В Японии этот месяц оказался не таким приятным. В июне не было ни одного праздника, поэтому учиться пришлось по полной. А до каникул оставалось целых два месяца. И темнело, как всегда, около семи вечера. Но главная неприятность – в июне начинается сезон дождей. В школе Дане нравилось произносить фразу «муссонные дожди», представляя себя бредущей по лужам под тёплым дождичком. В действительности, сезон муссонных дождей обернулся жаркой погодой с ливнями почти каждый день и по несколько часов подряд. Воздух наполнился тягучей, жаркой влагой, и при выходе на улицу, даже после душа, через несколько минут всё тело становилось липким. Выстиранные вещи не сохли, и если вовремя не высушить их утюгом, приходилось перестирывать: появлялся неприятный запах. Волосы стали пышными, но противно влажными, прилипали к лицу и не реагировали ни на фен, ни на муссы. По-японски это время называется «сливовые дожди». Почему именно «сливовые»? Ведь слива цветёт намного раньше, а созревает намного позже. Весь цветущий городок, всегда наполненный солнцем, стал серым и влажным. И горы, обычно столь живописные, выглядели угрюмо и однообразно. Спасал только океан, потому что только после тренировки в солёной воде тело немного подсыхало и так уставало, что забывало страдать от влажности. Но эта привилегия была не у всех, официально купальный сезон в июне ещё не открыт, поэтому в океане плавали только спасатели и серфингисты. Одним словом, сезон муссонных дождей – это «унылая пора» по-японски. Кстати, эти дожди очень важны для созревания риса. Но были и радости. Например, чтобы пережить эту тёплую сырость, особенно приятно было войти в кафешку напротив общежития и окунуться в прохладный, высушенный кондиционером воздух, выпить холодного зелёного чаю, вкус которого усиливала жара. К тому же, ко дню рождения Даны её подруга из института Ольга прислала телеграмму. Не электронную открытку, не письмо, а именно телеграмму. Было очень забавно получить голубой листочек, на котором было напечатано: «Pozdravlyayu. Lyublyu. Skuchayu. Olya.». Сразу вспомнилось счастливое время в институте и весёлые вечеринки. Но вскоре все мелкие Данины радости были перечёркнуты, и мысли о друзьях отошли далеко, в другое измерение. В тот страшный день преподаватель по японскому уехал в Токио на семинар, и занятия перенесли. Накануне Дана допоздна делала вид, что занимается, а на самом деле хихикала с несколькими спасателями в кафе напротив общежития и легла спать в начале второго, проспала до десяти и даже после душа окончательно не проснулась. Собираясь на занятия, она включила телевизор на первом попавшемся канале и вдруг замерла: показывали её университет, где повсюду сновали репортёры и полицейские. Девушка на экране взволнованно рассказывала о происшествии. Дана не в совершенстве владела японским, но чтобы понять, что говорила журналистка, этого не требовалось: «Сегодня утром, около пяти часов, в одной из аудиторий университета была убита студентка второго курса Номура Аска. Предположительно, убийца перерезал ей горло кухонным ножом, который был найден рядом с телом. По словам очевидцев, предполагаемый преступник – студент того же курса Кояма Масахиро – спешно скрылся с места преступления на велосипеде. Позже утром его нашли на краю города повешенным на дереве на ремне. Следов борьбы не обнаружено. И хотя, по мнению полиции, убийца очевиден, что произошло между двумя студентами в той аудитории в столь ранний час, так и остаётся загадкой». «Аску убили! – ужаснулась Дана. – Мы же совсем недавно сидели в кафетерии и разговаривали. Она рисовала. Вот эта тетрадь с рисунками… Как это может быть, что Аски уже нет? И убил её Коямо Масахиро. Парень в клетчатых брюках. Такой неизменно жизнерадостный, улыбчивый, дружелюбный, всеобщий любимец. И он ведь тоже мёртв! В голове не укладывается! Невероятно. Какое несчастье! Что же случилось?» Первым желанием было бежать в университет и увидеть своими глазами, что там творится, но сменилась картинка, и на экране стало видно, как репортёры ловят всех, кто попадётся в поле зрения, и пытаются выведать сведения для смакования события в следующих новостях. Всё как всегда. Пришлось подумать о незаметном проникновении в административный корпус. Один студент в ответ на вопрос репортёра сказал фразу, которая запомнилась особенно: «Как это вообще произошло, если у них не было никаких точек соприкосновения?» Действительно, «вода и пламень». Что же могло произойти в той аудитории? Чтобы миновать репортёров, пришлось обойти почти весь университет и пройти в административное здание через спортивный зал. Занятия отменили, вокруг суетились чужие люди, слетевшиеся на добычу, всё фотографировали, постоянно разговаривали и что-то записывали. На первом этаже Дана встретила Вику, та схватила её за руку и сказала: – Пошли записываться. – Куда? – Каваками-сан ищет всех, кто хочет помочь в организации похорон. – Чем мы можем помочь? Нет, я не пойду, бред какой-то! – Дура! Когда ты ещё на настоящие японские похороны посмотришь? Да и к подружке своей чуть поближе будешь, я же знаю – вы общались. Если ты поможешь в организации похорон, тебе же легче будет, – выговорила Вика поучительно. Дана подумала: «Было бы действительно здорово что-нибудь сделать для Аски: пойду и запишусь. А почему не я? Чем я хуже других?» Пока шли до офиса Каваками-сан, Дана спросила: – Слушай, как ты думаешь, почему Масахиро убил Аску? – Ты знаешь, японцы – интроверты. Все, кого ни возьми. Они терпят обиды, неинтересные шутки и издевательства, и всё с улыбкой, как будто им приятно. Но приходит момент – напряжение достигает предела, и происходит взрыв. И тогда одному Богу известно, на что способен японец. Я думаю, произошло именно это. Масахиро целых полтора года играл роль всеобщего любимца, терпел глупые шутки, подыгрывал всем, но в душе у него копилось и копилось. И вот в один прекрасный момент чаша терпения переполнилась, и он сорвался на первом попавшемся. К сожалению для неё и к счастью для нас, это была Аска. Я думаю, так всё и было. «Логично вроде бы, но почему всё произошло в аудитории, а не в коридоре или во дворе, и в такое странное время? Зачем надо было перерезать горло? Обычно, если человек хочет выпустить пар, он действует спонтанно и просто бьет ножом… Кстати, откуда у парня вдруг взялся с сбой нож?» – недоумевала Дана, понимая, что вопросы эти надо задавать не Вике. И, записавшись помощником на похоронах, позвонила Мару. За три кофе он всё-таки согласился пойти вместе с ней в дом к Тамуре-сан и узнать, если удастся, хоть какие-нибудь подробности. Глава 13 Университет гудел, как улей. Интервью репортёрам студенты и преподаватели давали нехотя. В коридорах и аудиториях группки людей негромко обсуждали возможные причины случившегося. Переходя от одной к другой, Дана слушала разные версии. Большинство склонялось к мысли о случайности произошедшего: Аска оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Многие выдвигали версию, что убийца был под влиянием наркотиков, стресса от компьютерных игр или фильмов ужасов. Кто-то предположил, что Масахиро был сатанистом и скрывал своё настоящее лицо, а теперь совершил культовое жертвоприношение дьяволу. Версия, правда, сразу была отвергнута – на месте преступления не было никаких предметов, указывающих на совершение ритуала. Одно высказывание Дане было непонятно: «Это сливовые дожди, ничего не поделаешь». Оказалось, что от дождливой тёплой погоды развивается депрессия, число самоубийств увеличивается именно в это время. Получалось, что Масахиро после совершенного убийства, осознав, что натворил, поехал и сам удавился. Масахиро вроде никогда не выглядел человеком депрессивным, но эта версия показалась самой реальной. Ну не мог любимец всего университета оказаться наркоманом или игроком. Дана переходила от группы к группе, пока не остановилась у кружка, образованного спасателями. Один парень с третьего курса по прозвищу Гори (производное от Гориллы) увлеченно что-то рассказывал, сильно размахивая руками: – Я с двумя парнями были в бильярдной вместе с Коямой прямо перед тем, как произошло убийство. Мы играли, шутили, поспорили, что непременно обыграем на пару с Коямой тех двоих. Тут ему кто-то позвонил, разговор длился, наверное, минуту, а то и меньше, Кояма сказал в трубку: «Подожди!» и выбежал на улицу. Нам он ничего не сказал, мы стали его ждать, но потом поняли, что он не вернется. Посмеялись, что он где-то заснул на лавочке, доиграли партию и разъехались. – А кто звонил? – спросил капитан спасателей. – Не знаю, но предполагаю, что это была Аска, это она его вызвала. – Они были знакомы? – почти хором раздалось с разных сторон. – Я никогда не знал, что они знакомы, но, может быть, и были. – А может, они встречались? – спросила девушка с первого курса. – Исключено! У Коямы не было здесь каноджё! – загудели парни. – А почему вы так уверены? – неожиданно для себя ввязалась в разговор Дана. – Да пойми: быть каноджё Масахиро хотела бы любая девушка университета и даже всего города. Ему стоило только пальцем поманить, но он постоянно говорил, что его сердце принадлежит девушке из его родного города и он женится на ней, как только заработает деньги на свадьбу. – Тогда понятно, – кивнула Дана. Ей вспомнился дождливый вечер, когда она случайно впервые увидела парня в странных клетчатых штанах под зонтом с девушкой и позавидовала этой парочке. И как жаль, что такие удобные слова, как «каноджё» и «карэси» пришлось узнать в такой ситуации. У нас нет таких слов. У нас имеется вопрос: «У тебя есть парень?» (Дану прямо корежит от слова «парень», ну не нравится оно ей!) Или ещё лучше: «А у тебя кто-нибудь есть?». Кто такой этот «кто-нибудь»? У японцев же «кто-нибудь» имеет чёткое определение – «карэси». И всё ясно. Это не жених, но он всегда рядом, и ты считаешь его (если по-нашему) своим парнем. А «каноджё» – это ты, для которой «карэси» и есть твой парень. Короче, вопрос о наличии карэси означает: «Есть ли у тебя человек, с которым ты встречаешься, но он пока не стал твоим женихом?» То же самое и с каноджё. «Как там мой карэси поживает? Надо будет ему позвонить», – вздохнула Дана. Она очнулась от своих мыслей и услышала из-за спины: – А вдруг она его шантажировала? – Чем? – удивился Гори. – Ну, не знаю, может быть, он денег у кого занял или у неё были какие-то порочащие его фотографии, и она грозилась их послать его каноджё или его родителям, – продолжал всё тот же женский голос. – Но на месте преступления не нашли никаких фотографий или чего-нибудь такого, – возразил Гори, – хотя он мог уничтожить улики. – Да, может быть, – закивали многие. – Странно, он всегда был на виду, невозможно представить, что у Коямы было что-то порочащее его, да ещё такое, чтобы убить человека, – произнёс капитан клуба. Все опять согласно закивали. – И всё-таки что-то между ними произошло. Я выходила из магазинчика, когда Кояма на бешеной скорости промчался мимо меня на велике. И я точно слышала, что он кричал: «Как она могла?» и «Её убить за это мало!» – все разом повернулись к девушке. – Что же ты молчала?! – возмутился Гори. – Я тогда ещё подумала, что Кояма опять кому-то проспорил желание, вот и отрабатывает, крича всякие глупости, да и забыла. А сейчас вспомнила, ведь это он про Аску, наверное, кричал, – закончила девушка и смутилась. – Вот это да! Значит, эта Аска сильно достала Кояму. Но он никогда не говорил, что они знакомы, – высказал своё мнение какой-то старшекурсник. Дану ошеломило обилие информации, и её надо было переварить. Ей хотелось ещё послушать, но к ней быстрыми шагами подошёл Мару и тихо сказал, что если она хочет попасть к дяде домой, то надо поторопиться. Было уже поздно, к тому же дядя явно неохотно согласился встретиться с ними в такой день, когда весь город переполнен журналистами, полицейскими из других отделов и простыми зеваками. Обойдя толпу, Мару и Дана вышли за территорию университета. Погода стояла солнечная, был первый день без дождя за долгие недели беспросветной сырости. По дороге они зашли в маленький магазинчик, чтобы купить холодного чая или воды. На пороге сидел его хозяин и смотрел вдаль. – Что, устали? – спросил Мару. – Сегодня был тяжелый день? – Я никогда не зарабатывал за один день столько, сколько за сегодня, однако эти деньги не принесли мне радости. Разве такой ценой я хотел зарабатывать? «Городок-то “прославился”, его показывают по всем каналам. Бесплатная реклама для торговцев и владельцев гостиниц и ресторанов, можно ждать наплыва отдыхающих на пляже летом», – грустно отметила Дана. * * * – Ирассяй! Добро пожаловать! Извините, но сегодня я встречаю вас сидя, – с усталой, но приветливой улыбкой приветствовал их хозяин дома. – Привет-привет! Я, тоже, извините, не могу пошевелиться, поэтому буду общаться с моего трона. Как хорошо, что я уговорила мужа купить это массажное кресло, чтобы я без него сегодня делала, – театрально прощебетала тётя Юрико, сидя в кресле с компрессом на лбу. Целый день ей пришлось подавать чай, делать ксерокопии и много кланяться понаехавшему столичному начальству, так же, как и другим женам местных полицейских в штабе по размещению, расселению и снабжению приезжих экспертов. Кэн тоже устал, отбиваясь от вопросов друзей, знакомых, учителей и журналистов, не имеющих возможности задать их напрямую высокому начальству. К тому же, он встречал гостей и подавал им чай. Сам Тамура-сан сидел на диване со стаканом виски и неподвижно смотрел в телевизор. Видно было, что мысли о работе ещё не покинули его, но постепенно сдают позиции под напором усталости и алкоголя. – Извините, что мы пришли в такой напряжённый день, – поклонившись, сказал Мару, – просто Дана мне все уши прожужжала, что надо к вам пойти, вдруг мы сможем чем-то помочь. «Вот это да! – подумала про себя Дана. – Я до такого бы не додумалась. Заявила бы в лоб, что мы тоже хотели бы узнать о результатах дела, да и всё». – Дана-чан! Какая ты хорошая! – вскрикнула тётя Юрико. – Мало того, что каваи, миленькая, умная, так ещё и внимательная! Тебе надо взять её в жёны, дорогой племянничек. – Я не могу, у неё есть карэси, – коротко отрезал Мару. – Ой, как жалко! – в разговор вступил Тамура-сан. – А я-то думал, что вы встречаетесь. А у тебя карэси в Москве или здесь, в Японии? – В Москве остался, он не учит японский, – ответила Дана и поняла, что это первые её слова, а до этого она только улыбалась да кланялась. – Ты очень скучаешь по нему? Год – это не так мало, – протянул Тамура-сан. – А я слышала, что при возвращении из Японии после продолжительного пребывания становится трудно общаться с людьми, которые не знают нашей страны. Ты уже чувствуешь в себе перемены? – с улыбкой спросила тётя Юрико. – Несомненно, чувствую, – поклонившись, улыбнулась Дана, подумав, что раньше она уж точно никому не кланялась». – Это будет заметно после возвращения, – засмеялся Тамура-сан. – Ну, ладно, ладно садитесь. Выпьете со мной? – Спасибо! – сказал Мару и сел рядом на диван.