Спустя пару минут троица уже восседала на расстеленных льняниках подле незнакомца. Тот, облаченный в широкополую шляпу с озорной желтой кисточкой на острой вершине, легкую рубаху с половинчатыми рукавами, коричневую жилетку да серые шаровары с полусапогами, достал трубку, потом сыпанул табак и с улыбкой испустил с пальцев искру, произнеся коротенько «Фиа'Раъш», что означало на языке Хор’Аф «Огонь». Лошади с аппетитом жевали сочный спорыш рядом с примостившимися под сосной путниками. Последний луч солнца скользнул по широкой шляпе, на тулье вспыхнули металлические побрякушки-украшения, и небо над путниками погасло. Тут же поднялся ветер и погнал курчавые плотные тучи, которые не сулили ничего хорошего. — Ну-с, с чего начать… — Йонетий затянулся дымом, посматривая на темное небо, которое пряталось за ветвями сосны. — Я следую из города Джамогеры, где находится моя гильдия Бродячих чародеев, — произнес красиво поставленным голосом мужчина с короткой бородкой. — Над Нор’Мастри сейчас сгущается мгла. Грядет война… — С юронзиями? — спросил Юлиан. — Нет, с молочным братом, — плечи Йонетия горестно подернулись. — Король Нор’Эгуса, Гайза Шейрос, не желает передавать озеро Куртул вместе с городом нашему королю. По соглашению город, как победное знамя, должен переходить от одного королевства к другому каждые полвека. Однако Гайза отказался следовать старым обещаниям. — Гайза — это же наговское имя, — нахмурился Юлиан. — Увы… Теперь вокруг светейшего трона, которые всегда занимала династия Идеорана, обвилась кольцами змея. Короля Орлалойя убили. — Измена? Йонетий постучал по мундштуку и попускал изо рта клубы сладкого дыма, которые унеслись порывами ветра. В глазах странствующего чародея томилась печаль. То ли от грядущей войны, то ли от смерти славного и старинного рода, то ли от личных жизненных передряг. — Да. В середине зимы, с пару месяцев назад. Гайза Шейрос, который служил при дворе генералом, поднял восстание. Поговаривают, что генерал был для всего змеиного народа символом ясного рассудка, волевой руки и поклонения своим корням. А нагов-то в последнее время в Эгусе стало, как песка в землях юронзиев. — Значит, измену поддержали… — К сожалению, да! Не все, конечно… Ходят слухи, будто Гайза нарочно распространял о себе добрые новости. Наги, наги они ведь такие, весьма дальновидные создания с холодным умом… И Гайзу теперь называют не иначе, как прямым потомком праотца Шине. — Высокомерное заявление, — заметил с ухмылкой Вицеллий. — А что с придворными? — Юлиан вспомнил о Зостре Ра’Шасе, Старшем маге из столицы Нор’Эгуса. — Часть отошла к праотцам, часть встала на сторону казарменного короля, — ответил Йонетий и придержал шляпу под порывом яростного ветра. — Всю семью светейшего короля Орлалойя перевешали, обвиняя в сговорах и пособничестве против новоявленного правителя. Так что пламя Прафиала, которое несли в себе потомки Идеоранов, окончательно потухло. — Нет, насколько я знаю, — качнул головой Юлиан. — Нынешняя королева Элейгии, Наурика, из рода Идеоранов. — Ах, да… Тут вы правы, почтенный. Запамятовал. Но все-таки, носителей зерна Прафиала становится все меньше… — А что случилось с Зострой Ра’Шасом? Вы знаете что-нибудь о нем? Он был Старшим Магом при дворе в Нор’Алтеле. — Мммм… Зостра, Белый вёх… Слыхивал, что он погиб, испепелив себя вместе с частью дворца, под полной луной. Юлиан с сожалением выдохнул. У графа в планах было после Элейгии инкогнито навестить Зостру и пообщаться с ним касаемо встречи в Больших Вардах. Рыбак часто вспоминал этого величественного чародея и терзался мыслями — какая же судьба тогда свела его со скромным жителем Севера. — Жаль, замечательный был маг, — продолжил Йонетий. — Из простых, но с благороднейшей и светлой душой. Его сын, Амай, прозванный Яснооким, сейчас в помощниках у нашего Архимага. Ему пророчат будущее великого целителя. — Понятно… — пробормотал Юлиан, искренне опечаленный, что не успел встретиться с Зострой раньше. — А куда держите путь Вы, Йонетий? — Он бежит от войны, — насмешливо ответил за мага с острой шляпой Вицеллий. — Ты же должен быть сейчас в Нор’Мастри по призыву Его Величества, да, колдунишка? — Нет… нет… Что Вы… — чародей закашлялся и протер желтым платочком мундштук. — Я — член гильдии Бродячих Чародеев. Мы не участвуем в войнах. Мы — дети дорог и вольные маги. — А в Коллегии знают о том, что вы вольные? — Конечно, конечно… — чуть нервно протер еще раз мундштук, да так, что даже казалось, будто сейчас там засияет дыра, Йонетий. — Иначе бы меня здесь не было, почтенные, кхм… Ядовитая улыбка так и осталась царствовать на сморщенном лице Вицеллия, а Йонетий, немного попыхтев трубкой, продолжил свою речь. Где-то в стороне, на тракте, скрипнула ось повозки — возничий торопился в сгущающихся сумерках к родной деревеньке, надеясь успеть до проливня. — Так вот. После Джамогеры я попал в Байву, город на озере в землях Элейгии. Там самые крупные на юге академия магии и источник неги. В Байве сейчас переполох… — глаза странствующего мага засияли. — Мудрейшие мирологи создали уникальный зачарованный сплав, благодаря которому можно сделать каждую изготовленную из него вещь неимоверно прочной и, к тому же, искомо личной. — Да что ты, — ухмыльнулся с явной издевкой в голосе Вицеллий. — И где же это использовать? — Зря вы недооцениваете такое открытие, почтенный, ох зря… Не понимаю я Ваших колкостей… — проворчал безобидно Йонетий. — Из такого сплава можно ковать не только оружие и доспехи… То же рабство, например… Буквально вчера следовавший этой тропой беглый плантатор вместе со своей семьей рассказывал — в Саддамете взбунтовались рабы. Да вы ж должны знать… — Да, мы как раз оттуда, — вежливо улыбнулся Юлиан. — Еле пробрались. — Вот-вот! А теперь, представьте! Если выковать кандалы из этого сплава, который получился на удивление недорогим, то при транспортировке рабов до мага-клеймовщика не будет никаких опасностей, они крепче железа. Да хоть до самого рынка! Рабовладелец надевает кандалы и может перевозить невольника без клейма, не опасаясь восстания, а на рынке ему уже поставят нужный знак. Ох, именем Моэма, это же чудеснейше, правда? Насколько я знаю, это чудеснейшее изобретение уже пробуют в Золотом Городе. Завидев, что лицо Вицеллия так и осталось с кислой миной, Йонетий помолчал, затем смущенно произнес. — Я вижу, что Вам и это не очень интересно. Хорошо, тогда расскажу, что я узнал в Элегиаре. Ваш путь, почтенные, лежит же в его направлении? — Да. — Отлично! Но хочу предостеречь вас, добрые путники, что в Элегиаре сейчас неразбериха. Ох, неспокойное время, неспокойное, — сквозь ветви сосны, давшей приют магу, Йонетий взглянул в черное небо, предвещая грозу. — Хоть называй эту эпоху в честь Харинфа Повелителя Бурь, эпохой штормов. — Что же произошло в Элегиаре? — Одна беда пуще другой. Воистину глаголят, что родиться в королевской династии на Юге — дело трудное и опасное, а зерна Прафиала не дают своему владельцу мирной жизни. — Пустослов, не трать наше драгоценное время! Ты совсем слеп, что не наблюдаешь в небе тучи? — отозвался недовольно Вицеллий, прячась под полы суконной накидки. — Давай короче и по делу. Йонетий недовольно покосился на веномансера, но стерпел, будучи человеком интеллигентным, рожденным в семье пусть и небогатого, но аристократа. — Когда я пришел в Элегиар, где пробыл с неделю… Хм… Да, это было в начале весны. Короля Морнелия Молиуса отравили. Поговаривают, что это сделал его брат, Джамо. Весь город подняла на уши гвардия. Обыскивали, казалось, каждый дом и рабский барак, даже в мою суму нырнули. Пресветлейший Морнелий выжил, но остался слеп на всю жизнь, а ведь ему всего лишь сорок лет. — А что сделали с братом? — Никак не знаю, увы, — улыбнулся вежливо Йонетий и почесал бедро длинными пальцами в тканевых митенках. — Если даже внутренний город закрыт, то в Золотой замок и мышь не проскочит. — И это все, что ты узнал, чародей? — спросил Вицеллий. — Вам мало? — искренне удивился Йонетий из Джамогеры и даже извлек мундштук глиняной трубки изо рта. — С кем воюет сейчас Элегиар? — поднял бровь Вицеллий. — Кто сидит в Консулате? Какая политика складывается в отношении нелюдей в Золотом городе? Каков состав Коллегии магов? — Какие у Вас точные вопросы… — протянул озадаченно Йонетий. — Увы, ведаю лишь про чародейскую область — Архимагом числится достопочтеннейший Абесибо Наур. — И все? — Да. Я свободный странник и не вникаю в политические интриги и войны чуждого мне королевства, почтенные. Знаю лишь о том, что коснулось лично меня и моей родины… — Так куда вы направляетесь? — спросил путешествующего чародея Юлиан. — вы не ответили. — Боится быть призванным на войну, вот и бежит куда глаза глядят, — хмыкнул Вицеллий, сложив на груди тощие руки. — Я — паломник, — сконфуженно пробормотал Йонетий и коснулся шляпы, где висело несколько украшений. — И следую по Великим источникам неги. Раз уж в Детхае буйствуют рабы, то придется мне пойти сначала к озеру Офейи в Айрекке, а на обратном пути заглянуть на Мертвый Холм в Зунгруне. Да, надеюсь, что когда вернусь из Ноэля, в Детхае уже не будет этих воинственных существ. — А зачем Вам в Ноэль? — удивился Юлиан де Лилле Адан. — Как это зачем? Во имя Прафиала, да Ноэль же поднят из глубин нашими сердечными Праотцами, когда те вели за собой народ с Севера! — Ах да… — Юлиан вспомнил программу обучения религии, в которую он не вникал, считая это пустыми сказками. — Да что ты… — в свою очередь, Вицеллий ядовито улыбнулся. — Так из воды и подняли? Ради народа? — Конечно. Это же Праотцы, наши благодетели, они заботятся о нас! Когда после жутких землетрясений Север отделился от Юга широким проливом, а потоки огня вырывались из недр кричащей земли и жгли все на своем пути, Великие Отцы отвели людей на тихий Юг, подняв Ноэль, чтобы по нему могли пройти. — Охохохо… — расхохотался Вицеллий. — Но ведь демоны не могут чародействовать, колдунишка. А ведь есть еще версия, будто эти же Отцы и вырастили горы из пустошей, отчего и случились извержения вулканов. Что-то не сходится… — Прошлое — туманно, но каждый верит в то, что хочет, — поджал с обидой губы Йонетий. — Это выбор каждого — по каким терниям следовать в объятия отца Фойреса, который возродит бренную душу и облачит в новые телесные одежды! — Уж не поэт ли ты еще часом? — Да, я — посол мысли и души, — кивнул Йонетий, и на его лицо легла тень неудовольствия от того, как Вицеллий кисло скривился. — Хах. Ты не маг, колдунишка, ты — потешник! Йонетий смолчал, сжал губы. И продолжил. — Коль я не в силах утолить ваше любопытство скромными новостями, то могу попробовать узнать о будущем, что Вас ждет. За еще одну монетку, разумеется. Серебряный четвертак вполне подойдет, — Йонетий потерялся взором где-то в кроне деревьев, чтобы стерпеть обиду. — И мне пора будет устраиваться на ночлег, почтенные. Прячась от колкого взгляда веномансера, от которого странствующий чародей уже порядком подустал, Йонетий склонил голову к груди. От наклона золотистая пышная кисточка на шляпе скакнула на другую сторону, а металлические побрякушки — символы каждого Священного места — звякнули меж собой. Юлиан кивнул, занырнул в кожаный и увесистый кошель, достал оттуда звонкий четвертак. Приняв с благодарностью монетку, маг спрятал ее под жилетку в кармашек и, выпустив пару колечек дыма, повел плечами. Будто готовился к чему-то. — Кто первый? — Пусть будет женщина. — Хорошо, хорошо… Садитесь рядышком и расслабьтесь. С легкой опаской Фийя, которая доселе молчала, подвинулась ближе к магу и зажмурилась, обхватила коленки руками. — Да не нужно жмуриться… Это не больно.