Спустя вечность Корим отстраняется, тяжело дыша. Ведёт губами по моей щеке, виску, вдыхает мой запах со стоном. И я закрываю глаза, наслаждась этим. – Не отпущу больше, – припечатывает хрипло. После чего продолжает путь, покидая портальный зал и направляясь в личное крыло со мной на руках. Теперь он нас не прячет. И все встречные-поперечные таращатся на то, как кронпринц Босварии с удовлетворённым видом через половину своего дворца несёт на руках приезжую растрёпанную магичку из Сэйнара. Останавливаются слуги, чтобы тут же согнуться в раболепных поклонах. Слетают невозмутимые мины с лиц стражников на постах. Кажется, будто сам воздух во дворце пропитан напряжённым выжидающим любопытством. К тому моменту, как мы оказываемся в покоях Корима, я уже начинаю думать, что всё это было не только ради удовлетворения проснувшихся в Кориме охотничьих инстинктов, но и для демонстрации… Только демонстрации чего? Своего отношения ко мне? Похоже на то. О причинах можно только догадываться. Вот только мне не до анализа сейчас. За спиной Корима сначала по двери, только что закрытой двумя стражниками, а потом по стенам и оконным ставням гостиной и, насколько я могу судить, остальных внутренних комнат покоев, бегут всполохи защитных заклинаний, отсекая нас от внешнего мира. И вместе с тем, закрывая мне все пути к отступлению. Ещё пара минут, и мы в спальне. Корим ставит меня на ноги у самой кровати. – А вот теперь мы поговорим, – серьёзно смотрит мне в глаза. – Остыла? – Пока не уверена, – вскидываю подбородок. – Признаю, что погорячилась утром. И готова это обсудить. Но вот это… – демонстративно дёргаю всё ещё связанными руками. – Не сильно располагает к рассудительной беседе. – Да? Зато ты полностью в моём распоряжении, – надвигается на меня Корим. Обхватывает за талию, толкая назад. И буквально укладывает на кровать, придавливая своим телом. Освобождает руки, но только для того, чтобы вздёрнуть их над головой и приковать к кровати. – Мне кажется, одежда тебе сейчас сильно мешает. Все эти ремни портупеи… хотя, надо будет как-нибудь надеть их на тебя без ничего, на обнажённую кожу. Думаю, это будет очень красиво. Вспыхнувшая в голове картинка заставляет поперхнуться воздухом… и невольно покраснеть. Да уж, представляю… Не знаю насчёт «красиво», но то что вызывающе-порочно, так это точно. – Вы об этом хотели поговорить? – фыркаю саркастично. – Ну что ты. Мы с тобой ведь условия нашего брака собирались обсудить. Желаешь начать первая? – смотрит на меня вопросительно. И при этом невозмутимо и методично избавляет от портупеи и оружия. Откладывает всё на пол. А потом принимается расстёгивать китель. То есть так, значит? Отпускать он меня не собирается? Ла-а-адно. – Пожалуй, я уступлю вам эту честь, ваше высочество, – смотрю на него с вызовом. – А то я уже как-то устала угадывать, что там у вас в голове творится, и чем вы руководствуетесь. И делать при этом ложные выводы тоже устала. Хочу услышать ваши условия и предложения. Почему я должна согласиться на брак с вами? В вишнёвых глазах отражается пляска теней, а на чувственных губах появляется кривая улыбка. Многообещающая. – Условия, значит, – ловкие пальцы добираются до ремня моих брюк. – Условия таковы. Ты выходишь за меня замуж, официально, по всем обычаям моей семьи, становишься моей женой и единственной моей женщиной. Самой желанной и нужной. Любимой… Хотя, ты уже для меня таковой являешься. – Любимой? – выдыхаю сипло, поражённая до глубины души. – Да, Мэл. Я люблю тебя, – бросает на меня твёрдый взгляд мой принц. – Ты могла бы догадаться об этом и сама, если бы меньше давала волю ревности, неуверенности в себе и во мне, своему страху, своим эмоциям… Но ты не можешь, ведь так? Такая умная, рассудительная, сильная, ты беспомощна перед собственными эмоциями, когда речь заходит о нас двоих и наших отношениях. Мне озвучить причину твоей слабости, или сама скажешь? Дыхание спирает в груди так, что больно становится, когда я осознаю, какие именно слова он хочет услышать. Казалось бы, что сложного? После того, как он сказал, что любит. Меня любит. Признать свои чувства, сказать… но я так долго молчала. Так долго не верила… лишь надеялась. Так долго любила, вопреки всему. – Я… я… тоже… люблю… – произношу севшим голосом, чувствуя, как по щекам неудержимо катятся слёзы. Слёзы болезненного в своей невозможности счастья. Хрупкого и пока ещё эфемерного. Слёзы оглушительного и сшибающего с ног облегчения… Все те слёзы, которые я себе раньше не позволяла. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И стереть их нет возможности. Зажмурившись, отворачиваюсь. Дёргаю запястья. – Отпусти, мои руки… Мне нужно… Корим, поднимается надо мной, нависая. Я чувствую его внимательней взгляд. Я обнажена перед ним, как никогда прежде. Вся моя боль, вся моя слабость перед ним, как на ладони. Мужские пальцы нежно пробегают по моим предплечьям, освобождая. Но прежде чем я успеваю что-либо сделать, он сгребает меня в охапку, усаживая к себе на колени и прижимая к груди. – Не нужно, маленькая. Не прячься от меня, – шепчет с необычной нежностью, мягко и даже как-то трепетно сцеловывая солёную влагу с моих щек. – Это теперь моя ответственность иссушать твои слёзы… Моя ответственность делать так, чтобы плакала ты только от счастья и удовольствия. Ты моя. Моя. Создана для меня. Ты знаешь это. И я знаю. Будь это кто-то другой, я бы посмеялась над такой самоуверенностью. Но с Коримом мне остаётся только чувствовать его правоту. Верить каждому слову, произнесённому с твёрдой и непререкаемой уверенностью. И признавать, что да, действительно его. Всегда была только его. Даже тогда, когда он сам об этом не знал. Даже тогда, когда я сама изо всех сил это отрицала. Для той, кто почти никогда не плачет, я сегодня побила все свои рекорды. Так и нежной слабой размазнёй недолго стать. Но вопреки всему, я позволяю себе это. Позволяю себе быть слабой в этих сильных руках. И позволяю любимому мужчине видеть эту мою слабость. Зарывшись лицом ему в шею, замираю так. Дышу ним. Наконец… Но остатки разума упрямо напоминают мне, что кое-что всё равно осталось, как прежде. И мне по-прежнему неизвестно, что думает об этом Корим. Каким он видит наш брак? Ведь чувства – это далеко не всё, уж я-то точно знаю. И не всегда любовь всё преодолевает. – Может я и создана для вас, ваше диктаторское высочество. Может, даже вы для меня. Но я по-прежнему остаюсь собой. Камэли Сатори. Сэйнаркой. Боевиком. И я по-прежнему не уверена, что создана для роли жены теперь уже точно будущего короля Босварии. Я не вписываюсь в ваше общество. И не уверена, что смогу когда-либо вписаться. Подняв голову, я смотрю в вишнёвый сумрак его глаз. Корим с досадой хмурится, порываясь что-то сказать. Но я прижимаю палец к его губам, взглядом прося о возможности высказаться. И он умолкает, давая мне слово. Делаю глубокий вдох, решаясь. Опускаю голову, собираясь с мыслями. – Да, я люблю тебя. Уже много лет, – выдаю наконец. – Эта любовь давно стала частью меня. Я научилась жить с ней. Научилась принимать. И быть собой независимо от неё. Потому что… понимаю, кто ты, и кто я. Моя ладонь скользит по его запястью, подушечки покалывает теплом его кожи. Эти сильные и красивые руки для меня ещё один вид соблазна. Как и весь он. Улыбаюсь грустно: – Я люблю твою уверенность, люблю твою властность и твой контроль, даже когда они меня жутко бесят. Меня восхищает твой острый ум, твоя сила, твоё умение вести людей за собой. Твои понятия чести, ответственности и долга. И я сейчас всё это говорю не для того, чтобы наговорить тебе комплиментов. Я просто хочу сказать, что люблю тебя, мой принц, таким, каким ты есть. Даже с твоей твердолобой и снисходительной уверенностью в собственной правоте. С твоим упрямством и напористостью, порой граничащей с наглостью. Брови Корима недоумённо взметаются вверх. Сомневаюсь, что ему кто-либо говорил такое в лицо. Но он меня не перебивает. Лишь усмехается кривовато снова и смотрит выжидающе, подталкивая договорить уже всё до конца. И я продолжаю изливать душу, открывая самое сокровенное, самое наболевшее. Делая то, что казалось мне невозможным ещё совсем недавно, а сейчас ощущается единственно правильным. Кому ещё отвечать на мои вопросы и сомнения, как не тому, кто стал их причиной? – Тебе я позволяю то, что никогда и никому другому не позволяла и не позволю, – признаюсь со вздохом. – Но я ни за что не согласилась бы поменять в тебе хоть что-то. Вот только… меня страшит, что ты захочешь поменять меня. Страшит, что я тебе это позволю. Страшит, что в своей новообретённой ведомости и зависимости я потеряю саму себя. Мне страшно прогибаться под тебя. И страшно этого не делать и потерять. А когда мне страшно… – Ты атакуешь, – вместо меня заканчивает Корим, кивая. – Поверь, тебе не нужно бояться, Мэл. Я не знаю, почему ты так уверена, что я хочу в тебе что-то менять. Зачем мне переделывать женщину, которую я считаю идеальной? – Такой уж и идеальной? – фыркаю недоверчиво. – Для меня да, – произносит он таким тоном, что приходится поверить. Приятно. Вот только… – А меня такую идеальную, как ты говоришь, примет твоя семья? Твой отец? Твоя страна? – скептично вскидываю я брови. – Примут, – жёстко припечатывает мой личный диктатор. – Для отца уже тот факт, что я женюсь на женщине, которую люблю, будет самым веским аргументом, после того, как много поколений все мужчины в нашем роду теряли и губили своих возлюбленных. К тому же твоя родословная и одарённость его тоже весьма порадуют и впечатлят, как истинного ценителя редких талантов. А страна… у босварийцев ещё есть время, чтобы свыкнуться с мыслью, что у них будет сильная и волевая королева, стоящая не в тени мужа, а рядом. Если захочет, конечно. Я даже дыхание задерживаю от неожиданности. Это его заявление оглушает меня чуть ли не сильнее, чем признание в любви. Может, мне послышалось? Но со слухом у меня проблем никогда не было, так что… – Ты сейчас серьёзно? – уточняю я недоверчиво. – В вашей закостенелой Босварии, где женщины веками не смеют глаза от пола поднять и сгорают в собственной силе, которую никто не помогает обуздать? И вдруг королева не в тени мужа? Может ещё и лицо прятать не заставишь? – Вот видишь, ты уже печёшься о своих будущих подданных, – довольно ухмыляется Корим. Пару секунд смотрит на меня задумчиво, кивает: – Да, Мэл. Абсолютно серьёзно. Я много думал над твоими словами. Над тем, чего я ожидаю от тебя, и что могу дать тебе взамен. И понял, что хочу видеть тебя рядом, как свою королеву. Буду откровенен, в этом решении, помимо чувств, я руководствуюсь и прагматичными соображениями. Во-первых – держать в тени на женской половине столь одарённую и образованную особу, означает загубить огромный потенциал, которым ты обладаешь. Это будет по меньшей мере неразумно и расточительно с моей стороны. А во-вторых – наш брак наверняка основательно всколыхнёт босварийское общество, так почему бы нам с тобой это не использовать на благо тех самых босвариек, чьи права тебя так волнуют? Ты во многом права насчёт закостенелости обычаев в Босварии. И я уже давно работаю над тем, чтобы изменить сложившуюся за века ситуацию. Ты можешь мне помочь в этом. Наверное, многие девушки бы оскорбились, если бы любимый после признания в любви, начал вещать про то, какую практическую пользу собирается извлечь из своей избранницы. А меня это странным образом наоборот успокаивает. Чувства чувствами, но мы ведь не восторженные подростки, которые ждут, что всё как-то само сложится. И чётко обрисованные перспективы почти равного брака всё-таки вселяют в меня гораздо больше уверенности в долговечности совместного счастья, чем страстные признания. А ещё я со щемящим чувством внутри наконец осознаю, что не стал бы он меня слушать и над этим всем думать, если бы я не была действительно важна для него. – Ну а в том, что касается лица… для тебя это, действительно, так важно не прятать его? – прищуривается Корим. Ну вот… важна-то важна. А спрятать от остальных всё равно надо. Босвариец, что б ему. – А ты сам пробовал носить тряпку на лице? – прищуриваюсь в ответ. Он моргает удивлённо. И внезапно начинает смеяться, прижимая меня к себе ближе. – Ну, если учитывать куфию, то пробовал. И признаю, что постоянно ходить с платком на лице мне бы, действительно, не хотелось. – Ну вот. И мне не хочется, – выразительно смотрю на мужчину. – Иногда придётся, – хмыкает Корим. – Иногда могу, – сознательно сдаю немного позиции здесь, чтобы иметь возможность настоять в чём-то более важном. – Договорились. И платья… Я хотел бы видеть тебя в платьях, любовь моя. Хотя в одежде сэйнарского боевика ты неотразима, конечно, как и в босварийской жупархе. Но мужская одежда ведь не определяют твою сущность. А приучить босварийцев к мысли о королеве боевому магу будет гораздо проще, если будущая королева всё же уважит часть традиций своей новой родины и будет носить женскую одежду. Угу. В ход пошла дипломатия, торги и комплименты. Тонкая, но манипуляция. С такими доводами и не поспоришь. Сама понимаю, что на уступки мне придётся идти, если я хочу этого мужчину. Но делать это не так уж и сложно, когда и мне навстречу идут. – Ладно, согласна. Но оставляю за собой право заказать себе такие платья, в которых я и традиции ваши уважу, и не буду чувствовать себя стреноженной кобылой, – вскидываю подбородок. – Разумно, – снова кивает Корим. – Не возражаю. Хочешь сейчас обсудить что-то ещё? А что ещё? Я даже теряюсь. У меня было столько вопросов и сомнений. Столько непреододимых, как мне казалось, препятствий между нами. Но он умудрился их все разрушить в два счёта. И самое важное между нами уже сказано. Остальное может и подождать, наверное. – Сейчас, пожалуй ничего, – качаю головой. – Хорошо. Тогда я хочу наконец услышать твой правильный ответ. Ты станешь моей женой, Камэли? Или мне тебя ещё поуговаривать? – А уговаривать ты собираешься очень жёстко? – щурюсь, лукаво смотря на него. – Очень, – многозначительно тянет Корим. – В моих планах было раздеть тебя догола и связать. А потом хорошенько выпороть за то, что бегала от меня и выдумывала глупости, после чего отлюбить всеми возможными способами. Пока ты голос не сорвёшь, на все лады повторяя нужное мне «Да». – Ужас какой, – демонстративно передёргиваю плечами. Смотрю на него невинно из-под ресниц. – Даже не знаю, как мне теперь быть. Кажется, я ещё немножко сомневаюсь.