Чародей тихонько рассмеялся, а затем его на удивление беззаботное лицо сморщилось, он задумался. Под сенью сосны зазвучал Хор’Аф, воздух вокруг Йонетия завибрировал, затрясся и будто запружинил. — Погодите… — чуть встревоженно произнес чародей, всмотрелся в побледневшее личико перепуганной айорки. — Вы вампиры? — Ты только догадался? — расхохотался еще пуще Вицеллий, вновь обратив внимание на незадачливого мага. — Это потребует еще… один сребряный четвертак, — Йонетий вскинул бровь и в ожидании глянул на того, кто платил — на графа. — Будущее вампиров очень сложно предсказать. Юлиан недовольно сдвинул брови и передал оплату. — Благодарю! — интеллигентно улыбнулся Йонетий, стараясь угодить богатому путешественнику и не смотреть на вредное лицо веномансера, затем обратился к Фийе. — Не сжимайтесь так внутри, отпустите себя. Да-да, вот так. Вицеллий в это время презрительно хмыкнул в стороне. — Вижу большое дерево с красными лентами… — Действительно… — сказал веномансер. — Сам же спросил, куда мы направляемся, потом главный символ Элегиара называет. — Вижу короля Морнелия Слепого… вы — рабыня, а еще долгое время жили у моря. — Обыкновенное чтение мыслей… — продолжал ворчать старик Вицеллий. — Проходимец. — Вы любите одного мужчину и бесконечно преданы ему, — Йонетий приоткрыл карие глаза и сердито взглянул на веномансера. — В Элегиаре Вы… Йонетий нахмурился. — А можно Вашу ручку? Фийя скромно подала ладошку, а маг осторожно взял ее длинными пальцами и прошептал слова на Хор’Афе, которые Юлиан прекрасно понимал — они означали буквально «Открой мне свое будущее». Вицеллий в ожидании насмешливо взметнул узкие брови. — Смотри, Юлиан. Сейчас он скажет что-нибудь страшное, чтобы мы, все как один, внемлили его обману. — Вы… В Элегиаре… — маг посмурнел. — Погибнете, жуткой смертью! Фийя побледнела и уже хотела вырвать руку, но Йонетий крепко сжимал ее и продолжал шептать. — Вы станете жертвой… Для чего-то темного. Облако, сияющее, но злое грозовое облако! Вам нельзя ехать в Элегиар, милая женщина! Вицеллий, казалось, очень удивился. Затем он недовольно сжал губы и, видя, как все внимание Юлиана приковано к лицу странствующего предсказателя, едва заметно пошевелил пальцами. Еще больше свелись брови Йонетия, тот теперь непонимающе похлопал глазами. — Погодите… Нет… Сейчас все иначе. Я ничего не понимаю. И… Ничего не вижу! — воскликнул уже сам себе маг. — Почему все размылось? — Архиплут и мошенник, — проворчал Вицеллий. — Ну-ка, угадай, чем я занимался всю жизнь? Пока Фийя пребывала в состоянии ужаса, веномансер без церемоний сунул свою сухую и сморщенную длань в руку Йонетия. Тот с опаской глянул на старика, сосредоточился и произнес заклинание. Тело мага-странника качнулось влево, потом вправо. С каждым мгновением он мрачнел все более и более, пока, наконец, не побледнел. — Вы… — протянул Йонетий. — Странно, словно вижу не целую картину, а лишь пару грубых мазков… Но Вы, кажется, писарь вот этого почтенного мужчины, который занимается… торговлей. Юлиан после этих слов, доселе внимательно слушавший чародея, махнул рукой и поднялся с колен. Вместе с ним встал и высокомерный Вицеллий Гор’Ахаг, который распрямил спину и свысока теперь созерцал смятенного мага, всячески показывая своим видом презрение. — Не удивлюсь, если ты бежал из Нор’Мастри от своей бесполезности. Ты — недалекий человечишка, который не имеет в себе даже толику храбрости признать, что в этом мире нет милосердных богов. Презренный, который боится взять судьбу в свои руки! Хмыкнув, отчего одна часть лица изуродовалась, веномансер скатал льняник в тугой валик, уложил его в суму, затем взобрался в седло. — Поехали, Юлиан. Не трать время на этого пустомелю. Йонетий так и остался сидеть на своей накидке, хлопать глазами и вспоминать те странные ощущения, будто на память старика накинули сверху разрисованное ложное полотно. Сгорбившись и почесывая седую бородку, маг еще долго глядел вслед престранному отряду. Затем стряхнул трубку, снял любимую шляпу с золотой кисточкой и символами священных мест. Из заплечного кожаного мешка показались пара лепешек да разбавленное вино. Отужинав, Йонетий лег спать, укутавшись в теплый и большой плащ, что служил ему верой и правдой уже больше десяти лет. Сверху громыхнуло, небо расчертила молния, а под сосну стали падать крупные капли дождя, что били мага по носу, затекали в уши и глаза. — Что за вечер… — проворчал устало Йонетий из Джамогеры, схватил шляпу и укрыл ей лицо, затем подтянул колени к животу и попытался уснуть под шум дождя. Благо, что деревце находилось на возвышенности. Тропа вела путников дальше, на юго-восток, в то время как свинцовая туча уплыла на юго-запад, успев промочить три фигуры до нитки. Сквозь укутанные ночью сосны просачивался далекий свет деревушки. Изможденные лошадки заспешили по вязкой и грязной дороге, а Юлиан решил воспользоваться моментом. — Учитель, я понимаю, что мы столкнулись с пустословом, но почему вы не держите себя в руках и позволяете отпускать такие замечания? Право же, это показывает Вас не с лучшей стороны. — Потому, Юлиан, что они не заслуживают иного обращения. — Но почему? Что плохого Вам сделал чародей Йонетий? — Ничего хорошего он тоже не сделал, — сказал Вицеллий и скинул капюшон, с которого ручьями стекла вода. — Это Юлиан, паразит, зиждущийся на потреблении благ, что создали и придумали до него. Он лишь берет и ничего не дает взамен, боясь принять ответственность. — По-вашему, все что ли должны приносить пользу? — Или хотя бы не наносить вреда. Йонетий и все ему подобные — это концентрация чужих усилий, которая обернется, в лучшем случае, нулем, — Вицеллий высокомерно скривился. — Сначала он воспользовался златом отца, чтобы занять нишу в академии, затем, накопив уникальный ресурс, стал растрачивать его на личные цели. Будь в этом мире каждый Йонетием, нега бы уже иссякла, будучи исчерпанной до дна. Юлиан нахмурился. — Вы так рассуждаете, словно магия имеет предел. — Глупо думать, Юлиан, что в отношении Неги не действуют принципы ограниченности энергии. Ты, как ученый, должен понимать, что результат каждого действия является лишь переливанием ресурса из одной полости в другую с определенными потерями. С магией тоже самое. — Вы это сами придумали? — улыбнулся Юлиан. — Учитель, не в обиду Вам, но я не припомню, чтобы в книгах о таком упоминали. Я читал трактат «Основы Магии», вышедший из-под пера ученика Моэма, Вундрика, изучал «Структуру магических источников» авторства Бальвара Слезливого. Там ни слова об этом, хотя это столпы магической науки. — Люди порой не замечают простых вещей, Юлиан. А когда замечают — становится слишком поздно… — Тем не менее, Ваши престранные убеждения не дают право оскорблять тех, кто придерживается других взглядов. — Наоборот, Юлиан. Я вижу, что Йонетий — неудачник, который живет бесцельно, что он — ничто, от потери чего в мире не убудет. И теперь, с моей помощью, это увидел и он. — Вы забываетесь, что люди мстительны. — Мстительны все расы, Юлиан. Но удел подобных Йонетию — лишь терпеть, ибо он слаб и немощен даже перед самим собой. Кони, склонив морды к грязи, поплелись по поселковой улочке в сторону приземистого трактира, откуда доносились выкрики. Оставалось всего ничего до худо-бедно нормальной постели, и Фийя уже желала поскорее спрыгнуть с седла и избавиться от отяжелевшей из-за воды одежды, которая облепила ее тело. — Ох, тео, счастье-то какое. Наконец-то отдохнем. — Вицеллий, — обратился к озябшему веномансеру Юлиан, не обращая внимания на айорку. — И все-таки я попрошу Вас следить за тем, что говорите. Я не хочу неприятностей в дороге, и нам нужно привлекать как можно меньше внимания. — Мой любимый ученик, если мне понадобится совет, я тебе сообщу. — Не смейте издеваться, учитель. Здесь, в отряде, вы подчиняетесь мне, так что следите за своим языком. Вицеллий лишь сухо рассмеялся. — Юлиан. Ты сейчас не в особняке, где провел под юбкой матери три десятилетия. Ты — мальчишка, взращенный женщинами и обласканный ими же, ты — мальчишка, пред которым грозное имя Мариэльд распахивало все двери. И теперь ты, в мире, где не приспособлен выживать, учишь меня, Алого Змея? — Вицеллий… — зазвучал глухой предупреждающий голос. Беспечно махнув рукой, Вицеллий стащил из-за задней луки вьючную суму, пошатнувшись от ее тяжести, и, уже идя к светлому проему трактира, злорадно произнес. — Я прислушаюсь к советам, когда с твоего лица исчезнет глупое благородство, а твои руки облепит грязь сего мира, от которой ты был столько лет огражден. Когда передо мной будет не юнец с мамским кошелем, а муж, способный сам править своей судьбой. Граф, не спуская мрачного взгляда с исчезнувшей в двери тощей фигуры, вложил выскочившему из таверны слуге-мальчишке пару монет: за коней и жилье. Затем быстро пропал вслед за Вицеллием, чтобы закончить разговор, но старик заперся в наспех оплаченной им комнатке и будто бы и вовсе пропал. — Какой гадкий дед… — чуть позже шипела Фийя, раскладывая на кровати мокрые вещи. Юлиан, не замечая айорки, пребывал в своих мыслях, не очень радостных. Как бы ни был жесток Вицеллий, его слова запали графу в душу своей прямотой и правдивостью. * * * Тропа вела путников дальше, мимо живых деревень и городов, больших и малых плантаций, полей. Повсюду трудились тысячи людей и нелюдей: вампиров, нагов, встречалась даже парочка дэвов. Дэвами кликали всех человекоподобных великанов, а уж разновидностей этих гигантов насчитывалось с десяток, в зависимости от роста и мозгов, ну или отсутствия оных. Через несколько дней пути впереди синим полотном показалась из-за горизонта величавая и спокойная река Маринн, на берегах которой покоился не менее знаменитый Аль’Маринн. Казалось, что вокруг реки не было ни одного незанятого клочка земли — все вокруг засеяли, засадили и застроили; виноградные сочные листья грелись под весенним и еще не жарким солнцем, а сотни, или даже тысячи рабов следили за плантациями будущего Черного Принца и Белой Королевы. Подобно войску, зеленые поля пшеницы, полбы, гороха, льна и ячменя окружали высокий Аль’Маринн и кормили его. Порой о Великих городах говорили, что их благословили боги. Но в отношении Аль’Маринна верным было бы сказать, что боги довлели над его благополучием, не оставляя ни единого шанса стать обычным городом. Ходила молва, что «воткни палку у Аль’Маринна — она и зацветет» — и это было близко к истине. Стоял еще полдень, когда трое всадников в серых плащах проехали по широкому и высокому мосту реки Маринн и оказались на холме, посреди разбросанных полей. Аль’Маринн находился уже в Элейгии, и спустя две недели отряд должен будет прибыть в Элегиар. Свежий ласковый ветер играл с краями накидок, а выбившиеся из косичек и теперь подлетающие пряди Фийи постоянно заправлялись за ухо тоненькими пальчиками айорки. Под мостом был раскинут речной порт, конечно, не такой, как в Луциосе, но все-таки весьма большой. — Остановимся здесь на пару дней, — сказал своим спутникам, а именно Вицеллию, Юлиан.