— Я не хотел затрагивать эту тему, но все ли в порядке с этим телешоу? Я видел твое беспокойство из-за того, как они могут представить это дело. Первым побуждением Кендры было не отвечать, ведь ей было совершенно ни к чему, чтобы кто-то другой совал нос в ее секреты. Но Стивен всегда был ей таким хорошим другом, и сейчас ей определенно нужен был кто-то, кому она могла доверять. И она быстро решила, какую информацию она сможет ему сообщить, а какую нет. — Кэролайн рассказала этому продюсеру нечто такое, что выставляет меня отнюдь не в лучшем свете. Стивен неодобрительно нахмурился. — Но ведь теперь она практически уже член вашей семьи. Где же ее преданность? Кендра замахала руками, пытаясь отмести его возмущение. — Она достаточно предана мне и моим детям. Поэтому она и пересказала мне все, что поведала этому продюсеру. — Что именно? — Это неважно, ведь я знаю, что невиновна. В конце концов, урон, который мне может нанести эта передача, все же не бесконечен. — Но, произнося эти слова, призванные успокоить как его, так и ее саму, она вспомнила обещание, которое дала тому ужасному типу из «Улья», известному ей только как Майк. Она поклялась ему жизнями своих детей, что продюсер телешоу никогда ничего о нем не узнает. Но теперь Кэролайн рассказала Лори о ее привычке припрятывать большие суммы наличных, привычке, которую она сохраняла и по сей день. Значит, рано или поздно они наверняка начнут допрашивать ее с пристрастием о том, на что уходят эти деньги. И эти ее ужасные слова, о которых Кэролайн рассказала Лори и ей самой. Неужели я наконец свободна от него? Она была так несчастна в этом браке. Она так пала духом, находилась в таком отчаянии. Тогда она была всего лишь тенью самой себя. Но все равно стыдно было говорить такое. Ее несчастность была настолько глубока, что она желала смерти своему собственному мужу — и отцу своих детей. Нелегко представить себе такое, но она определенно слышала эти слова, произнесенные ее собственным голосом. Этот ее возглас плюс наличные, ушедшие и уходящие неизвестно на что, в сочетании с говорящими против нее свидетельствами, которые могла предоставить полиция, — всего этого будет достаточно, чтобы упечь ее в тюрьму до конца ее дней. И тогда Бобби и Минди воспитают их холодные как лед бабушка и дедушка и превратят их в миниатюрные копии самих себя. Она не может этого допустить. Она заплатит этому Майку из «Улья» столько, сколько он захочет, чтобы он держал рот на замке до конца времен. От этих невеселых мыслей ее отвлек вид Стивена, смотрящего на нее взглядом, в котором читалось одно только обожание. — У меня нет слов, чтобы выразить, как я благодарна тебе за все, что ты сделал для меня и моих детей, Стивен. — Ради тебя я готов сделать все, что угодно, Кендра. Я люблю тебя. — Она видела, что эти его слова удивили его самого. — Как родного человека, — добавил он и коротко обнял ее, прежде чем открыть входную дверь. Она поняла, что его чувства глубже, чем он хочет показать, но — как бы нелепо это ни звучало — единственным мужчиной, которого она когда-либо любила, был Мартин Белл. Однако это было до того, как она узнала его по-настоящему, до того, как он стал вести себя с ней так, будто она его вещь. Неужели со Стивеном у нее появится еще один шанс обрести доверие и любовь? Глава 38 К тому времени, когда Лори начала разворачивать подарки на вечеринке, устроенной в ее честь, сенатор Дэниел Лонгфеллоу налил себе бокал каберне на своей кухне. Его жена готовила ужин для их собак. Из-за пищевой аллергии Линкольна требовалось кормить смесью из рецептурных консервированных кормов и гранулированного сухого корма из кролика и овощного пюре. И, поскольку Ли Энн была убеждена, что собаки заметят, если хозяева станут относиться к ним по-разному, Айк получал точно такую же еду, как и его собрат. Сенатор заметил взгляд, который его жена бросила на его бокал вина, но вслух она ничего не сказала. Они оба редко пили вино по будним дням — они положили себе это за правило вскоре после своего знакомства, когда до них дошло, что они слишком часто употребляют спиртное и это не идет на пользу их учебе в Колумбийском университете. И «сухие будни» стали частью их распорядка — одной из многих, которые они сделали для себя обязательными ради максимизации своего здоровья и работоспособности. Но визит продюсеров шоу «Под подозрением» привел сенатора в такое настроение, что ему захотелось выпить вина. — По-моему, все прошло гладко, — сказал он Ли Энн. — А что думаешь ты? — Я могу отвечать только за мою часть беседы. Они вели себя вполне разумно. Однако у меня создалось впечатление, что им мало что известно о том первоначальном расследовании, которое проводила полиция. Это меня удивило. Дэниел отпил глоток вина. — Похоже, ты недооцениваешь те усилия, которые мне пришлось затратить на то, чтобы полиция не упоминала наши имена. По-видимому, начальник полицейского департамента говорил серьезно, когда заверил меня, что детективы, ведущие расследование этого дела, не видят причин впутывать в него нас. Он так упорно работал — нет, они так упорно работали — над тем, чтобы добиться своего нынешнего успеха. Когда его впервые избрали в законодательное собрание штата, он был уверен, что поедет в Олбани и сумеет осуществить все те радикальные перемены, к которым он призывал во время своей первой избирательной кампании. Но он был всего лишь одним из ста пятидесяти депутатов законодательного собрания штата Нью-Йорк, которое погрязло в болоте кумовства и назначения на должности за оказанные услуги. А затем, едва он освоился в столице штата, как началась новая избирательная кампания, и ему опять пришлось всеми правдами и неправдами добывать пожертвования и заниматься закупкой рекламных площадей. Политологи продолжали называть его восходящей звездой, но ему просто некуда было восходить. Сенаторы от штата Нью-Йорк и его губернатор не собирались никуда уходить, и он так и застрял на том, что должно было стать его «стартовой работой» в политике. К тому же место, в котором он застрял, было ненавистно Ли Энн. За закрытыми дверями, когда они оставались одни, она называла Олбани «скучнейшим городишкой» и то и дело напоминала мужу, насколько они оба умнее всех его коллег. Ко всему прочему, из-за расстояния, разделяющего столицу штата и его крупнейший мегаполис, значительную часть года их брак представлял собой дистанционные отношения. А затем, благодаря назначению одного из двух сенаторов от штата Нью-Йорк на пост в администрацию президента, на небесах вдруг образовалась вакансия и место для восходящей звезды Дэниела Лонгфеллоу неожиданно нашлось. Проработав в сенате два года, остававшиеся от срока его предшественника, ушедшего в администрацию, он три года назад с легкостью переизбрался на новый срок. В штате рейтинг одобрения его деятельности доходил почти до 80 процентов, что было просто неслыханно в нынешние неспокойные времена. Но самое главное, во всяком случае для него, заключалось в том, что он, как ему казалось, действительно добивался перемен. Он пытался не обращать внимания на ходящие вокруг него разговоры о том, что он мог бы побороться и за более высокий пост, и каждый день старался использовать свое влияние на своем нынешнем месте, чтобы улучшить жизнь рядовых американцев, как он и обещал. Но иногда ему казалось, что он уже никогда не сможет вычеркнуть из памяти тот черный период в их прошлом. Когда Алекс Бакли позвонил ему на минувшей неделе и попросил поговорить с его невестой о деле Мартина Белла, его вновь охватила такая же паника, как и пять лет назад. Возможно, мне следовало рассказать полиции всю историю, когда они впервые спросили меня о Мартине Белле, подумал он. После того как я дрался на войне, мне следовало найти в себе достаточно мужества для того, чтобы позволить событиям идти своим чередом, и будь, что будет. Я всю свою жизнь старался жить честно и достойно и совершил только одну ошибку, но иногда мне кажется, что это чувство вины сведет меня в могилу. Пытаясь успокоить свои расходившиеся нервы, он сказал себе, что Ли Энн, вероятно, права, как бывает права почти всегда. Судя по всему, их ответы удовлетворили Лори Моран, как они удовлетворили и полицию после того, как Белл был убит. — Как ты думаешь, может, мне попросить кого-то из моего офиса позвонить в студию? — спросил он. — Мы могли бы сказать, что не исключаем возможности подать на них в суд за клевету, если они заговорят о подозрениях Кендры в телевизионном эфире. Она посмотрела на него так, словно он предложил им полететь на Луну на велосипеде. Он знал, что Ли Энн любит его — почти так же сильно, как он любит ее, — но ему также было известно (и он обожал ее в том числе и за это), что его жена не терпит дураков. — Ты что, хочешь дать журналистам историю о том, как сенатор пытается заставить замолчать вдовую мать двоих детей? — Она разложила еду для собак по их мискам. — Они и дыма-то не заметили, а ты их сразу к огню поведешь; не стоит. Из наших показаний явствует одно — Мартин Белл просто состоял вместе со мной в совете выпускников и был моим знакомым, которого я знала с детства. Они оба знали, что это не совсем правда. Глава 39 Лори посмотрела на свои часы. Было уже почти девять часов. Они так хорошо оттягивались в баре с пианистом, что она совсем потеряла счет времени. Она встала и замахала было рукой, чтобы ей принесли счет, но Шарлотта быстро схватила ее за руку и снова посадила на место. — Во-первых, невесты не платят за угощение на вечеринках, устроенных в их честь, а во-вторых, нам еще рано отсюда уходить. Я слышала, как вон та пара попросила пианиста сыграть «Злорадство» из мюзикла «Авеню Кью». Судя по тому, как блестят их глаза, думаю, они задумали какую-то умору. — Очень сожалею, но я не могу остаться. Это было потрясающе, но мне надо домой, к Тимми. — Когда мы запланировали эту вечеринку, я исходила из того, что с ним сидит твой отец. — Нет, это не так. Отец сегодня ужинает кое с кем в ресторане, а Тимми отправился к другу, чтобы вместе работать над внеаудиторным проектом по естествознанию. Он должен был там поужинать, но родители его друга собирались привести его в нашу квартиру к девяти тридцати, так что мне действительно надо бежать. — Ты такая хорошая мать, — сказала Шарлотта и обняла ее, после чего помахала рукой, чтобы им принесли счет. Пока Шарлотта отбивалась от попыток Джерри и Грейс внести свою лепту в оплату счета, Лори начала складывать свои подарки в спортивную сумку, которую ей подарила Шарлотта. Это была новая модель сумок «Ледиформ», сделанная из плотной и очень мягкой кожи. Шарлотта подчеркнула, что эта сумка предназначена для медового месяца, но сегодня она идеально подходила для того, чтобы поместить в нее все подарки. Как бы Лори ни нравилась эта сумка, более всего ее порадовал другой подарок — фотография в хрустальной рамке, на которой были запечатлены она и Алекс. Это был кадр, сделанный во время съемок первого выпуска их шоу, который они сделали вместе. И хотя тогда их отношения были еще чисто профессиональными, камера смогла уловить нарождающиеся между ними чувства. Закончив укладывать подарки, она втиснула в сумку и свой дипломат. — Эта штука просто огромна, — сказала она, хвастаясь тем, что сумела аккуратно засунуть в сумку абсолютно все. Они только что встали из-за стола, когда пианист объявил свой следующий номер. Это действительно была смешная песенка из «Авеню Кью», как и предсказывала Шарлотта. Пара, сидевшая через два столика от их компании, с воодушевлением вскочила и под одобрительные аплодисменты своих друзей направилась к сцене. Шарлотта устремила на Лори умоляющий взгляд. — Нет, мне и вправду нужно идти. Но вы оставайтесь — я вижу, что вам не хочется уходить. — Она закинула спортивную сумку на правое плечо, всем своим видом давая понять, что вполне способна самостоятельно добраться до такси. Шарлотта снова села и сделала знак Джерри и Грейс также вернуться за стол. Затем помахала Лори рукой и беззвучно произнесла «до свидания», когда пианист уже заиграл песню. Идя к выходу, Лори почувствовала, как ее сумка задела кого-то из сидящих у стойки, и громко извинилась, пытаясь перекричать рояль. Выйдя из бара, она оглядела Сорок шестую улицу в поисках свободного такси. Времени до девяти тридцати оставалось совсем мало, а найти такси в это время в театральном районе, вероятно, будет нелегко. Можно было бы заказать «Убер», но ее мобильный телефон находился в ее дипломате, а тот лежал в громадной сумке, которую она несла на плече. Ей совсем не хотелось ставить свою новенькую кожаную сумку на тротуар. Слава богу — вот приближается свободное такси. Она сошла с тротуара и, сделав два шага по мостовой, вскинула левую руку. Хоть бы откуда ни возьмись не появился какой-нибудь придурок и не увел у меня из-под носа мое такси, подумала она. Почувствовав за спиной какое-то движение, она инстинктивно подняла руку еще выше, и такси начало замедлять ход. Это мое такси. Мое. Удар был нанесен быстро. И сильно. Ее словно боднул головой профессиональный игрок в американский футбол. Мгновение — и она рухнула на шершавую бетонную мостовую, ссадив кожу на левой икре. И истошно закричала, увидев приближающиеся фары такси. Раздался визг шин, и автомобиль резко остановился. Еще чуть-чуть, и он переехал бы ее. Она вскочила на ноги, потеряв при этом одну из своих туфель на высоких каблуках с открытой пяткой. Ее сумка пропала. Она заметила мужчину в темных брюках и толстовке с поднятым капюшоном, который убегал в сторону Восьмой авеню, держа в правой руке ее сумку, и начала вопить. — Стой! Кто-нибудь, остановите его! Он меня ограбил! Это моя сумка! Водитель такси выскочил из машины и спрашивал, все ли с ней в порядке. Какая-то женщина подобрала ее слетевшую туфлю и вернула ее ей. Другие прохожие просто-напросто шли дальше, делая вид, что не видят этой сцены, которая их не касалась. Никто не попытался остановить мужчину, убегающего от дамы в нелепом фиолетовом боа. — Пожалуйста, не могли бы мы поехать за ним? — спросила Лори водителя такси. Он вскинул обе руки ладонями вперед. — Это работа полиции, мэм, — с певучим акцентом сказал он. — У меня есть жена и пятеро детей. Я не могу изображать из себя героя. Она кивнула и увидела, как на заднее сиденье садится мужчина, одетый в дорогой костюм. Глава 40