Айрис улыбнулась. — Ну, здравствуй, муж мой. Темные глаза Рато забегали, он быстро сотворил перед собой еще один оберегающий знак. — Не поможет, — подсказала Айрис. Она кивнула девкам. — Вы — убирайтесь. Вон. Те, шлепая босыми пятками, прижимая к себе мятые простыни, стремительно скрылись, сразу поняв, что лучше повиноваться. Эта маленькая передышка позволила Рато взять себя в руки. Его глаза налились кровью, лицо побагровело. — Ты! — прорычал он. — Тварь! Вернулась! — Отчего бы не вернуться в свой дом? И видя, как дернулся Рато, процедила: — Не двигайся, если не хочешь сдохнуть прямо здесь и сейчас. Видят придуманные боги, ей было нелегко. Страх — на диво липучая штука, так просто не уходит. — Ты покинешь замок и уберешься из города. Куда хочешь, мне это неинтересно. Я не желаю тебя здесь больше видеть… ничтожество. — Я позову храмовников, и теперь уж ты не отделаешься мешком, — просипел Рато. — Мы сожжем тебя, тварь, и пепел развеем по ветру. — Как мило. — Айрис даже улыбнулась. Почти невозможно заставить себя улыбаться человеку, которого раньше боялась до потери чувств. Но она смогла — и обрадовалась этой маленькой победе. — Я не хочу с тобой спорить, Рато. Просто убирайся. Когда-то я прокляла тебя. Я сама исполню это проклятие, ты будешь сдыхать один, всеми покинутый, в нищете и грязи. Да, и говорить с тобой больше не хочу. Убирайся. Тут, видимо, терпение супруга закончилось. И он, выхватив из-под подушки нож, резво вскочил с кровати и прямо как был, голышом, бросился на Айрис. Она вздрогнула, видя, как на нее несется огромная туша. Если ударит, то наверняка убьет. Закрыла глаза… Раздался звук, как будто Рато всем телом налетел на стену. И — бешеный, нечеловеческий рев. — Убью! Убью, тварь! — Ты поднял руку на дочь Матери всего сущего, — холодно заметила Айрис. — Но я, так и быть, буду милосердной, насколько это возможно. Она протянула руку к нему раскрытой ладонью вперед и почувствовала, как где-то внутри, в глубине сознания, щелкнул нужный триггер, подключая функциональную программу. Рато заорал, упал на пол и забился в судорогах. Ногти скребли камни, зубы страшно лязгали. Потом он вытянулся и затих, дышал тяжело, прерывисто. А она почему-то подумала о том, сколько ж надо жрать, чтоб отъесть такое брюхо. Айрис подошла к нему, наклонилась. — Уходи, Рато. Ты будешь гнить заживо. Приблизишься к людям — забьют камнями. Или утопят в мешке, как несущего в себе Проклятие. — Я… убью тебя… — донесся слабый всхлип. — Уже нет. Сил не хватит. Тебя сейчас и ребенок на лопатки уложит. Будь добр, сделай так, чтобы через час тебя здесь не было. Рато молчал, и Айрис поняла, что он просто смотрит на свою руку. На тыльной стороне ладони стремительно расползалось лилово-бордовое пятно, мокрое, с гнойными краями. А потом в спальне запахло мочой. Под бароном расплылась большая лужа. Айрис хмыкнула и двинулась к двери. На пороге еще раз обернулась. — Уходи, Рато. Пора бежать. Не ровен час, тебя увидят. И тогда ты умрешь. Быстро, но мучительно. Она вернулась к двери в детскую и запечатала ее, закрыла стальным листом. Сталь легко рождалась прямо под ладонями. Очень соблазнительно почувствовать себя настоящей богиней. Сейчас она навестит настоятеля храма, йотом убедится, что Рато покинул город, и только потом выпустит Маараш с Микаэлом. Ради их же безопасности. * * * Замок Ревель, как и положено всякому приличному замку, располагался на стесанной макушке крутого холма, возвышаясь над городом, и оттуда смотрелся в зеркальную гладь озера. Ворота внешней стены замка выходили в сторону рыночной площади, а потайная калитка, которой Айрис частенько пользовалась, уводила в сторону Проклятого леса. Рыночная площадь занимала изрядное пространство, но это было вполне уместно, особенно по праздникам и осенью, когда затевались ярмарки, и десятки тяжело груженных телег прочно обосновывались перед воротами замка Ревель. Сразу за Рыночной площадью узким каменным шпилем устремлялся в небо храм Двуединого, а если, не заходя внутрь, свернуть и пройти вправо, начинался унылый каменный забор, огородивший монашескую обитель от мирской суеты. Шагая от ворот замка через площадь, Айрис с легкой тоской поглядывала на немногочисленных торговок, которые уже притащили корзины с овощами и теперь раскладывали товар. Вот было же время, когда она сама обожала ходить на рынок. Когда жила в отчем доме… Прошлое все больше и больше напоминало Айрис горстку пепла, на которую дует сильный ветер. Казалось, только-только она беззаботной девчонкой бежит покупать сельдерей и баранину и смотрит вокруг широко распахнутыми глазами, а на небо — с опаской, дабы лишний раз не гневить Двуединого. А теперь нет ничего, и сама она другая, и на мир смотрит по-иному. Без трепета. Без радости. В длинных темных платьях и белых чепцах торговки чем-то напоминали бойких сорок. Впрочем, трещали меж собой тоже вполне по-сорочьи. Они проводили Айрис удивленными взглядами и вернулись к своим делам, раскладывая по прилавку сочную свежую петрушку, базилик, укроп, редиску и прочую снедь. Айрис продолжила свой путь. Она прекрасно понимала, что настоятель монастыря не сдастся на милость новой богине. Это означало, что придется людей пугать, а возможно, кого-то и убить. От осознания этого простого факта зубы Айрис начинали сами выбивать дробь, и она прекрасно понимала почему. Вот ведь парадокс: до того, как с ней поработал Виран Тал, дополняя карты памяти чужим опытом и воспоминаниями, Айрис была уверена в том, что после смерти человек обязательно попадает к Двуединому, да и вообще само пребывание в бренном мире есть страдание. Новые знания, которые довели Айрис до уровня гражданина Федерации, внезапно изменили ее отношение к смерти, а заодно и к жизни. Айрис вдруг с необычайной ясностью осознала, что объективных доказательств существования иного мира до сих пор так и не предоставлено и что сама она теперь претендует на роль следующего бога Эрфеста. И что жизнь — одна, и никто не вправе ее отнимать у других. В том числе она, новая богиня этой планеты. Но встретиться с настоятелем было необходимо. И точно так же необходимо было от него избавиться, как сказал Ли-Халло. У входа в храм Айрис остановилась и прислушалась. Высокие резные двери были плотно закрыты, из-за них не доносилось ни звука. Наверное, те, кто был в храме, подготовились к встрече. Скорее всего, там воинов набито как сельди в бочке. Что они могут сделать? Наброситься на нее с оружием, начать стрелять из арбалетов? Айрис сосредоточилась на защите, и вокруг нее тут же ярко полыхнул тонкий слой частиц. Полыхнул — и погас, а Айрис стала все видеть как сквозь дымку. Закусив губу, она потянула на себя тяжелые двери. Естественно, они и не шелохнулись, засовом храму служило бревно. Тогда Айрис положила на створку ладони и подумала о том, что ей просто надо пройти, а это — нежелательная преграда. Пальцы провалились в деревянную пыль, которая посыпалась на булыжную мостовую и тут же была подхвачена легким ветром. Айрис повела руками вниз, ощущения были такие, словно пальцы погружаются в теплое желе, которое тут же разваливается на пласты. В дверях, которые пережили не одно столетие, образовалась сквозная дыра, оттуда в лицо повеяло привычной прохладой старого каменного строения. К этой прохладе примешивался еще какой-то непонятный запах, и Айрис подумала, что ей надо быть начеку. Она добралась и до засова, он расползся под руками, как гнилая рыбина. Все. Айрис решительно дернула на себя то, что осталось от дверей, и спокойно вошла под своды храма. Ждала тучи стрел в лицо. Воинственных выкриков, мельтешения тел, тусклого блеска оружия… Ничего этого не было. Перед алтарем, словно жених, ее встречал сам настоятель. Просто стоял и ничего не предпринимал, сложив на груди руки, и лица почти не было видно из-под глубоко надвинутого капюшона монашеского одеяния. Только острый подбородок и жидкая седая бородка. В фуди Айрис заворочалось беспокойство. Нет, она не боялась ловушки. Страшно было подойти и просто так убить человека, который пока что и не думал сопротивляться. Это как будто ломаешь в себе что-то прочное, гибкое, и ломается оно болезненно, а потом еще откликается по всему телу фантомной болью. «Пожалуйста, пусть настоятель сделает что-нибудь. Что-нибудь такое, отчего его придется убить», — мысленно взмолилась она, обращаясь уже сама не зная к кому. Быть просто женой барона куда проще. Никогда не принимать решений тоже проще, равно как и свалить собственные вдруг возникшие чувства на якобы установленные нейромодификации. — Вернулась-таки, — наконец проскрипел настоятель. — Да, — ответила Айрис, — вы приказали меня утопить всего лишь за рубашку. — Не только за рубашку, — скрипуче хмыкнул он, — зачем лгать себе самой? Теперь-то ты знаешь, что не просто за рубашку. — Зачем вам все это? Это по вашему приказу уничтожали тех, кто побывал у криссан и сбежал оттуда. Ей показалось, что настоятель вздохнул. — Древние заветы сохранились, баронесса. Это в них было сказано, что с появлением нового бога мир наш изменится и что придут другие. И настанет конец этому миру. — Мир просто станет другим. Этот закончится, новый начнется. Настоятель пожал плечами. Он по-прежнему держал руки сложенными на груди, и у Айрис появилось легкое подозрение, что старый пень что-то готовит. Все эти разговоры — исключительно потянуть время. — Далеко не всем хочется что-то менять, — наконец проскрипел он. — Зачем мне было становиться песчинкой в новом мире, когда здесь я был наместником Двуединого? — Вам придется уйти, — сказала Айрис. — Просто исчезните, и я вас пожалею. Несмотря на то, как вы обошлись со мной. Он хмыкнул, и в тени капюшона сумасшедшим блеском обозначились глаза. — Играешь в милосердие? — Не играю. Стараюсь проявлять его. — Не получится. Настоятель резко развел руки в стороны, и Айрис увидела, что он прятал в широких рукавах две круглые склянки, полные тускло светящейся жидкости. — Ты не выйдешь отсюда, — быстро проговорил священник. А еще через мгновение с размаху разбил склянки о пол, прямо у ног Айрис. Полыхнуло чем-то слепяще-белым, и так жарко, что Айрис невольно вскрикнула — и тут же эхом ответили ей вопли настоятеля. Он тоже горел, но за стеной пламени Айрис едва видела его мечущийся силуэт. Охваченный огнем, настоятель размахивал руками, потом ударился всем телом о колонну и сполз вниз. Айрис удивленно осмотрела себя: стоя в сердце ревущего огня, она оставалась невредимой. И это уже казалось настоящим чудом. Она выступила из огня, быстро огляделась, увидела перед алтарем содрогающееся в агонии тело. Настоятель уже не кричал, только хрипел. И Айрис понимала, что с каждым хрипом жизнь покидает его. От этого делалось невыносимо горько, отчего даже заболело под сердцем. Мелькнула неуместная мысль о том, что надо бы произвести анализ того состава, при помощи которого настоятель пытался ее сжечь, а в итоге сжег себя. Наверняка именно эта смесь распространяла тот запах, который Айрис сразу не понравился.