Через дорогу стоит автобус. На передней табличке написано: «Лизард» [7]. Что за место так назвали? Впрочем, какая разница. Я должна выбраться отсюда. Я принимаю беспомощный вид перед водителем: — Я гуляла в городе и потеряла проездной. А на обратный билет домой денег нет, и я не знаю, что делать. Слезы текут по моим щекам. Это нетрудно — заставить их появиться. — Запрыгивайте, дорогая. Мне не положено так поступать, но я вижу, когда кто-то попал в беду. Просто не забудьте заполнить этот бланк. Я не люблю формуляры. Они меня пугают. — А это зачем? — Для получения нового проездного [8], дорогая. — А, ясно. Спасибо. Автобус трогается. Я откидываюсь на спинку сиденья. Я буду сытой еще какое-то время. Теперь все, что мне нужно сделать, — найти укрытие на ночь. Но что потом? Я стараюсь отогнать эту мысль и опускаю спинку, когда автобус набирает скорость. Лютик (Ranunculus) Цветковое растение, встречается на газонах и лугах. Может быть ядовито как для человека, так и для животных. Если что-то красиво — это вовсе не значит, что оно безопасно. Глава 13 Элли Это произошло спустя две недели после моего одиннадцатого дня рождения. Мне уже позволяли недолго присматривать за младшим братом одной. Шел снег, и мы не могли играть на улице, как он хотел. Мы сидели в игровой комнате на подоконнике, ставшем нашим специальным местом для чтения. В тот раз мы рассматривали картинки в книге про Кролика Питера, которую Майклу купил отец, как вдруг братишка вскочил и выбежал из комнаты. Это не удивило меня. Он был активным ребенком и не мог долго усидеть на одном месте. Я пошла за ним на кухню. До этого я помогала своей новой матери нарезать овощи к обеду. — Подай мне приборы со специями. Нужно придать блюду колорит, — велела она. — Что-что? — переспросила я. Бабушка Гринуэй хихикнула. — Да ладно тебе, Шейла! Ты становишься слишком пафосной даже для себя. Просто говори, как все мы, — посолить и поперчить. — Закрой варежку, мама! Я ахнула. Однажды, еще до смерти мамы, мы с ней слышали, как кто-то сказал это на улице, и она поспешно повела меня прочь, объясняя, что приличные люди так не выражаются. Сейчас на кухне не было никого из взрослых. Острый картофельный нож лежал на столе. Мой брат направился прямиком к нему, как будто знал, что это единственная вещь, которую нельзя трогать. — Положи на место! — воскликнула я. Я старалась забрать нож, но упрямые маленькие пальчики брата продолжали за него цепляться. — Майкл! — крикнула я. — Отдай сейчас же! — и потянула нож к себе, выворачивая его. И тут Майкл испустил ужасный крик. — Больно! — взвыл он. — Нет-нет, все в порядке, — приговаривала я, хотя уже видела, что это не так. Кровь закапала на пол, однако Майкл все равно держался за нож. — Отпусти его! — рявкнула я, пытаясь вырвать нож у него из рук. Если он сейчас поранится сильнее — то сам виноват. Я услышала топот ног, сбегающих по лестнице. — Что тут происходит? — Шейла ворвалась в кухню. — О господи! — Она повысила голос. — Майкл! Ты в порядке? Что случилось? — Элли! — Он обвиняюще показал на меня. — Я не виновата! — возразила я. — Я просто хотела отнять у него нож, пока он не получил серьезную травму. Ай! — Я вскрикнула, когда рука Шейлы хлестнула меня по щеке. — Ты злая, злая девчонка! — Шейла впала в истерику, и от этого мой брат закричал еще сильнее. Кто-то должен был что-то сделать. Я пришла в состояние какого-то внешне отстраненного спокойствия, не отражавшее внутренней паники, и набрала на телефоне три девятки. К тому времени, как мы добрались до больницы, кровь была повсюду. Майклу пришлось наложить три шва. — Как это случилось? — спросил доктор. — Это все моя падчерица, — прошипела Шейла, указывая на меня. — Порезала ножом моего сына. — Ерунда! — вскинулась я. — Я пыталась отобрать у него нож для картошки. В первую очередь не надо бросать без присмотра острые предметы. — И кто же, по-твоему, в этом виноват? — процедила Шейла. — Ты! — выпалила я в ответ. — Прекрати врать, Элли! — Я не вру! Но во время этого разговора я чувствовала, как у меня пылают щеки — от ужаса ситуации. Как бы я ни оправдывалась — все равно выглядела виноватой. Доктор кинул на меня неодобрительный взгляд. — Тебе очень повезло, что твой брат серьезно не пострадал. — Затем он повернулся к моей новой матери: — Помните — отныне не спускайте с него глаз ни на минуту. Шейла была в ярости всю дорогу до дома. Странно, но она казалась более расстроенной словами доктора, чем порезом на большом пальце Майкла. — Он намекал, что это моя вина! Что я не слежу за своим сыном! Мне надо было позвонить в полицию! — Что же ты сразу не позвонила? — парировала я. — Может, и позвоню! Посмотрим, что скажет на это твой отец! Меня почти тошнило от страха, пока я ждала, когда он вернется домой. Я ведь только хотела помешать Майклу себя поранить. Конечно же, отец поверит мне. Но когда я рассказала ему, что произошло, — он не выглядел убежденным. Скорее — одновременно строгим и опечаленным. — Я хотел бы верить тебе, Элли, но это очень серьезное происшествие. Ты что, ревнуешь к своему брату? — Нет! Конечно нет! Я люблю его. Отец вздохнул. — Шейла думает, что ты порезала его нарочно. Искренние слезы потекли у меня из глаз. — Неужели я способна на такое? — Я постаралась забыть, как — пусть и на одно мгновение — подумала, что так Майклу и надо. — Если Майкл показал на меня пальцем — это еще не значит, что я виновата. Господи, он же ребенок, мало ли что ему померещилось! Я увидела, что достучалась до сердца отца. Шейла пришла в бешенство, когда он объявил произошедшее «небольшим недоразумением». — Нашему сыну пришлось накладывать швы! А ты даже не собираешься ее наказать? Отец принялся расхаживать по комнате, заложив руки в карманы. Морщины, напоминающие гофрированный картон, снова появились на его лбу.