— Будешь по одной подавать мне бумажки и папильотки, когда я скажу, — властно провозгласила она. Отец нас не отвлекал, за исключением одного раза, когда попытался войти, чтобы поставить чайник. — Не мешай, — проворчала бабушка Гринуэй. — Иди куда-нибудь. Разве не видишь, что твоя дочь делает тут чрезвычайно важную работу? Ее слова заставили меня раздуться от гордости. — Прошу прощения, что побеспокоил вас, дамы, — сказал отец, подмигивая. Бабушка подмигнула в ответ, хотя я и не поняла почему. У меня потеплело в груди: я словно снова стала частью счастливой семьи. Наконец настал день, когда моя новая мать и маленький брат должны были приехать домой. Они бы выписались и раньше, пояснил отец, но возникли какие-то «осложнения». Он произнес это тоном, не предполагающим дальнейших расспросов. Отец уехал за ними, и вскоре мы с бабушкой Гринуэй встали у окна гостиной, высматривая машину. — Я помню, как возвращалась с ней из роддома, — пробормотала бабушка. — Мне едва исполнилось восемнадцать. Ничто не предвещало беды. Совсем как сейчас. И она сжала мою ладонь. Наконец синий «Форд Кортина» отца показался на дороге. Он остановился возле дома. Папа выскочил и метнулся к задней двери, чтобы ее открыть. Мы с бабушкой Гринуэй прижались носами к окну. От нашего дыхания стекло запотело, и пришлось протирать его, чтобы лучше видеть. Отец помогал моей новой матери выбраться из машины. Та держала в руках сверток из белого одеяла — очень осторожно, как будто он стеклянный. В моей памяти мелькнула любимая голубая чашка моей настоящей матери, разбившаяся на мелкие осколки. Я вздрогнула. — Все будет в порядке, — сказала бабушка Гринуэй, обнимая меня рукой за талию. Но я понимала, что она просто пытается меня приободрить. Дверь открылась. — Вот мы и дома! — воскликнул отец. В его голосе чувствовалась дрожь, хотя я видела, что он старается казаться веселым. — Мы вернулись! Я была так взволнована! Хотела поскорей снова увидеть своего младшего братика. Выбежав в холл, я едва не налетела на них. — Осторожней! — резко сказала моя новая мать. Отец кивнул. — Мама права. Дети — они как фарфор, Элли. Очень хрупкие. Противный холодок снова пробежал по моей спине. — Давай я помогу тебе сесть на диван, Шейла, — продолжал он. — Тогда Элли сможет устроиться рядом и получше рассмотреть. — Только недолго, чтобы она не надышала на него всякими микробами. — Ради всего святого, прекрати мельтешить! — вмешалась бабушка Гринуэй. — Ребенок ничем от нее не заразится, и в любом случае детям надо укреплять иммунитет. — Это ты меня так поздравляешь, да, мама? — Я уже все написала в открытке. Элли, давай посмотрим вместе. Мы уселись по обе стороны белого свертка. Теперь я рассмотрела его гораздо лучше, чем в больнице. У брата были самые ярко-голубые глаза и самый прелестный розовый ротик, которые я только видела. — О, — выдохнула я, — он невыносимо прекрасен! Инстинктивно я погладила его маленькие пальчики. Кожа была такой мягкой! — Ты вымыла руки? — требовательно вопросила моя новая мать. — Да! — солгала я. Обычно я говорила правду, но мне не хотелось его отпускать. Я ему понравилась! Он забавно кряхтел, совершенно ясно показывая, что рад меня видеть. Мы будем друзьями навеки! — У него уже есть имя? — спросила бабушка Гринуэй. Судя по дрожи в ее голосе, она тоже была тронута. — Майкл, — сообщила моя новая мать. — Разве, дорогая? — заикнулся было отец. — Я думал, мы уже решили, что… — Нет. Майкл подходит ему лучше всего. Старушка издала странный звук. Моя новая мать глянула на нее так, что мне стало не по себе. Они будто вели молчаливый сердитый разговор. — Майкл, — выдохнула я, продолжая поглаживать маленькие пальчики. — Мне нравится. — Здесь ужасно холодно, Найджел. — Я только что растопил камин, дорогая. — Я же говорила тебе, что нам нужно центральное отопление. Здесь гораздо холоднее, чем в больнице. Вон даже сырость на окнах. Ты ведь не хочешь, чтобы наш сын простудился? Я знала, что центральное отопление стоит очень дорого. Оно имелось лишь в одном доме на нашей улице. Мы топили углем, как и все ближайшие соседи. Мне очень нравился запах, когда его привозили на грузовике и сваливали в сарай. — Конечно. Я разберусь с этим немедленно. — Вот в мое время… — начала бабушка Гринуэй. — Я ничего не желаю знать о твоем времени, мама. — Моя новая мать поднялась с дивана. — Я живу в своем! И моя главная забота — это здоровье ребенка. А теперь мне надо с ним прилечь. Найджел, помоги подняться по лестнице. Я тоже вскочила. — Можно поцеловать его в щечку? — Не думаю, что это хорошая идея. Как я уже говорила, у тебя могут быть микробы. — Шейла. Ты же не считаешь, что… — отец прошептал ей что-то на ухо. Она нахмурила брови. — Ну ладно. Но только разок! Я прижалась губами к щеке брата. Она была такой мягкой. Совсем как бархатное платье, которое мама сшила мне до того, как заболела. — Я люблю тебя, Майкл! — прошептала я. Он снова посмотрел на меня ярко-голубыми глазами. — Я тоже тебя люблю, — казалось, говорил он. — Нужно сделать кое-что еще, да, Шейла? — напомнил отец. — Что такое? — Ты знаешь. — Отец сунул руку в карман. — Тут столько всего навалилось, Элли, что, боюсь, мы пропустили твой день рождения. Вот тебе запоздалый подарок. — Он протянул мне коробку. — Спасибо! — выдохнула я, с нетерпением ее открывая. Внутри оказался будильник. Я постаралась скрыть разочарование. Я-то надеялась на кулон — у всех девочек в школе они были. Несмотря на это, я обняла отца. И тут же заметила, что моя новая мать с неудовольствием смотрит на меня. Мне следовало поблагодарить ее первой. — Спасибо! — повторила я ей. Она кивнула: — Это для того, чтобы ты могла сама вовремя вставать в школу. Ты уже большая девочка и должна показать нам, что способна вести себя как взрослая. А теперь я пойду прилягу, так что иди и играй тихо. Я не хочу, чтобы ты беспокоила Майкла. Почему она так преобразилась? Мою новую мать словно подменили в больнице — ложилась туда одна, а возвратилась совершенно другая. Позже днем мы с бабушкой Гринуэй отправились в город по делам. — У моей дочери просто период чрезмерной заботы, — заверила она меня. — Со многими, кто недавно стал матерью, такое случается. Скоро все будет в порядке. Но я старалась не наступать на трещины в асфальте. Просто на всякий случай. Сегодня мой десятый день рождения, но я не получила ни подарков, ни торта. Вместо них у нас холодный рисовый пудинг. — Мне такое не нравится, — говорю я им. — Меня от него тошнит. Но они заставляют меня это съесть, и тогда я швыряю тарелку. — Я вас предупреждала, — говорю я и тут же огребаю еще больше проблем за то, что веду себя «дерзко». В детском доме холодно, особенно по ночам. Я сплю на двухъярусной кровати. В комнате еще три такие же. Я наверху и постоянно боюсь свалиться. Я все время думаю о маме. Я не видела ее почти два года. Люди здесь говорят, что не знают, где она, но я им не верю. Что, если отец снова бьет ее?