Мелочно это. Оттолкнувшись от двери иду к Даринке и забрав из ее рук ножницы сажусь на скамейку. Кто я такой, что бы отказывать этой очаровашке в вырезанной фигурке? — Что, и тут не меня выберешь? – щурит глаза Яська. От ее взгляда мне становится не по себе. Обижаю я ее. Знаю. Отец мне много раз говорил — не любишь — отпусти. А я любил, поэтому таскался за ней, как щенок на привязи. а теперь… Впиваюсь взглядом в обнаженные ключицы и ползу им вверх, добираясь до татуировки в виде пера за ухом. Я любил ее зацеловывать. Там чувствительная зона у Яськи и я своим языком доводил ее до хриплого стона. А сейчас…Не хочу… Почему я опять с ней? Ответ лежит на поверхности, но я отказываюсь себе в этом признаваться. Потому что я пытаюсь забыть что-то большее… Я не видел ни глаз, ни губ. Я знаю их наощупь… Я запомнил каждый манящий изгиб…Я… Сука… Ухмыляюсь про себя глотая горечь. Я пытаюсь заменить незаменимое. Мне нужна одна встреча. Один долбанный разговор. Я хочу разочароваться в Дашке так же, как в Яське и начать уже все с чистого листа! — Не заставляй меня выбирать между семьей и тобой. Глупо это, Ясь – стараюсь звучать примирительно, но выходит резко. Горько усмехнувшись Ярослава встает изо стола. — Пойду я пожалуй. Громкость и манерность ее голоса дает мне все основания предполагать, что в беседку зашел папа. Яська всегда ищет у него поддержки, понимая, что последнее слово в этом доме всегда за ним. Вот только с ее стороны очень наивно думать, что папа сможет меня заставить снова ее полюбить. — Иди – произношу пустым голосом не отрываясь от занятия. — Вот эту еще выр-режи… — дает указания племяшка. Подняв взгляд сталкиваюсь с осуждающим папиным. Не начинай только. Поругаемся. Папа у меня крутой мужик. Он девочек не обижает. Никогда. А если кто-то обидел его-прощает. Маму когда-то простил и даже проводил в последний путь. Я видимо так не умею. Проводив взглядом Яську сверлит им меня. Тоже прямо смотрю в его глаза. Мне не стыдно. Мной пользовались, теперь я. Че не так-то? — Разбежаться не планируешь? Мы и дальше должны терпеть эту еболу между вами? Усаживаясь за стол закатывает рукава рубашки продолжая злобно на меня смотреть. Ненавижу ругаться с родителями, но видимо сегодня разборок не избежать, да? — Не терпи – плююсь дерзко. Отец такого тона не стерпит!Знаю… Он умеет держать себя в руках, но не всегда. Сегодня видимо как раз это «не всегда» Чувствую, как в беседке наэлектрезовывается воздух, а глаза напротив темнеют от гнева. Все происходящее мне кажется каким-то сраным заговором. И что вам всем вдруг вздумалось в душу-то ко мне лезть, а? Папина рука взлетает вверх по пути превращаясь в кулак. От громкого удара на столе подпрыгивает посуда. — А что такое ебола? – беспечно спрашивает Дарина у своей матери, совершенно не смущаясь папиного гнева. Поражаюсь этой малышке…У нее кажется иммунитет ко всему. — Это то, что Кир со своей жизнью творит – Янка хватает Даринку на руки и бросив на меня осуждающий взгляд выходит из беседки. Я устал настолько, что готов и отца на хер послать. — Ты вот эту хуйню бросай. Если надоела она тебе — не еби мозг ни ей ни нам. — А то что? Бля…Ну вот он-то тут причем? Что это я в самом деле?... Папа не меняется в лице. — А то выводы сделаю не в твою пользу. — Пф-ф-ф…-усмехаюсь, откидываясь на спинку скамейки. Его бесит моя дерзость. Всегда бесила, а сейчас особенно. Но у отца хватает мудрости опустить взгляд в тарелку. Ну что, пап? Я тебя разочаровал? Он принимается молча есть, но напряжение никуда не уходит. Я осознаю свою ошибку почти сразу. По холоду, который ползет по позвоночнику, по горечи, которая вмиг разливается по груди. Я сделал ему больно… Мысленно херачу себе кулаком по мозгам. Ну вот что за херню я творю? Я злюсь на нее, а страдают все близкие… Отпустить никак не выходит, как бы я не врал себе, что все в прошлом. Слишком много веса в тех четырех встречах… Они на чаше весов твердо стоят внизу, а Яськины девять лет беспомощно раскачиваются наверху.