— Кстати о телефонах, — сказала она. — Одна из воспитанниц сообщила, что ночью ее разбудил телефонный звонок. По ее словам, звонил телефон на посту дежурного, и ответил мужчина, который дежурил ночью. — Вот как? Ну… Я уже говорил, что ночью меня здесь не было. — Странно, что ваш служащий-почасовик, Эркан, утверждает, что сегодня ночью ни с кем не говорил по телефону. И ни вечером, ни ночью не заметил, чтобы кто-то убегал. Разве Эркан здесь не для того, чтобы следить, на месте девочки или нет? У вас не делают контрольных обходов? — Нет, только в случае каких-то сбоев. — Из записей следует, что Эркан работает здесь время от времени почти два года. Насколько хорошо вы его знаете? Эркан дежурил обычно по ночам и чаще всего заступал на пост уже после того, как Луве уезжал домой. Дипломированный медбрат, хорошие рекомендации, девочки и персонал его обожают. — По-моему, толковый парень, — сказал Луве. — Но Эркан пришел в интернат еще до моего появления здесь, и как человека я его знаю не очень хорошо. Мы видимся на рабочих собраниях, но не более того. Женщина изучающе посмотрела на него. — А что вы скажете о сбежавших девочках? Может быть, полиции следует что-нибудь учитывать во время возможного задержания? Луве задумался. Делиться с полицией подробностями терапии пока не обязательно, не сказано еще ничего такого, что могло бы отменить врачебную тайну. Луве решил быть немногословным. — Обращайтесь с ними бережно, — попросил он. Женщина кивнула, но, похоже, его совет не вызвал у нее особого интереса. — А какие у вас отношения с Фрейей Линдхольм? — Никаких. Я ее никогда не видел, она сбежала до того, как я приступил к работе… Вы думаете, исчезновение Фрейи имеет какое-то отношение к побегу Новы и Мерси? — Мы пытаемся это выяснить. И женщина из полиции подчеркнула что-то у себя в блокноте. Фрейя, подумал он, когда женщина ушла. Нова и Мерси. Теперь их здесь нет. На столе перед ним лежали записи, сделанные во время последней сессии с Мерси. В них значилось: Самос. Берег смерти. И Алиса тоже. Ее здесь нет. На документе, лежавшем перед Луве, Свен-Улоф Понтен своей подписью удостоверял, что терапия его дочери завершена. Луве откинулся на спинку кресла и увидел, что окно не особенно отчистилось. Вдоль переплета и на отливе остались кроваво-красные пятна. Поговорить бы сейчас с кем-нибудь. Луве захотелось взять телефон и кому-нибудь позвонить. Поговорить обо всем. И еще ему хотелось, чтобы сегодня вечером кто-нибудь ждал его дома. Они выпили бы вина, сидя на диване, и продолжили разговор. Какое грустное слово — “бы”. Но винить приходится только самого себя, потому что он сам выбрал свое одиночество. Хотя одному человеку Луве мог бы позвонить. Она бы обрадовалась, может, даже захотела бы поговорить, а может, и встретиться. Но к такому шагу он еще не готов. Да, это называется “флаффер” “Ведьмин котел” По этой дороге он еще не ездил, по старому шоссе Е-4 между Мармой и Скутшером. За окном простирались поля, луга и рощи, которые летом наверняка выглядели, как на картинке, но при нынешней погоде превратились в нечто печально-унылое. Ингмар Бергман напал на Колина Нютле, подумал Кевин и свернул на шоссе номер 76. Через пару минут он был уже возле интерната — низенького здания желтого кирпича, с плоской крышей; оно напомнило Кевину детский сад или начальную школу где-нибудь в пригороде Стокгольма. Кевин припарковался возле полицейской машины. Женщина из полиции Евле встретила его у поста дежурного, и они сели в столовой. Женщина как раз закончила допрашивать заведующего. — На мои вопросы он отвечал немного уклончиво, — заметила она, — и с некоторой враждебностью. Понимаете, о чем я? — Вероятно, из-за врачебной тайны? — Отчасти да. Но это весьма расплывчатое понятие. Если бы он хотел помочь нам, то рассказал бы все, что ему известно об этих двух девицах. Женщина налила кофе в обе чашки и стала объяснять, как обстоят дела. Двое ее коллег по очереди допрашивали девочек и персонал интерната. — Ночного дежурного зовут Эркан Джихан Дениз. Поговорите с ним, вам может быть интересно. Когда мы явились его допрашивать, он первым делом предложил нам какие-то турецкие конфеты. — Турецкие? — Да, выставил тарелку с какими-то сладостями. Как будто мы пришли к нему кофе пить. На столе лежали копии документов Новы и Мерси, и коллега из полиции Евле рассказала о девочках такое, что у Кевина исчезли последние сомнения. Да, именно этих девочек они с Лассе ищут уже почти месяц. Только две пропавшие без следа девочки стали тремя. — Мы еще не отследили телефон, с которого Фрейя Линдхольм выходила в Фейсбук, — сказала женщина. — Похоже, сим-карта зашифрована или повреждена. У вас в угрозыске знают Фрейю? — Нет. Во всяком случае по имени. — Насколько я поняла, она девица с большими проблемами. Родители умерли, когда она была совсем маленькой, родных не оказалось, и она сменила несколько приемных семей, прежде чем оказаться здесь. С тринадцати лет занимается проституцией, наркоманка со стажем. Я поговорила с терапевтом, которая ее лечила. Она утверждает, что Фрейя даже появлялась в порнороликах. — Появлялась? То есть — снималась? — Ну… — На шее у женщины проступили красные пятна. — Не знаю, как сказать. Да, это называется “флаффер”. Вы знаете, что такое флаффер? — Да. Флаффер — это две тощие голые ножки, которые пару секунд помаячили на заднем плане. Обязанность флаффера — поддерживать эрекцию актеров. Вот она, третья девочка, подумал Кевин. Небесное море Промышленная зона Вестберги — Ее здесь нет, — повторила Мерси и встряхнула Нову за плечи. — Нет здесь Фрейи. Пойми. Прочитав статус Фрейи на Фейсбуке, Нова вбила себе в голову, что Фрейя где-то здесь, в подвале. Не слушая Мерси, она протиснулась мимо и зашагала по коридору. Мерси сдалась. Она стояла в подвальных запахах земли и плесени и смотрела, как Нова колотит кулаками в дверь, освещаемая красной лампочкой. Несмотря на холод, голые руки Новы блестели от пота. Люблю тебя, подумала Мерси. У тебя так хорошо получается не думать. Девушка за дверью не решилась продолжать эфир. Секунд через десять-пятнадцать лампочка погасла, и дверь открылась. Худенькая блондинка робко спросила по-английски, чего они хотят. — Nevermind[26], — ответила Нова. Мерси взяла ее за руку: