Похороненное во влажном месте, человеческое тело может удивительным образом изменяться. Аммиак, выделяемый при гниении, когда жировые ткани разлагаются на пальмитиновую, олеиновую и стеариновую кислоты, работающие рука об руку с натрием и калием в земле могилы, способен превратить труп в кусок хозяйственного мыла. Простой химический процесс. Даффи понизила голос и продолжила: «Он сказал, что незадолго перед этим рассыпал красную кирпичную крошку на полу гробницы, чтобы увидеть, могут ли крысы с берега реки найти дорогу в церковь». Я вздрогнула. Не прошло и года с тех пор, как меня заперли в ремонтном гараже на берегу реки, и я знала, что крысы — не плод воображения моей сестрицы.[16] Глаза Даффи расширились, и голос опустился до шепота. «И знаешь что?» «Что?» Я не смогла сдержаться и тоже перешла на шепот. «Ступня была окрашена в красный цвет, как будто вышла…» «Кассандра Коттлстоун! — я чуть ли не кричала, и у меня волосы встали дыбом, как будто подул холодный ветер. — Она бродила…» «Именно», — сказала Даффи. «Не верю!» Даффи пожала плечами. «А мне какое дело, веришь ты или нет? Я излагаю тебе факты, а от тебя только головная боль. Теперь дуй отсюда». И я дунула оттуда. Пока я была погружена в воспоминания, рыдания Фели утихли, и она угрюмо уставилась в окно. — Кто жертва? — спросила я, пытаясь подбодрить ее. — Жертва? — Ну ты знаешь, бедолага, которого ты собираешься отвести к алтарю. — О, — сказала она, встряхивая волосами, и выболтала ответ с удивительно минимальным подбадриванием с моей стороны. — Нед Кроппер. Я думала, ты уже слышала это у замочной скважины. — Нед? Ты же его презираешь. — С чего ты взяла? Нед собирается однажды стать владельцем «Тринадцати селезней». Он хочет купить гостиницу у Тулли Стокера и перестроить ее целиком: эстрадные оркестры, дартс на террасе, боулинг на лужайке… вдохнуть свежий воздух в это дышащее на ладан место… принести в него двадцатый век. Он собирается стать миллионером. Ты только подожди и увидишь. — Ты меня дуришь, — сказала я. — Ну что ж, ладно. Если ты так хочешь знать, это Карл. Он умолял отца разрешить мне стать миссис Пендракой, и отец согласился — главным образом потому, что верит, что Карл происходит из рода короля Артура. Наследник с таким происхождением — бриллиант в короне отца. — Что за дерьмо, — сказала я. — Ты меня за нос водишь. — Мы будем жить в Америке, — продолжала Фели. — В Сент-Луисе, штат Миссури. Карл собирается сводить меня на матч, посмотреть, как Стэн Мьюжел выбьет дух из «Кардиналов». Это бейсбольная команда. — На самом деле я надеялась, что это будет сержант Грейвс, — сказала я. — Я даже не знаю его имени. — Жаль, — произнесла Фели, мечтательно разглядывая свои ногти. — Но с какой радости мне выходить замуж за полицейского? Я даже помыслить не могу о том, чтобы жить с человеком, который приходит домой каждый вечер после убийства. Похоже, Фели неплохо справляется со смертью мистера Колликута. Вероятно, в ней все-таки есть хоть капля крови де Люсов. — Это Дитер, — сказала я. — Это он подарил тебе кольцо дружбы на рождество. — Дитер? Ему нечего предложить, кроме любви. Когда она дотронулась до кольца, я в первый раз заметила, что она носит его на среднем пальце левой руки. И при упоминании имени Дитера она не смогла сдержать улыбку. — Точно! — боюсь, я завопила. — Это Дитер! — Мы начнем все сначала, — сказала Фели, и ее лицо стало таким нежным, каким я его никогда не видела. — Дитер выучится на школьного учителя. Я буду преподавать фортепиано, и мы будем счастливы вдвоем, как голубки. Я не могла не пожать сама себе руку. Яру! — воскликнула мысленно я. — Кстати, где Дитер? — поинтересовалась я. — Я его давненько не видела. — Он поехал в Лондон сдавать экзамен. Это отец устроил. Если ты проболтаешься хоть словом, я тебя убью. Что-то в ее голосе сказало мне, что она сдержит слово. — Я нема как могила, — сказала я, тоже собираясь сдержать слово. — Год мы будем помолвлены, пока мне не исполнится девятнадцать, — продолжила Фели, — просто чтобы сделать приятное отцу. А потом — коттедж, лютики и место, где можно будет при желании хоть на голове ходить. Фели в жизни своей ни разу не ходила на голове, но я поняла, что она имеет в виду. — Я буду скучать по тебе, Фели, — медленно сказала я, осознавая, что вложила душу в эти слова. — О, как же это трогательно, — отозвалась она. — Ты справишься. 6 Когда я немного не в духе, я размышляю о цианистом калии, ведь его цвет так чудесно соответствует моему настроению. Так приятно думать, что растение маниока, растущее в Бразилии, содержит огромное количество этого вещества в своих тридцатифунтовых корнях. Но, к сожалению, все оно вымывается до того, как растение используют для приготовления нашей повседневной тапиоки.[17] Хотя мне потребовался целый час, чтобы признаться в этом самой себе, слова Фели задели меня за живое. Вместо того чтобы поразмышлять об этом, я достала с полки бутылочку с цианистым калием. Дождь за окном прекратился, и в окно лился столб теплого света, заставляя голубые кристаллы ярко сверкать под лучами солнца. Следующим ингредиентом был стрихнин, по случайному совпадению, получаемый из другого южноамериканского растения, из которого также делают кураре — еще один яд. Я уже упоминала о моей страсти к ядам и особенной нежности к цианистому калию. Но, если быть совершенно честной, я должна признать, что испытываю также слабость к стрихнину — не за то, чем он является, а за то, чем он может стать. Например, в присутствии образующегося кислорода эти довольно заурядные белые кристаллы сначала приобретают глубокий синий цвет, а затем поочередно становятся пурпурными, фиолетовыми, алыми, оранжевыми и желтыми. Идеальная радуга уничтожения! Я аккуратно поставила стрихнин рядом с цианистым калием. Следом шел мышьяк: в виде порошка он выглядел довольно скучным рядом со своими братьями — больше всего напоминая пекарский порошок. В виде оксида мышьяк растворяется в воде, но не в спирте или эфире. Цианид растворяется в щелоке и в разведенной соляной кислоте, но не в спирте. Стрихнин растворяется в воде, этиловом спирте, хлороформе, но не в эфире. Это все равно что старая задачка про волка, козу и капусту. Чтобы проявить их суть, каждый яд нужно держать в отдельной емкости. Открыв окна для вентиляции, я уселась ждать час, пока все три раствора дойдут до кондиции. — Цианистый калий… стрихнин… мышьяк… — я громко произнесла их названия. Вот что я называю моими «успокоительными химикалиями». Разумеется, я не первая придумала соединять несколько ядов в единый губительный напиток. В XVII веке в Италии Джулия Тофана сделала бизнес на продаже «аквы тофаны» — раствора, содержащего помимо прочих ингредиентов мышьяк, свинец, белладонну и свиной жир, — более чем шестистам женщинам, желающим, чтобы их брак химически растворился. Говорили, что это вещество было прозрачно, как вода, и аббат Гальяни утверждал, что в Неаполе не найти женщины, которая не держала бы секретный флакончик среди своих духов. Говорили также, что жертвами сего напитка стали два римских папы. Как же я обожаю историю! Наконец мои мензурки были готовы, и я радостно замурлыкала, смешивая растворы и фильтруя их в приготовленную бутылочку. Я взмахнула рукой над дымящейся смесью. — Нарекаю тебя «аква флавия»! — провозгласила я. Ручкой дядюшки Тара со стальным пером я написала свежепридуманное название на этикетке и приклеила ее к бутылочке. — «Ак-ва фла-ви-я», — громко произнесла я, смакуя каждый слог. Звучит прекрасно. Я создала яд, который в достаточных количествах может убить слона. Что он может сотворить с нахальной сестрой, жутко представить. Один из аспектов ядов, на который зачастую не обращают внимание, — это удовольствие, когда тайно злорадствуешь, представляя, как используешь его. К тому же какой-то мудрец сказал, что месть лучше подавать холодной. Причина этого в том, конечно же, что, пока ты с ликованием предвкушаешь это событие, у жертвы есть предостаточно времени беспокоиться, когда, как и где ты нанесешь удар. Например, можно представить себе выражение лица жертвы, когда она понимает, что то, что она потягивает из симпатичного стаканчика, — не просто апельсиновый сок.