Он прыгнул, на ходу выпуская аватара. Одежда треснула, обнажая жемчужную чешую, но Оллин уже этого не почувствовал. Сбивая с йог девчонку, обволакивая ее собой, закрывая от пламенеющей смерти… И в этот миг все-таки жахнуло. С грохотом, с жаром, от которого плавилась и трескалась чешуя. Аватар взревел, спину мгновенно скрутило такой болью, что она пронзила все его существо, почти гася сознание, унося в благословенную тьму. Но что-то все же удержало на плаву, ближе к свету, и этим «что-то» были всхлипывания девочки. Жива. Она была жива. Плевать на спину, на ожоги, на все… Оллин услышал, как грохнула сбитая с петель дверь. — Ваше величество! Встревоженные, на грани паники, голоса охраны. — Ваше?.. И тут же громкий, скрипучий голос дяди Лайона: — Это модификант! Самозванец! Взять его! Самозванец! Артемис не был модификантом! Оллин улыбнулся, оскалился в белое словно мел лицо официантки. Что-то вроде этого стоило ожидать от дяди. Интересно, это он покушение подстроил или только воспользовался ситуацией, чтобы спокойно и бескровно заменить упрямого племянника? Заменить без войн, без революций. Потом передать трон Лилиан, как и подобает правильному и действительно хорошему отцу. А самое главное, ударную волну ненависти, которую породил самый первый указ Артемиса Делайна, направить не на себя. На Оллина. Он разжал лапы, отпуская на волю девчонку. По ее щекам катились крупные и чистые как бриллианты слезы. И одного взгляда на нее оказалось довольно, чтобы все сомнения отпали, осыпались луковой шелухой. Он все сделал правильно. Только ради этого и стоило остаться на Рамелии. Даже всего одна спасенная жизнь — достаточная награда за жизнь непрожитую и теперь уже потерянную. А потом где-то рядом пол скрипнул под грузом шагов. Что-то тяжелое обрушилось на голову, пронзило болью затылок, и Оллин полетел в кромешную темноту. * * * Из темноты его выдернула опять-таки боль. Она прочно обосновалась во всем теле, простреливая по позвоночнику, пульсируя, расходясь волнами по спине и как будто стекая вязкими каплями куда-то в затылок. Оллин с трудом разлепил веки — над ним тут же качнулся белый потолок, закружился, рассыпался серыми мушками. Оллин моргнул, пытаясь сфокусировать зрение, и ему это даже удалось. Если бы не терзали его невидимые железные когти, не рвали бы плоть… Он попытался шевельнуться — и не смог. Кое-как повернул голову набок. Оказывается, он лежал на медицинской кушетке. На спине. На сильно обожженной спине. Старательно зафиксированный так, что не шевельнуться. И первое, что пришло в голову: раз они, не церемонясь, положили на спину, значит, не планируют лечить. Вот и все. Он устало прикрыл глаза. Облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы. Пить хотелось жутко. Он усмехнулся. Ничего, осталось потерпеть совсем немного. И все, наверное. В голове — пустота. Ни мыслей особых, ни сожаления. Сколько ему той жизни осталось? Да и была ли это жизнь все двадцать восемь лет. На крошечном островке в компании когнитивного ассистента, которого он поначалу звал мамой… Тихо прошелестела открываемая дверь. Ну что, все? Начало? Или наоборот — конец? Ему даже не хотелось смотреть, кто там пришел. С тех пор как уехала Айрис, ему на все было наплевать. А в таком состоянии и подавно. Раздались звуки шагов, быстрых, уверенных. Кто-то остановился рядом, и если бы Оллин мог, то уже бы полоснул этого незваного гостя когтями… Но он не мог. — Доигрался? — прозвучал голос Лайона. Как странно. Оллин ожидал услышать торжество, но не услышал ничего, кроме раздражения и усталости. — Посмотри на меня, — потребовал дядя. — Я знаю, что ты пришел в себя. Оллин приоткрыл глаза, смерил Лайона равнодушным взглядом. Как странно. Дядя даже не выглядит победителем. Осунулся, как будто постарел сразу на пяток лет. — Все можно было бы развернуть по-другому, если бы ты не обратился, — сказал Лайон, — а так-то… Все знали, что Артемис не модификант. И вот этот твой цирковой трюк со спасением девки… Он не стоил того. — Почему? — Потому что, мой дорогой, придется тебя умертвить, — процедил сквозь зубы дядя. — Потому что на записях видно, что Артемис внезапно стал зверем. Потому что, будь дело только в этой бабе, я бы убрал ее. А так — многие видели. Данные с камер пишутся в реестр, их не сотрешь. Все узнали, что Артемис Делайн — модификант. А между прочим, он никогда таковым не был. Подмена на лицо. То, что говорил дядя, слишком уж походило на оправдание. — А просто отпустить меня? Этот вариант ты не рассматриваешь? — Рано или поздно ты снова всплывешь где-нибудь, мой дорогой племянник. Ни мне, ни планете такие сюрпризы и потрясения не нужны. Так что… прости. — Ты давно это придумал? Все это, с нападением? Лайон передернул плечами, стряхнул с рукава пиджака несуществующую пылинку. Холеный, представительный — новый правитель Рамелии. — Я здесь вообще не при чем. Ты думаешь, это я организовал, чтобы тебя спровоцировать? Так нет же, не я. И не выпусти ты аватара, ничего такого бы не случилось. А теперь инициировано расследование, которому я могу помешать только одним способом. Да, именно, ты все правильно понимаешь. Самозванец внезапно умрет в камере, вот и все. — Если ты не изменишь закон о модификантах, на тебя тоже могут напасть, — сказал Оллин. — Я не изменю его. Модификанты должны жить как люди. Но тут, Оллин, такое дело. Не я принял этот закон. Не я буду виноватым. — С тебя потребуют его изменить. Лайон картинно приподнял бровь — так же, как это делал и сам Оллин. Семейное. — А я найду, чем отвлечь население от этой проблемы. В конце концов, давно зреет конфликт на Джейфалисе. Пары провокаций вполне довольно, чтобы вся эта серая масса на долгое время забыла про модификантов. Страх — лучшее средство от надуманных проблем. Если бы Оллин мог, то безразлично пожал бы плечами. Дядя все хорошо продумал. И, наверное, он будет куда лучшим правителем, чем сам он и Артемис Делайн вместе взятые. А впереди пустота. И от этого все же страшно. Но назад не повернуть, и ничего не изменить. Все когда-нибудь случается в первый раз. — У меня есть последнее желание, — с трудом выталкивая слова, произнес Оллин. — Говори. Я его выполню. — Голос дяди смягчился. — У меня в спальне на подушке сидит кукла. Старая и рваная. Я хочу, чтобы ее получила Айрис Ленне, высшая Эрфеста. Лайон помолчал. И это было тяжелое молчание, оно повисло в воздухе, словно раскаляя его. Оллину показалось, что во взгляде Делайна-старшего промелькнуло сочувствие. Хотя нет. Показалось. — Хорошо. Айрис Ленне получит эту куклу. Это все? — Ну да. Все. — И усмехнулся. Оллин понимал, что дядюшка слукавил насчет безвыходности ситуации. Он мог бы его отпустить, мог бы устроить побег… Но побоялся. Побоялся того, что Оллин доберется до той записи, которую они сделали в реестре, и сделает ее публичной. И тогда все узнают, что Лайон Делайн — тоже модификант, и вряд ли после этого позволят ему безбедно править… И Лилиан тоже придется бежать. На самом деле все думают только о себе и своих детях, и это, в общем, правильно. — Тогда прощай, племянник, — глухо произнес Лайон. — Прощай, дядя, — откликнулся Оллин и поморщился. Все же спина болела сильно, ни на секунду не отпускала. Лайон помялся еще несколько мгновений, словно хотел сказать что-то, да передумал, а потом резко повернулся и вышел. А вместо него вошел незнакомый человек в белой медицинской маске, закрывающей почти все лицо. Руки его были в перчатках, он держал шприц, закрытый колпачком. Оллин вздохнул и отвернулся. Он мог себе позволить хотя бы не смотреть на все это. Впрочем, скоро, очень скоро ему станет легко. И все будет не важно, останется внизу, осядет грязной пеной. Оллин почему-то представил себе, как они с Айрис могли бы взять яхту и выйти в открытое море. Купались бы, загорали и любили друг друга. Так, как это у них было однажды. — Сейчас я сделаю вам укол, — прозвучал голос из-под маски. Этот голос почему-то казался знакомым, но Оллин не мог припомнить, где и когда его слышал. Слишком много всего случилось. — Это парализующее средство. Приводит к почти мгновенной остановке сердца, потере сознания и смерти. Больно не будет. «Он что, думает, что я ему должен что-то ответить? Поблагодарить за то, что не больно?!» Оллин вернулся мыслями к тому, что могло бы у него… у них с Айрис быть, но не вышло. И дело тут даже не в том, что она была его истинной, единственной парой, выбранной аватаром. Совсем не в этом. …Айрис тепло улыбалась ему, когда что-то холодное кольнуло руку в локтевом сгибе. Ее руки касались его лица с той невыносимой нежностью, от которой сладко болит душа и хочется парить высоко в небе. Холодок медленно пополз вверх по плечу. А потом все быстрее, быстрее.