Они явно утратили всякое здравомыслие и всё ещё пытались задавить нас массой, хотя, по сути, от их отряда осталась половина. На земле корчились и орали подранки, под ногами сражающихся, как большие грязные серые тюки, валялись убитые, по рукам и ногам которых топтались окровавленные мокасины. В жуткой толчее мелькали копья, щиты, взлетали руки и мелькали перекошенные от безумной ярости лица. Отчаянная схватка была столь хаотична, что я не смог толком ничего разглядеть. «Серые» понесли огромные потери, но пёрли вперёд, как одержимые. И я уже начал сомневаться в благополучном исходе, когда ситуацию переломил Лихур, атаковавший противника с тыла. Дикий рёв лесной кошки привёл «серых» в замешательство. Оставив своё копьё в спине ближайшего противника, Лихур пятнистой тенью метнулся в самую гущу боя, наполненную грохотом ударов, воплями и треском ломающихся копий. Это я увидел лишь мельком, поскольку резко обернулся на предостерегающий крик Акти. Теперь против него стояли четверо. Я видел, что они опытные воины, которые не спешили лезть на рожон, предпочитая орудовать копьями на дистанции. Как ни старался, как ни хитрил, Акти не мог до них дотянуться. Не имеющая выхода ярость переполнила его, напрочь заглушив и инстинкт самосохранения, и здравый смысл. Ослеплённый боевым безумием он метнулся навстречу ближайшему противнику. От могучего удара серый щит развалился пополам, из разрубленной груди и живота выпали внутренности, а секира застряла в позвоночнике и обломках доспехов. Со страшным рёвом Акти выдернул оружие из падающего назад трупа, по инерции крутанул её вокруг себя и отскочил назад. Я едва сдержал крик, увидев глубокие раны на его плече и груди и моментально набрякшую кровью рубаху. Пока Акти не чувствовал боли, но я точно знал, что через две-три минуты возбуждение спадёт, и навалится слабость. Через пять минут в его глазах замелькают зелёные мухи, и всё, шок. Теперь Акти не в счёт. Вот когда пришло моё время. Сильнейшие переживания и избыток адреналина скрутили весь мир в тугой комок, и я приготовился к отчаянной борьбе за одну малость – жизнь. Вгоняя себя в боевой транс, я моментально перешагнул уровень энергетики, который мастера боя называют «красный коридор». Теперь я мог соперничать с любым противником, но при этом начал сжигать себя изнутри. Расфокусировав зрение, я охватил сразу всё поле боя. Мышцы и сухожилия зазвенели от напряжения, сила выплеснулась через край, но именно это меня едва не погубило. Не смотря на недовольный окрик Акти, я выскочил вперёд под прицел трёх копий, специально провоцируя соперников, запутывая их в тесной схватке ближнего боя. Уходя от тройного удара, я проворно отскочил в сторону, и, когда крайний противник «провалился» мимо, я в повороте слишком сильно вонзил копьё в его бок. Длинный наконечник исчез в его теле и с хрустом застрял в позвонках. «Серый» с воем рухнул на землю, увлекая копьё за собой, и я остался безоружным. За моей спиной шатающийся Акти вяло отмахивался секирой, едва удерживая равновесие, и до смертельного удара по этой беспомощной мишени оставались считанные секунды. И тогда, дико заорав, я ужом ввинтился между двумя последними противниками, проскользнув к ним в тыл. Они поняли, что я куда-то исчез, но сообразили, что я сзади не сразу. Перед ними стоял раненый Акти, по-прежнему представляющий серьёзную опасность, и они не могли им пренебречь, но также они уже поняли, что и я чего-то стою и завертелись, выцеливая, то меня, то Акти. Ну, что голубчики, каково биться в окружении? Увидев в моей руке всего лишь тесак, они немного расслабились. Но бедолаги не знали, что и этого клинка мне много. Я поднырнул под удар копья и в прыжке с разворота изо всех сил врезал ногой по локтевому суставу. Гигант взвыл, бросив копьё и схватившись за руку, и тут же получил тесаком по ноге. Он припал на здоровое колено и сразу же схлопотал носком башмака в висок. Если выживет, то останется инвалидом. Но вряд ли. В это время последний из противников, всё-таки выбрал цель и приготовился добить Акти. Тот стоял неподвижно, свесив голову, и почти не шевелился. Фактически он уже потерял сознание и держался только на последних каплях воли и самолюбия. Меня и последнего «серого» разделяли какие-то три метра, но в тот миг, показалось, что они растянулись до бесконечности. Лютое отчаяние охватило меня и взорвало реальность. И тогда время опять выкинуло странное коленце и замедлило ход. Вокруг разлилось звенящее безмолвие. Глядя, как «серый» очень медленно отводит руку с копьём, я рванулся к нему. И… успел. Когда в момент удара он перенёс вес на опорную ногу, я врезал ему под колено. Нога «серого» подломилась. Он взмахнул руками, удар копья ушёл вверх и в сторону. Как в замедленной съёмке, «серый» завалился набок, потеряв в падении щит и шлем. И тут, навёрстывая упущенное, время снова рвануло вперёд, и в уши ворвались громкие крики и шум боя. Я не дал противнику опомниться, подпрыгнул и обеими ногами приземлился на его шею. Там что-то хрустнуло и «серый» обмяк. Бледный, как полотно, Акти сидел на земле, свесив голову, и не реагировал. Дело плохо. Я отхватил тесаком полосу от валяющегося по ногами грязного плаща и туго перетянул раненую руку выше рассечения. Затем оторвал широкую полосу от его льняной, насквозь мокрой от пота и крови рубахи и насколько смог затампонировал рану на груди. Уложив Акти на землю, я повернул его голову на бок и подсунул под ноги мешок с вещами. От начала моей схватки с тремя «серыми» прошло меньше четырёх минут, угрозу с тыла мы ликвидировали, но рядом всё ещё кипел бой. И, едва я об этом подумал, как раздался душераздирающий крик. Я моментально вскочил и бросился в гущу сражения. Окровавленные с головы до ног, в растерзанных одеждах мои друзья едва держались на ногах. Но и противник тоже изнемогал. Всё, надо срочно кончать это безобразие. Я вскочил на ноги и бросился к ближайшему «серому», готовящемуся прикончить Сагни, и сзади в прыжке со всей дури врезал ему ногой в промежность. Взревев, он бросил копьё и щит, схватился за свои причиндалы и, приседая, повернулся ко мне. Не долго думая, я нанёс страшный удар в переносицу, вдавливая кости носа в мозг. Как подкошенный противник рухнул под ноги обалдевшему от произошедшего Сагни. Мимо промелькнула пятнистая накидка Лихура, и я краем глаза увидел, как он в прыжке рубанул тесаком по шее одному из врагов и прыгнул на спину другого, которого тут же проткнул копьём кто-то из наших. Оставшийся без войска «золотогрудый» сам бросил оружие. Всё воевать больше не с кем. От неожиданно свалившейся тишины, удары пульса гремели в голове словно набат. Но, какая там тишина. Рядом хрипло дышали мои друзья, и со всех сторон раздавались громкие стоны, исполненные боли, смертельной тоски и страдания. Хватая ртом воздух, я стоял среди побоища и в окруживших меня забрызганных кровью фигурах в изодранных одеждах с трудом узнавал своих друзей. После недолгого, но отчаянно тяжёлого боя на всех навалилась жуткая тошнотворная усталость, а чуть погодя накатили удивление и радость. Мы качались как пьяные, крутили головами, переглядывались, не веря, что в такой переделке остались в живых. Ничего, ребята, лишний выпитый глоток жизни можно и не закусывать. Однако вскоре вернулись и другие чувства. Вокруг распространилось зловоние, от разных продуктов только что закончившейся сечи. Перепаханную ногами землю сплошь покрывали обрывки одежды и вещей, обломки оружия и доспехов, кишки и их содержимое, отсечённые конечности, и всё это густо покрывали почерневшие по краям красные лужи с ярко алыми сгустками крови в середине. Вид поля боя вызвал рвотные спазмы, и с трудом сдерживая отвращение, я протолкнул сквозь сжатые зубы: – Все… целы? – Нет, – разлепила губы и прохрипела в ответ чёрно-красная статуя, в которой я едва узнал Сина, – Нигир и Гирсу… – Где они? – я начал разогревать энергетику, чтобы спасти ребят. Неважно, что вычерпал силы до дна, авось выкручусь. Но, увидев лежащие тела друзей, я сразу жепонял, что никакими средствами их не оживить. На шее Нигира зияла страшная рана, развалившая его горло до позвоночника, а Гирсу получил удар копья точно в сердце. Стараясь скрыть горечь отчаяния, я прикусил губы, поднялся, отвернулся и спросил: – Кто ранен? – Все понемногу. – Быстро к ручью смывать кровь. Надо всех осмотреть. Пока кровь не засохла, её смыть более-менее легко, и то мы провозились не менее получаса, сдирая красную коросту и окрасив прозрачный ручеёк бордовой мерзостью. Едва ворочая руками и ногами, я отыскал свою сумку и обрадовался, увидев её в целости и сохранности, и даже почти не запачканной. Из всех оставшихся в живых только я и Лихур не нуждались в лечении, поскольку не получили ни единой царапины. А вот с Акти пришлось повозиться. Штопая дыры в теле чуть живого от потери крови гиганта, я испытал искреннее облегчение, обнаружив, что раны большие, но не проникающие, а рассечённые сосуды уже почти не кровоточили. Перевязав Акти, я дал ему два шарика стимулятора и попросил ребят отнести его в тень. Безутешный Рахур принялся приводить в порядок тела Нигира и Гирсу. Син и Сагни занялись оружием и трофеями. А Лихур отправился на разведку осмотреть окрестности, поскольку, как резонно заметил Син, по уставу стражи в операции могли быть использованы либо семёрка, либо весь прайд – 28 воинов. Тоесть здесь отсутствовала одна семёрка «серых», и именно она могла нанести смертельный удар, напав уже после боя. Осмотрев каждого, я обработал все раны и царапины, и затем обошёл место боя. Среди поверженных врагов отыскал двоих легко раненых и пятерых агонизирующих. Син взялся «помочь» умирающим, а я принялся перевязывать раненых в том числе и их «золотогрудого» начальника. Безусловно, этим бандитам с большой дороги больше подходила верёвка, переброшенная через сук, и я едва сдерживался, чтобы не настучать им по мордам. Но здравый смысл подсказывал их поберечь, чтобы вытянуть важные сведения. Оказывая помощь врагам, я присматривал за друзьями и видел, как все они ужасно измучились и физически, и морально. Но именно сейчас нельзя давать им расслабиться. Буквально «через не могу» нужно заставить их собрать вещи, избавиться от трупов и убраться отсюда подальше, поскольку запах крови очень скоро привлечёт стервятников и хищников. Пока Рахур готовил тела Гирсу и Нигира к кремации, мы потратили не меньше часа для устройства погребальных костров. Пламя разгоралось плохо, но, когда занялись толстые ветки и стволы, в небо поднялись два столба чёрного смрадного дыма. Творец небесный, прими души павших воинов в лучший мир и прости им грехи вольные и невольные, ведомые и неведомые. Глава 12 Солнце склонилось к вечеру, когда мы покинули место боя и разместились на более-менее ровной площадке вблизи скальной стенки. До крайности утомленные и подавленные потерями воины нуждались в отдыхе. И опять время спасло нас, уронив на землю покрывало ночи и закончив этот мучительный день. Ребята еле стояли на ногах, и я сломал голову, не зная, кого поставить в караул. Слава богу, выручил вызвавшийся подежурить Лихур. Попросив его растолкать меня ночью, я рухнул спать прямо на землю, завернувшись в грязный плащ. Как выяснилось, Лихур и не собирался меня будить, но я проснулся сам. Часы показывали три ночи. Я тихонько отругал Лихура, а он пожал плечами, поправил накидку и исчез в темноте. Я подсел к угасающему костру, который едва теплился. По уголькам пробегали редкие язычки пламени, иногда под дуновением ветерка срывающиеся в искры. Я подбросил веток, раздул огонь и стал наблюдать, как всполохи света наперегонки с тенями перебегают по фигурам спящих воинов, по камням и кустарникам. Что-то послышалось. Заворочался и застонал Акти. Я подошёл к нему и взял за руку, он сжал её и успокоился. Его явно трепала лихорадка. Я осторожно освободил руку, накрыл Акти своим плащом и решил не тревожить до утра. Туманное утро принесло всем не только боль ран, но и не менее мучительные воспоминания о погибших. С мрачным видом мужики вяло занимались какими-то делами и почти не разговаривали. Пока на костре жарилась добытая Лихуром дичь, я обработал раны своих спутников и пленных. Слабый и бледный Акти кряхтел и стонал, но уже пытался передвигаться самостоятельно, бережно придерживая повреждённую руку. Я смотрел на этого беспомощного гиганта и надеялся, что его могучее здоровье и лекарства обязательно ему помогут. В ожидании завтрака мы завалили остатки погребальных костров камнями, сложив их в виде пирамидок. Перекусив жареной козлятиной, все принялись приводить себя в порядок и ремонтировать изорванную одежду. И только Лихур беззаботно улёгся спать, накрывшись испятнанной кровью леопардовой накидкой. Приглядевшись к сидящим неподалёку пленным, я увидел, что их руки и ноги свободны. На мой молчаливый вопрос Син коротко бросил: – Они поклялись. Возможно, для него это был достаточный аргумент. Хорошо пусть будет так. Я кивнул и предложил допросить «серых», пока их сведения ещё имели значение. Син нехотя согласился и созвал всю команду. Посадив пленных на землю, я разместил ребят вокруг, а сам подошёл к «золотогрудому» и вонзил в него холодный взгляд: – Назови своё имя. – Шудурмут. – Кто твой Повелитель? Он опустил голову, взглянул исподлобья и замолчал. Я повернулся к другому пленному с тем же вопросом, а он, сволочь, плюнул мне в лицо, грязно выругался и заржал, запрокинув голову. Ах ты, гад! Моё сердце зашлось от гнева, и ярость затмила глаза. Мысленно я разразился пятиэтажным русским матом, но вида не подал. Стерев рукавом с лица плевок, я достал шведский нож, раскрыл, и, поворачиваясь к третьему пленнику, коротко и резко провёл справа налево поперёк горла второго негодяя. Меня трясло от собственной леденящей душу жестокости, но я точно знал, что в пиковой ситуации щепетильность абсолютно неуместна. Поймите меня правильно. Я не убийца. Но перед боем они превосходили нас численно и не скрывали, что всем уготовили смерть, а мне сверх того плен и допросы с пристрастием. С великим трудом мы чудом победили, положив на поле боя двадцать мёртвых тел. Я ещё не избавился от запаха погребальных костров, рассеявших в пространстве тела двух моих друзей и восемнадцать врагов, которых изначально врагами не считал. Нам угрожала смертельная опасность, и я не имел права терять остальных. Обливаясь кровью и алой пеной, с булькающим хрипом второй завалился на бок. Я вытер о его рукав нож, посмотрел в глаза третьего «серого» и ровным голосом повторил свой вопрос: – Назови имя твоего… – Э… Эн… лиль… Повелитель Энлиль!! – заорал он, не дождавшись конца вопроса, и его выпученные глаза забегали между мной и его затихающим соратником. Лица моих спутников закаменели. Я понимал, что делал, и почти физически ощущал волну отрицания, исходящую от потрясённых друзей. Простите меня, если сможете. Но ещё не остыл пепел Гирсу и Нигира, и не моя вина, что на том костре сгорел не я сам или кто-то из оставшихся в живых. Неужели не понятно, что наши жизни сейчас повисли на волоске? – Хорошо. Сказал правду и молодец. И не стоит так волноваться. Так, так. Кое-что прояснилось. Скажи-ка, Шудур, как и зачем вы сюда заявились из далёкого Двуречья? Когда назад собирались вернуться? – На шемах Повелителя Энлиля. Нас высадили двенадцать дней назад и велели задержать опасного чужеземца по имени АН-ТИ-АН-НИ и доставить в Ниппур любой ценой. – Тоесть вы должны были арестовать меня и моих спутников? – Нет. Только тебя. Пленных приказано не брать. – Ясно, что ничего не ясно. Какова общая численность десанта? Шудур опять замолчал и насупился, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство. Видимо придётся ещё раз его припугнуть, чтобы окончательно сломить волю, иначе предстоит долгое и бессмысленное топтание на месте. Я медленно обошёл скрючившееся на земле тело, и демонстративно несколько раз закрыл и раскрыл нож перед глазами упрямца. Шудур как зачарованный уставился на смертоносное лезвие, крупно задрожал, затем крепко зажмурился, не скрывая животного страха, исказившего его лицо. Я кивнул головой и убрал нож в карман. Мои спутники, сидящие вокруг, облегчённо выдохнули, а третий пленный громко затараторил даже без вопроса: – Здесь полный отряд стражи, четыре семёрки, но одну семёрку высадили где-то дальше на заход солнца, видимо у Большой реки и с ними двое ск…, – он подавился словом, испуганно посмотрел на «золотогрудого» и тут же сменил тему: – Наш лагерь в тысяче шагах отсюда у склона в гроте. Там припасы и разное снаряжение. – Хорошо. Спасибо, ты облегчил жизнь и себе, и нам. Шудур, кто остался вместе с последней семёркой? Кто эти двое? «Золотогрудый» смертельно побледнел, глаза его остекленели, и он шумно задышал, порываясь вскочить. Син и Рахур с трудом усадили его на землю, крепко удерживая за руки. Пленного начальника «серых» буквально переполняли страх и отчаяние, и я подумал, что он скорее откусит себе язык, чем ответит на мой вопрос. Понимая, что дальше сжимать пружину бесполезно, я разрядил ситуацию, заведя с Сагни ничего не значащий разговор. Когда минут через пять «золотогрудый» вышел из состояния аффекта и начал соображать, я обернулся к нему и напрямую спросил: