Олдридж поднял взгляд. — Около пяти. Мигель зевнул. — Еще слишком рано вставать. Особенно в воскресенье. Даже несмотря на то, что нужно готовиться к экзаменам, — он плюхнулся обратно в кровать и закопался под одеяло. — Какие у тебя на этой неделе экзамены? — Иди ко мне. Твой, межличностная коммуникация, философия, химия и математика. Олдридж вернулся к кровати, но остановился рядом и посмотрел на Мигеля. — Ложись, старый ворчун. Еще рано, и в комнате слишком холодно. Я даже могу представить, что мы обнимаемся. — Тебе это нравится? — Олдридж уступил и улегся под одеяло. — Обниматься? — Мигель задумался. — Иногда. Особенно, когда холодно. Или был плохой день. Это не так плохо, — Олдридж, как труп, неподвижно и тихо лежал рядом, видимо не разделяя любовь Мигеля к объятиям. — Похоже, тебе это не нравится. Ничего страшного. Олдридж хмыкнул. — И видимо Тиму тоже, да? — интересно, когда Олдридж попросит Мигеля не лезть не в свое дело. — Тиму нравилось личное пространство. Как и мне. Он переехал сюда, когда закончилась аренда в его прежней квартире, а он итак проводил практически все время здесь, занимаясь ремонтом. Тим словно был соседом. А потом, чуть позже, мы сохранили эту договоренность, потому что, думаю, так было всем проще. Мы пробовали спать вместе. Но я плохо сплю. Беспокойно и, если меня трогают, часто просыпаюсь. Тим постоянно ворочался во сне. Он всегла пинал и толкал меня ногами и руками. Поэтому спать раздельно — самое удачное для нас решение. — Я спал, как убитый, пока не разбудил гром. Я мешал тебе? Толкал, пинал? Хотя, наверное, подушки помогли в этом случае. Надеюсь. Олдридж слегка улыбнулся. — Нет, ты не мешал, и, думаю, это связано с нашей «Линией Мажино». — С нашим чем? А, ты про подушки! — Мигель расхохотался. — Я хочу быть Германией. А ты очень смахиваешь на Францию. — Почему? — Потому что Германия захватила Францию, чувак. «Линия Мажино» оказалась бесполезной. Олдридж фыркнул. — Надеешься пробить брешь в моей обороне? «Боже, да. Во всех смыслах». — Хм. Я передумал. Ты — Германия. Захвати мои границы, детка. — Не понял? — Олдридж произнес это оскорбленно, но в голосе был слышен смех, поэтому Мигель продолжил. Он с улыбкой повернулся на бок и уставился через барьер из подушек на Олдриджа. — Разграбь мои города. Проникни в меня. Поглоти мою инфраструктуру. Бери меня грубо. Брови Олдриджа сошлись на переносице. — Дурак. Мигель откинулся на спину. — Un poquito. Estoy un poco cachondo. — Что это значит? — Я согласился, что немного дурак и немного возбужден. — Кто бы сомневался, — фыркнул Олдридж, но, похоже, эта новость его не расстроила. Еще одна вспышка молнии осветила комнату, а следом бахнул гром. В ярком свете Олдридж казался еще красивее, кожа бледнее, а сам он весь хрупкий, как одна из фарфоровых статуэток abuela. — Тебе не нравится утренний секс, док? Олдридж закрыл глаза. — У меня никогда его не было. — Но... — Мигель постарался представить, как можно, дожив почти до сорока лет, ни разу не воспользоваться своим утренним стояком. Ужас. — Вообще никогда? Черт, — парень вспомнил каждый утренний минет, всех девушек, скакавших на его члене, о сержанте, который тайком пробирался в его постель для взаимного утреннего минета, и о том удовольствии, когда просыпался от чужой руки на ноющем стояке. — Хочешь это исправить? — Что? Мигель слегка сдвинул подушку, которая в свою очередь уперлась в Олдриджа. — Ты, я и неэффективная линия обороны. Я могу пасть под твоим могучим немецким натиском. — Угу, — это должно было прозвучать снисходительно — на что видимо и рассчитывал Олдридж — но в итоге вышло заинтересованно. «Попался». — Ага, — Мигель сорвал с себя футболку и вылез из пижамных штанов. Он приласкал свой твердый член, гадая, возбудился ли док тоже. Мигель очень на это рассчитывал. — Я весь твой. Обнаженный и беззащитный. Жду, когда меня завоюют. Но сначала нужно избавиться от этого досадного барьера. Олдридж фыркнул. — Озабоченный паршивец. — Молодой человек со здоровым сексуальным аппетитом. — М-х-м, — неясно промычал док. Мигель попробовал еще раз. — И еще я молодой человек, обманом пробравшийся в постель своего преподавателя. Профессор, кажется, мне нужно преподать урок. Олдридж повернулся на бок. — В каком смысле? Мигель пошире распахнул глаза. — Я плохой. Очень плохой студент. И только вы можете наставить меня на путь истинный, — Мигель еще пару раз провел кулаком по члену и выгнул спину от удовольствия. — Руки убрал, — низким голосом потребовал Олдридж. «Ох, блять, наконец-то». — Да, Профессор, — Мигель закинул руки за голову. — Я очень виноват. Как я могу искупить свою вину? — Лежи неподвижно, — произнес Олдридж. — и прими все, что заслужил. — Принять что? — Все. Мигель лежал на спине, сцепив руки за головой и слушая грохот пульса в ушах, и ждал. Олдридж практически сразу разрушил укрепление из подушек. Он без разбора раскидывал их во все стороны. А потом восхитительно обнаженный оказался на Мигеле, как немецкие войска, наступавшие на территорию Франции. Олдридж словно всерьез воспринял слова Мигеля и принялся по-настоящему завоевывать его тело. Мужчина прикусывал и вылизывал Мигеля повсюду, безжалостно оставляя метки на его теле и вынуждая того, сначала всхлипывать, затем вскрикивать и в конечном итоге закричать. Одновременно с этим Олдридж гладил тело парня, избегая единственную часть, которая больше всего нуждалась в ласке: член Мигеля. Док быстро натянул презерватив, но много времени на подготовку Мигеля не тратил, лишь смазал обоих и подхватил одну ногу парня, отводя ее в сторону. Все тело Мигеля болело, но он все равно хотел и был готов к горячему проникновению профессорского члена. — Блять, — процедил Мигель, чувствуя себя до предела заполненным. — Все еще плохой мальчик? — Олдридж бесконечно медленно подавался назад, и с той же черепашьей скоростью двинулся обратно. — Боже. Да. Да, Профессор, — Мигель в отчаянии вцепился в собственные волосы. Ему до боли хотелось коснуться Олдриджа, но он обещал. — Тебе нужно преподать урок? Твоя задница хочет наказания? — Да! — Да, кто? — Олдридж прикусил тугой сосок и согнул ногу Мигеля под немыслимым углом. Болезненно, но при этом волшебно. — Да, Профессор!