— Что вы сделали с мамочкой? — захныкала я. — Все в порядке, Элли, — прошептал отец. — Твоя мама выглядит по-другому, но внутри она та же самая. Приляг рядом, как она просит. Она хочет просто обнять тебя. Я заставила себя повиноваться. Простыни оказались влажными. Мама стала поглаживать меня по руке. Ее пальцы были твердыми и костлявыми. — Поцелуй меня, Элли! — пробормотала она. Отец, сидевший на краю кровати, кивнул мне. Я прижалась к желтому телу и ткнулась губами в ее правую щеку. Она была очень холодной. — Еще! — прошептала она. Нет! Отбросив простыни, я кинулась прочь. Она испустила стон, как будто я сделала ей больно. — Вернись! — закричал отец мне вслед. Я сбежала по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, пронеслась мимо медсестры, выскочила в сад к кривой яблоне с потрескавшейся корой, под которой любила читать, и забралась на нее. Меня так трясло, что ветка, где я сидела, дрожала вместе со мной. Я никак не могла отдышаться. — Элли? Отец вышел из задней двери. Он подошел к моему дереву, остановился под ним и протянул ко мне руки. Я думала, что он сердится. Но его лицо теперь выглядело гладким под лунным светом, как будто наконец разгладились линии на гофрированном картоне. — Можешь спускаться. Все кончено. Он стоит надо мной с ремнем. — Ты плохая девочка. Скажи, кто ты? — Я плохая девочка, — повторяю я. — Точно такая же, как твоя мать. Я плотно сжимаю губы. — Давай! — кричит отец. — Скажи это! Но я молчу. Удар ремня ощущается как ожог. Глава 2 Джо Бристоль — Ты меня слышишь? Вздрогнув, я просыпаюсь. Секунду или две стряхиваю остатки сна. Он бросается на меня со зверским лицом… Руки на моем горле… Ногти впиваются в кожу… «Это мне снится, это не по-настоящему», — говорю я себе. Парень, который смотрит на меня сейчас сверху вниз, — не человек из моих кошмаров. Хотя тоже выглядит не слишком дружелюбно. — Я сказал — тебе пора выходить. Мы приехали. Я протираю глаза — смущенная, не выспавшаяся и потрясенная такой побудкой. Где я вообще? На секунду мне кажется, что этот человек — полицейский, но затем я понимаю, что на нем форма автобусной компании. И все равно мне страшно. Не знаю почему. — Ладно, ладно. — Я заставляю себя подняться и шагаю в проход между креслами. Я все еще не могу перестать дрожать. Снаружи я вижу вывеску: «Добро пожаловать! Автостанция города Бристоль». Я с облегчением вздыхаю. Я никогда не была в этом городе, но знаю, что он крупнее предыдущего. Здесь больше людей, подходящих мест для ночлега и уголков, где можно спрятаться. Полицейских здесь тоже полно, но их не волнуют люди вроде меня, если мы не создаем проблем. У них и без того хватает забот. Так что, если повезет, я смогу остаться незамеченной. Я пробираюсь к выходу, подхватив свою стопку «Большой проблемы». Водитель автобуса зажимает нос ладонью. Что ж. Я знаю, что воняю. Попробовал бы он побыть бездомным. Он, вероятно, из тех, кто думает, что нам нравится так жить. Хотя надо заметить, что доля правды в этом есть. — Давай пошевеливайся, — подгоняет водитель. — У некоторых из нас есть дом, и они туда торопятся. Наверно, это здорово. Как бы мне хотелось, чтобы меня ждали где-нибудь. Там, где можно закрыть глаза и спать несколько дней напролет. Здоровяк с бородой хватает меня за руку, когда я выскакиваю из автобуса. Я застываю на месте. — Грабли свои убрал! — рявкаю я. — Я просто пытался помочь вам спуститься по ступенькам, любезная. Взгляните. Вы обронили несколько журналов. О нет. Кто-то уже наступил на верхний. И на тот, что под ним. Теперь я не смогу их продать. — Позвольте я вам помогу. — Я смотрю на асфальт, пока бородач их собирает. — Стало быть, торгуете «Большой проблемой»? [2] — спрашивает он с любопытством. Я дрожу. Наплевать на журналы, говорю я себе. Беги отсюда, прежде чем появятся новые вопросы. Я ныряю в толпу и перебегаю оживленную дорогу перед носом автобуса. Клаксон ревет, но я успела! Грудь болит, я несусь по одной улице, затем сворачиваю на другую, едва не запнувшись о разбитую бутылку на тротуаре. Где-то завывает сирена, пугая до полусмерти. Я оглядываюсь — не преследует ли меня кто-нибудь. Какая-то женщина таращится на меня; у нее бледное лицо и запавшие глаза. У меня ёкает сердце. А затем я понимаю, что это всего лишь манекен в витрине. Браслет на руке съехал и теперь выглядывает из-под рукава. Я заталкиваю его обратно, чтобы спрятать от чужих глаз. Я думаю о журналах, которые мне пришлось оставить на земле. Экое расточительство. Эта партия обошлась в кругленькую сумму. Не все знают, что продавцы платят за них вперед. Теперь я на другой улице, с граффити на стенах домов и грязных лавчонок, многие из которых заколочены досками. «Ювелирные изделия, скупка и продажа», — гласит одна вывеска. За прилавком юноша с большой, похожей на гигантскую мятную таблетку серьгой в ухе копается в своем айпаде. — Сколько дадите за это? — спрашиваю я нервно. Он кидает на меня быстрый взгляд. — Сперва надо как следует рассмотреть изделие, дорогуша. Я задвинула браслет так высоко на руку, что с трудом стаскиваю его. Кажется, что вожусь целую вечность. Я почти не дышу, пока он вертит украшение в руках, изучая маркировку на внутренней стороне, а затем подбрасывает на ладони, словно прикидывая вес. — Тридцать фунтов, — говорит он наконец. — Думаете, я вчера родилась? — усмехаюсь я, стараясь держаться тверже, чем себя чувствую. — Это серебро. Он стоит гораздо больше. Его глаза сужаются: — Откуда он у вас? — Подарили. — Ну да, конечно. У меня пересыхает во рту: — Это мое, и я хочу его продать. Честно. Я запоздало сожалею, что заявилась сюда. Что, если он позвонит копам? — И вы не хотите оставить его на память о былых временах? — Его голос полон сарказма. Он ближе наклоняется ко мне. Его грубая кожа покрыта оспинами, а изо рта воняет, как у собаки. — Послушайте, дорогая. Ко мне постоянно приходят люди с подобными историями. Приходится быть осторожным. Так что я дам вам пятьдесят, и покончим на этом. По рукам? У меня нет выбора. — Наличными, — вяло прошу я. Деньги появляются у меня в руках так быстро, что я понимаю: надо было настаивать на большей сумме. Однако прихожу в себя уже за дверью. Я оборачиваюсь, чтобы сказать, что изменила решение. Но он уже повесил табличку «Закрыто» и выключил свет. Этот ублюдок сразу понял цену, когда рассматривал браслет. Я придерживаю банкноты в правом кармане, пока прохожу мимо толпы подростков на тротуаре. Какое-то время иду куда глаза глядят. Злой ветер пронизывает до костей. Некоторые улицы намного шикарней других. На одной полно заколоченных окон и мусорных баков. А на следующей огромные дома с припаркованными возле сверкающими автомобилями.