, ускоряя ход машины, был отброшен к носу лодки и, казалось, вышибет дно, так силен был удар. Но прочное и упругое пробковое дерево выдержало удар, и сидевшие в лодке очутились вне выстрелов с форта, под защитой самих скал. В продолжение двадцати минут электрический прожектор обыскивал берег, двигаясь над их головами. Они притаились в этом мертвом углу, где их укрыла скала, не проронив ни слова и выжидая конца этих продолжительных поисков. Луна стояла высоко на небе. Очертания скал, окружавших высокую вершину Мидуэя, обрисовывались ясно. Они напоминали глыбы утесов или ряд гигантских плотин из переносных валунов ледникового происхождения, громоздящихся в темноте друг на друге. Не покидая скрывавшего их благодетельного утеса, пользуясь неровностями скалы и своим импровизированным веслом, лейтенант с «Макензи» плыл вдоль извилин островка. Они почти обошли его вокруг, когда наконец около четырех часов утра увидели небольшую песчаную площадку, приблизительно в двадцать метров, окаймленную кораллами. Они были спасены. Выскочить из воды и вытащить лодку на берег было для них делом одной минуты. Но лишь только они втащили на маленькую площадку берега нос лодки, как грянул выстрел и снаряд прорезал тень, падавшую от высокой стены. В это самое время до слуха приятелей долетел стук падающего в воду тела и они еле успели растянуться за первыми рядами кораллов для того, чтобы скрыться от снарядов, носившихся, точно бешеные мухи, в воздухе над их головами. Глава 3 В крепости Мидуэй Выстрелы участились, и молодые люди слышали в продолжение двух, казавшихся им бесконечными, минут, как пули падали позади них в воду. Было бы величайшим безрассудством показаться, кричать или попробовать каким-нибудь жестом заставить опознать себя, так как митральеза, неумолимо сыпавшая картечью из невидимой амбразуры, приводилась в действие людьми, стрелявшими без разбора во все, что двигалось извне, и которые не выслушали бы их. Лучше ждать рассвета. Время тянулось очень медленно. Когда оба приятеля могли наконец различить вертикальные стены крепости и украшавшие ее круглые башенки – отдаленный гул дал им знать, что японские суда также выжидали восхода солнца для того, чтобы возобновить вчерашнюю бомбардировку. Три снаряда, свистя, пронеслись над их головами; четвертый – попал в скалу на уровне воды, не более как в пятидесяти метрах от спасшихся с «Макензи» и навел на них ужас. От неожиданного сотрясения воздуха, страшного вихря, пронесшегося быстрой волной, – у них сперло дыхание. Настоящая синеватая туча с радужным отблеском, казалось, вырвалась из раскаленной земли, точно между двумя скалами внезапно открылся кратер. – Скорее! Идите за мной… И Морис Рембо чувствовал, что товарищ тянет его в море. Он не успел опомниться, как уже весь погрузился в воду и услыхал приказание лейтенанта Форстера. – Прежде чем этот дым дойдет до нас, наберите воздуху и нырните под воду. Французский инженер знал по прочитанным о битве под Цусимой рассказам, что японские снаряды выделяют окись углерода. Но ему не было известно, что этот народ отныне после своих побед посвятивший себя войне, изобрел новое взрывчатое вещество, превосходящее шимозу. Они пустили в ход снаряды большой вместимости, ядовитые газы которых убивают большее количество окружающих людей, нежели их взрывы в упор. Во время будущих морских сражений несколько снарядов такого образца, проникнув в глубину судна, выведут его из строя, и смерть от них будет вернее, нежели от самой скорострельной пушки. Морис Рембо последовал совету американца: когда синеватая туча надвигалась на них, горячей волной катясь по воде, обе головы исчезли, и для большей безопасности Арчибальд Форстер, знавший, что его друг отлично плавает, увлек его в открытое море для того, чтобы перевести дух. Когда они снова подплыли к берегу, на этот раз немного дальше, на вершине глыбы, покрытой водорослями, показалась голова с приложенным к щеке ружьем. – Соединенные Штаты! – закричал лейтенант. Ружье опустилось, и среди обломков скалы показались еще две головы в широкополых шляпах американских солдат. Это был патруль, посланный с форта для погони за подозрительной тенью и прибывший вовремя для того, чтобы принять потерпевших крушение моряков. Солдаты, составлявшие патруль, торопились вернуться в крепость. Без сомнения, они боялись японского «чемодана», вроде взорвавшегося недалеко от них, и, не слушая объяснений, которые Арчибальд Форстер пробовал им дать, они старались направить своих пленников налево, вплоть до высеченной в скале и, по-видимому, огибающей весь остров дозорной дорожки. По ней мог проходить только один человек, невидимый с моря, так как глубина этого узкого прохода была 1,8 метра. Через известные промежутки узкий проход расширялся по направлению к морю, позволяя часовым, постоянно расхаживающим в этой скалистой траншее, следить за теми местами морского берега, которые нельзя разглядеть с крепостного вала. Через сто метров после многочисленных изгибов дозорная дорожка впадала как бы в глубокую раковину, представляющую перекресток из трех одинаковых траншей, из которых одна, более широкая, уходила под свод, высеченный в скале. Это был вход в крепость. Для того чтобы предохранить ворота от непосредственного действия артиллерийских снарядов, тоннель изменял направление, и на повороте невидимая снаружи электрическая лампа отсвечивалась на рельсах узкоколейной железной дороги, укрепленных в бетоне. Хриплый голос часового раздался под сводом, и один из патруля ответил на окрики «Соединенные Штаты» – слова, которые лейтенант Форстер так своевременно бросил несколько минут тому назад. Солдат вынырнул из глубины будки, высеченной в скалистой стене, и взял ружье наперевес. Обменявшись вполголоса паролем и лозунгом, один из часовых что-то крикнул, и подземелье осветилось: десять ламп вспыхнуло внутри, и глазам потерпевших крушение вдруг представился в нескольких шагах ров от пяти до шести метров шириной. В это самое время начала медленно опускаться, подобно подъемному мосту, массивная, с двумя бойницами, дверь, вделанная в противоположную стену. Находившиеся на ней рельсы служили продолжением пути, устроенного в бетоне. У входа появилось несколько силуэтов солдат с ружьями наперевес. Вновь раздался оклик, снова обменялись пропуском, и оставшиеся в живых с «Макензи» переступили ров, исчезавший в густом мраке. Они вошли в крепость Мидуэй. Лишь только их конвой перешел мост, как последний поднялся и в ту же минуту до них долетел шум нового взрыва, но заглушенный, почти отдаленный. Они почувствовали себя за этими гранитными стенами в большей безопасности, нежели на борту самого сильного броненосца. Вся крепость производила впечатление, точно она вросла в эти подводные скалы Тихого океана: она была высечена в самом утесе. Японские снаряды разобьются об эти каменные валы, и шум взрыва даже не долетит внутрь крепости. Комната, куда ввели Мориса Рембо и Арчибальда Форстера, представляла обширный низкий зал, освещенный дуговой лампой, яркий свет которой проникал в каждый уголок. Это был полицейский пост, где находилось около пятнадцати человек, одетых в костюмы цвета хаки, с патронташами через плечо, в полуботинках бурой кожи и в широких шляпах с кокардами. Только трое из них были в форме темного цвета и фуражках по образцу, принятому гимнастами всех стран. Это были артиллеристы. Сидя в углу комнаты на скамьях, они окружали митральезу, поставленную на чугунной раме, вделанной в скалу. Сквозь узкую амбразуру, из которой можно было простреливать берег, как бы сквозь отдушину, проникал дневной свет. Вошел офицер – высокий, безбородый здоровяк, с сильными мускулами, и при его входе никто из присутствовавших солдат не пошевелился, так как отдание чести считается в военное время излишним в американской армии. Его костюм, также цвета хаки, без галунов, без металлических пуговиц и каких-либо иных украшений, отличался от солдатской формы только более элегантным покроем, более тонким сукном и серебряной звездочкой на воротнике. Ремень револьвера, надетый через плечо, заменял перевязь с гнездами для патронов.