Горобинский, даром что волк, громко заржал: – Мне бы такая традиция понравилась. Идиот… Ну что тут еще сказать? – Оставь в покое мой лифчик и проваливай из душа, – потребовала я сердито, ударив по его наглой лапище, стаскивающей бретельку с моего плеча. Поднявшись на ноги, попыталась выпихнуть наглеца прочь. – Ты – моя невеста, я имею полное право тут находиться. Он так удобно стоял, широко расставив ноги на скользких плитах, что грех было не воспользоваться случаем. – Имей свое право в другом месте! Колено само рвануло вверх. Андрей крякнул. Толчок ладонью в голову – и он вывалился из раскрытой кабинки. Закрыв матовую дверцу, обессиленно привалилась спиной к кафельной стене. Тело била крупная дрожь. И в то же время было жарко. Рука не болела, хоть я точно слышала, как что-то сломалось в кисти. В полубреду я не задумывалась, что говорила и делала. И когда Андрей попытался вернуться, послала его подальше, сопроводив напутствие самыми постыдными ругательствами, которые знала, но до сегодняшнего дня никогда не использовала. Несколько секунд постояв в проеме душевой кабинки, он ушел. Жаль, не туда, куда посылала. Сменив ледяную воду на теплую, простояла под жестко бьющими по голове и сгорбленной спине струями целую вечность. Говорят, вода уносит боль, смывает печали и негативные эмоции. Врут – мне легче не стало. Покинув кабинку, у запотевшего зеркала нашла два больших полотенца и длинный халат с пушистыми розовыми шлепанцами. Какой заботливый будущий муженек… У выхода из ванной комнаты меня поджидал мрачный Андрей. Молча ухватив за локоть, повел обратно в темницу. Идти было недалеко, и все же, надеясь успеть, я затараторила: – Андрей, пожалуйста, не поступай со мной так! Зачем тебе связывать свою жизнь с нелюбимой? Я ведь не нужна тебе! – Помолчи! – оборвал он мою попытку достучаться до его разума и души. – Я или кто-то другой – не важно, главное, чтобы ты осталась в стае! Шлепанцы на размер больше, чем требовалось, спадали с моих ног – так быстро Андрей тащил меня за собой. В комнате с клеткой ожидал сюрприз – перед диваном стоял накрытый льняной скатертью стол. Щедро заставленный блюдами с мясом, овощами и фруктами, с тканевыми белоснежными салфетками, он выглядел нереальным. Да и старший Горобинский, чинно восседавший во главе стола, показался галлюцинацией. – Что-то вы задержались, дети. Неужто делали мне внука? Я поперхнулась воздухом от возмущения, Андрей помрачнел еще больше. – Нет? Жаль, – зло взглянув на сына, тяжко вздохнул вожак. – Не хочешь вливаться в нашу семью по-хорошему, Мария? Я промолчала. Он себя вообще слышит? Бред, какой же бред! Ситуации ненормальнее не придумаешь. – Меня обратили насильно, держали в клетке, преследовали, похищали. И теперь я еще должна выйти замуж и рожать вам внуков?! Я похожа на сумасшедшую? Встав из-за стола, Захарий приблизился вплотную и погладил меня по щеке, как кошку: – Клянусь тебе, девочка, ты не уйдешь с турбазы свободной. – Значит, меня вынесут вперед ногами, – пробормотала я обреченно. Вожак осуждающе покачал головой: – Думать о смерти в столь юном возрасте глупо. Нужно бороться за жизнь, выгрызать у судьбы счастье зубами. – Что вы сейчас и делаете, мучая меня? – спросила я с горечью. – Вот только я – сомнительное счастье, клянусь вам. Мои способности случайны и недолговечны. На вас-то я не могу повлиять, так какой из меня ментальщик? Захарий не ответил. Ушел, жестом позвав за собой сына. Могу собой гордиться – я испортила всегда готовым пожрать оборотням аппетит. Опустившись на диван, подобрала под себя ноги. В чужом халате, фактически голая, раздавленная заявлением вожака, что меня ни за что не отпустят, ощущала себя актрисой абсурдного фильма, в котором, как ни стараются герои исправить ситуацию, делают только хуже. Оставшись одна, ощутила удушье. Воздуха не хватало, и я задыхалась. Паника захлестывала. Наступило четкое осознание всей серьезности ситуации. Горобинский-старший не шутил – не соглашусь на Андрея, отдадут всем желающим. А сколько на поляне было волков без пары? Двадцать? Тридцать? Откуда такая жестокость? Или все же пугают и ничего не случится?.. Проявлю стойкость – и меня будут вынуждены отпустить? Не до конца же они монстры, что-то светлое должно оставаться в их душах? Абсолютно плохих людей не бывает. Или же я ошибаюсь и Горобинские еще хуже, чем кажутся? Пора обдумать ситуацию, отбросив эмоции. Но сказать легче, чем сделать. А еще в животе урчало от голода. Ускоренная регенерация и сила оборотня имели огромный недостаток – приходилось много есть. Усевшись за стол, притом на место вожака, набрала на тарелку гору мяса, начав с самой большой куриной грудки, запеченной с шампиньонами и сыром. Вкусно, несмотря на стресс. Итак, почему они ко мне прицепились? Это уже не задетая гордость сына – за такое просто убивают, а не настойчиво зовут замуж. Даже если девушек-оборотней мало, за ними не гоняются, не назначают награду за информацию о них. Так в чем все-таки дело? Ничье наследство мне точно не светило, способности к внушению, избирательность их воздействия скорее удручали, чем радовали. Но большего с меня не взять. Значит, все-таки интересуют мои слабенькие способности? Но опять-таки, зачем сразу замуж выдавать, да еще так страшно угрожая? Нет, не понять мне оборотней, не понять… Что-то тут нечисто… Наевшись, вернулась на диван. Можно было бы исследовать помещение, раз не заперли в клетке, но зачем? Убегать из подвала глупо, когда наверху полно оборотней, разгоряченных напоминанием о «древнем законе». Нет ничего более тягостного, чем вынужденное бездействие. Ожидание изматывает. Медленно убивает, разъедая нервную систему. Ожидая, строишь модели возможного будущего – счастливого и не очень, рисуешь картинки самых страшных ужасов, которые могут произойти с тобой. В воображении проживаешь целую жизнь, пропускаешь через себя призрачные вероятности, и плохие, и хорошие. Поэтому я не люблю ждать. Предпочитаю сразу узнать о дурном, чем тлеть душой, надеясь на лучший исход. Еще лучше двигаться – сражаться или убегать, но только не стоять на месте. Сколько времени прошло с того момента, как осталась одна, сложно сказать. В закрытом помещении оно бежало по-другому. Выводили меня на поляну во второй половине дня, сейчас скорее всего уже поздний вечер. Так почему ко мне никто не идет? Ничего не говорит? Или это нарочно – пытка неизвестностью? И вдруг меня осенило. Нет, это не специально. Вожак ждет восхода луны. Это ведь ночь полнолуния! Даже обычные люди ощущают на себе влияние ночного светила, а что говорить про оборотней? В полнолуние они освобождаются от оков человеческих законов, выпуская наружу дикую натуру зверей. И в такой момент меня никто не пожалеет… Быстро отмахнулась от страшной мысли – нет, вожак стаи всего лишь пугает, пускай и очень убедительно. Полностью успокоиться не успела – за мной пришли. Старший Горобинский швырнул шелестящий пакет с логотипом знакомого бутика на диван и приказал: – Одевайся, через пять минут вернусь. Когда он вышел, я открыла пакет. Неожиданно. Сам вожак принес мне платье? Да еще какое платье! Белоснежное, до пят, оно смотрелось подвенечным нарядом… или одеянием жертвы. Говорят, белый – не только цвет невинности, но и знак маньякам, что сопротивления тут не будет. А вот и не дождетесь! Я буду сопротивляться до последнего вздоха!.. Ну или все-таки соглашусь на предложение Горобинских. Чем ближе час принятия решения, тем что-то мне страшнее… Одежда села идеально, будто тот, кто покупал, знал мой размер. С драпировкой крест-накрест на груди и одной лямкой на левом плече, готова поклясться, платье смотрелось на мне эффектно. Каждая его линия подчеркивала безукоризненно стройное тело, которым я могла похвастаться после превращения в оборотня. Красивый наряд, даже жаль портить его, перекидываясь в волчицу. – Ты готова? Отлично. – Вожак оказался пунктуальным, по моим ощущениям, прошло как раз пять минут. Если раньше я успешно боролась с паникой, то теперь меня открыто трясло. – Красивая у меня будет невестка, – усмехнулся Захарий, одобрительно скользя взглядом сверху вниз. – Да и вы тоже ничего, – вырвалось у меня. Я испуганно застыла, поразившись собственной наглости и несдержанности. Вожак не рассердился, захохотал. Он тоже переоделся, черная майка и камуфляжные штаны делали его более молодым и почти не страшным. Сейчас он выглядел старшим братом Андрея. – Давай сюда руки, – потребовал Захарий, отсмеявшись. И из кармана широких штанов жестом фокусника вытащил наручники. – Нет! – Я отскочила за диван. Мне не оставляют ни малейшего шанса! Артефакт не позволит трансформироваться! Захарий не уговаривал. Он прыгнул. Оттолкнувшись от спинки дивана ногой и опрокинув его, он схватил меня за горло. – Я уже немолод для таких игр, – прошипел вервольф, глядя в глаза. – Руки! Мне никогда еще не было так страшно… Интуиция кричала, что вожак готов убивать, что нечто разозлило его, доведя до бешенства. Малейший намек на неповиновение – и он сожмет стальные пальцы. Зажмурившись, я подняла трясущиеся руки так, чтобы было удобно надеть наручники. Легкое жжение подтвердило догадку о назначении артефакта. Это оковы для звериной ипостаси. Глаза щипало от непролитых слез. Старательно гонимая паника лишала воли и возможности дышать. – Давай шагай! – Захарий совсем негалантно вытолкнул меня в коридор. Идти пришлось в шлепанцах, о подходящей обуви для узницы не позаботились. – Отец, что с Машей? – Младший Горобинский ожидал нас в коридоре. – Зачем ты ее расстроил?