– Франц… – М..? – Ровно год прошёл с того самого момента, как мы встретились, помнишь этот день? Франц приподнялся, и легонько коснулся губами её рта. – Как же я мог забыть, звёздочка. Сегодня, к тому же, три месяца, как мы женаты. Франческа кивнула. И печально улыбнулась. – Знаешь… Я должна тебе кое-что сообщить. Нет-нет, ты не вставай, ведь звёзды так прекрасны сегодня… А эта новорождённая ночь столь свежа и чиста, и трава… Шелковистая трава… Мне будет всего этого не хватать. – Что ты говоришь, в чём дело? – Я расскажу тебе историю. Правдивую историю. Взгляни на звёзды. Они так радостно и спокойно сияют в ночи. Хрустальные шары раскалённого газа и металла. Знаешь, что это на самом деле? Это искорки жизни. Когда одна из них догорает, то умирает. И, когда она исчезает с небесной карты, а все забывают про неё, чья-то душа соединяется с угасшим пламенем этого светоча, и из звезды рождается дракон. Драконы путешествуют по вселенным, некоторые из них столь могущественны, что могут сами созидать новые миры… Но среди всех звёзд, из которых могут родиться драконы, есть одна… Её имя – NGC-2024. И она уже ждёт меня… – О чём ты, не пугай меня! Франческа перекатилась на живот, затем нависла над Францем, и, глядя прямо в его зеленоватые с золотыми искорками рысьи глаза, произнесла: – Я умру. Может быть, сейчас, а, скорее всего, через несколько дней. Глаза Франца медленно расширились. – Нет… Но как же… Наша любовь длилась так недолго… А ведь счастье было так близко… Ты не можешь умереть, ты нужна мне! Никто иной не сможет заменить тебя в моём сердце! Ты – моя жизнь… Он порывисто обнял её, прижав к груди, и жарко прошептал: – Не отдам… Ты моя… Я не отдам тебя смерти. Она покачала головой. Со щеки сорвалась одна-единственная слезинка, капнувшая на губы Францу. – Поздно. Я обречена умереть. Прости, что не говорила тебе, не хотела расстраивать раньше времени… Но я неизлечимо больна. ххх Франческа лежала на больничной койке. Франц сидел рядом, держа её за руку, вторая ладонь гладила умирающую по голове. Она грустно и вымученно улыбнулась ему. – Всё будет хорошо, милая, всё будет хорошо… В это мгновение она чувствовала безграничное счастье. ххх Спустя год Франц вспоминал этот блеск счастья в глазах возлюбленной, захлестнувший и его, обнявший с ног до головы. В её глазах засияли далёкие светила. И, в тот самый миг, когда где-то наверху угасла одна из звёзд, тихо оборвалась натянутая струна драгоценной для него жизни. Их короткое счастье… Была ли любовь? Или это отзвучал всего лишь реквием по мечте? Реквием по ушедшей любви… Демиург Вневременье. В огромном бездонном пространстве в пустоте кружился неведомый космический вихрь. Он завивался воронками и играл разноцветными осколками. Радужные крошки взмывали ввысь, и медленно, словно снежинки, проливались вниз, сверкая всеми цветами солнечного спектра. Они могли бы породить гармонию, но звучали в диссонансе, ибо некому было рассмотреть эти осколки, понять их природу и что-то сделать с ними. Разбитые, разломанные, раскрошенные – то ли брызги ёлочных игрушек, то ли осколки драгоценных кристаллов. Брошенные, порванные, никому не нужные. Сор, старый софт, который признали устаревшим и снесли, сделав обновления. Ветер утих. Осколки лежали в пыли и грязи и поблёскивали в лучах далёких звёзд. Пространство гудело вселенской пустотой, словно бы стараясь вытеснить прочь чуждые элементы. Зеркально отполированная поверхность места, опалённая агрессивными потоками звёздной радиации, безразлично переливалась под несколькими солнцами. Меж планет, и астероидов, ловко уклоняясь от юрких комет и посмеиваясь, по звёздной тропе шёл некто. Взглядом меняя орбиты планет, дыханием зажигая новые звёзды, руками отодвигая метеориты, он пытался создать какое-то таинственное космическое равновесие. Вот он дошёл до бездомной планеты, притягиваемой лучами строенной солнечной системы, удивлённо развёл руками и загадочно улыбнулся. Он подошёл к осколкам, присел на корточки и стал нежно, еле касаясь, перебирать их руками. Взгляд его пронзительно глубоких прозрачных глаз стал задумчивым. Он ссыпал осколки на пустое место, и стал из них что-то лепить. Он склеивал их друг с другом – тщательно, идеально ровно и без зазоров. Его замысел был неясен, но вот, внезапно, очертания стали прорисовываться. Это была многоцветная фигура антропоморфного существа. Она сидела, обхватив колени и положив на них лоб. Глаза фигуры были закрыты, а длинные кудрявые волосы ниспадали красивыми волнами. Изящные руки с тонкими пальцами; длинные ноги с изящными узкими ступнями; вытянутое, слегка угловатое, лицо с прямым носом и чётко очерченными скулами; остроконечные уши. И крылья за спиной – большие, с огромными маховыми перьями, широко и торжествующе распахнутые. Обнажённая, фигура была прекрасна, но в ней не чувствовалось дыхания души. Закончив сборку, некто отошёл от маленького, по сравнению с ним, создания. Осмотрел его со всех сторон. Немного призадумался. Потом подошёл к неподвижной фигуре, погрузил руки в её грудь, как будто она была сделана из воздуха и оставалась полностью проницаема. Что-то прошептав, он начертил внутри неё огненные символы. Громыхнул гром, фигура засияла неярким бледным светом, и у неё появилось сердце. Большое сердце. Вытащив руки из груди слабо светящегося создания, некто продолжил действо. Из его головы зазвучала странно вибрирующая мелодия. Постепенно в ней рождались тона и обертона, и вот уже звёзды стали переливаться многими цветами, планеты начали вращаться заметно быстрее, возникло непрекращающееся движение. Мелькали кометы, оставляя искрящиеся ледяные хвосты, носились метеоры, и метеориты, и метеороиды, зажигались галактики, быстрее вертелись чёрные дыры, пульсировали квазары, печально мигали белые карлики… Но вот иллюминация разгорелась ярче, и по Эйкумене внезапно потёк огромный поток золотого света, он протекал из края в конец, он заполонил собой всё, это была река, наполненная жизнью. Она несла свои бурные воды, вспениваясь бурунами вокруг чёрных дыр, но не сметала всё на своём пути, а обновляла сущее. Чёрные дыры замедляли своё странное движение, чёрные и белые карлики становились вновь молодыми, полными сил звёздами, самые звёзды разгорались ярче, сильнее, а планеты молодели на глазах. Поток света обволакивал всё живое, окутывал, ласкал и нежил. Постепенно в песне появились слова. Они то журчали нежным ручьём, то трещали, подобно дровам на костре, то шелестели, подобно тростнику на ветру, то нежно посвистывали, как флейта, то взрывались сверхновыми, или выли, как чёрные дыры. Они были полны глубинного смысла, они творили ткань реальности. Возвышаясь до ультразвука и падая до инфразвука, они перебирали всю гамму звучаний, брали все октавы и обертона, выходя за пределы возможного. Нити вероятностей туго сплетались, обращали вспять причинно-следственные связи, закручиваясь на самих себя, как фотон, попавший в чёрную дыру, смешивались тьма и свет, образуя новые начала. Космическая элегия звучала всё отчётливее и сильнее, симфонически, ибо теперь пело уже всё пространство, вибрируя на разных частотах. В центре действия находился он. Светоносный поток протекал сквозь него и вливался в мёртвую фигуру. Вот он поднял вверх руки, и стал делать странные пассы. Из ничего возникли символы, знаковая система, первоязык. Они расположились в правильном порядке – рядами, колоннами, систематизировано по горизонтали, вертикали и диагонали, в строгой иерархии, подчинённые своим, неведомым, законам. Каждый символ был словом, это был логос. Воздев руки вверх, гортанным мелодичным голосом он стал произносить команды. Их примерное значение было: начало, распознать, выверить, найти, воссоздать, воплотить, вдохнуть, конец, запуск системы. Символы, которые он называл, вспыхивали алым, остальные пропадали. Началось действие. Вокруг фигуры образовалась вселенская пустота, порвался пространственно-временной континуум, возникла брешь в стенках мира, портал куда-то, и внутрь заглянула вечность. Казалось, он был удивлён, казалось, он сам не ожидал того, что произойдёт. Вечность распознала фигуру, обволокла её собой. От вечности отделился прозрачный силуэт из света, и вошёл в фигуру. Светоносный поток и вечность слились, образуя новое метафизическое начало. Фигура облеклась плотью, стала оформленной, с кожей бледной, светящейся изнутри серебром. Фигура выдохнула, и ровно задышала. Её крылья распахнулись ещё шире, взмахнули, и существо взмыло вверх. Огненные символы погасли, некто опустил руки. Космическое движение прекратилось, закрылся портал, исчез светоносный поток. Создание, неподвижно зависнув на расстоянии над пустым местом, открыло глаза. Небесно-синие, яркие, сияющие, они излучали добро и жизнь. Серебряные волосы развевались по ветру, крылья совершали мерные движения. Некто улыбнулся созданию. Создание возрадовалось, протянуло к нему руки, что-то горячо шептало и смеялось. Тогда он помахал ему рукой, и двинулся прочь по звёздной тропе, негромко напевая самую животворящую мелодию на свете. Вспыхнув, как феникс, создание превратилось в самого прекрасного в мире дракона. Огромный, больше солнца, сияющий серебряный дракон качнул рогатой головой. Чешуйчатая кожа, изящные четыре лапы с длинными когтями, хвост, оканчивающийся крюком. Огромные крылья. Красивая голова с глазами из чистого льда, полыхающего яростным пламенем. Живее всех живых, Дракон Вечности. Seraph NC 1624-2 Бывает, что жизнь звезды обрывается внезапно. Ещё недавно её голубоватые лучи пронизывали тёмную ткань вселенной, стремясь достичь непостижимой глубины, но теперь она разбилась, разлетелась на осколки, и исчезла в зареве ослепительного огненного шторма. Вместе с этой звездой, не успев появиться на свет, исчезает и та сущность, что была заключена в её таинственных недрах… ххх Острые осколки терзали его тонкие ноги цвета алебастра. Фосфоресцирующими белёсыми каплями выступал пот, стекая по измождённому лицу. Спутанное облако пшеничных волос обрамляло голову, воздетую кверху. Кровавая роса пропитала короткую грязно-жёлтую тунику, когда-то бывшую золотой. Тёмными пятнами выделялись на лице два огромных бархатных глаза; широко распахнутые, открытые, они так и струили в мир тяжёлую боль шедшего, чёрную и липкую. Чистая, бледная, почти прозрачная кожа на светлом челе его была испачкана пятнами копоти. Чёткие черты лица скрадывались мягкими тенями от узкого прямого носа и длинных, паутинно-тонких ресниц. Пухлые алые губы были прокушены в нескольких местах, из маленьких ранок текла кровь. Он облизал жемчужно-белые зубы и продолжил своё неторопливое шествие, вновь и вновь раня небольшие и узкие ступни об острые рёбра камней и зазубренные края ракушечника. С первого взгляда становилось совершенно ясно, что это – не человек. Его кожа едва заметно светилась в окружающем сумраке лёгким белоснежным сиянием, изгонявшим тьму. Длинные руки и ноги создания были столь тонки и хрупки, что, казалось, их легко мог переломить малейший порыв ветерка. Тяжело раненное, это существо выглядело так прелестно в своей болезненной красоте, что сердце слабо трепетало при одном взгляде на него. Пустынный пляж, куда каким-то дальним ветром занесло это создание, длинной косой загибался к югу. Никому не приходило в голову купаться здесь: каменистое дно и бурный бой волн быстро бы вышибли всяческую гордость из любого смельчака. В этот ранний час как раз начинало вставать солнце, и его яркие лучи уже позолотили водную гладь на горизонте. – Аэсолли… – выдохнуло прекрасное создание, не мигая глядя на солнце. Показались зелёные стрелы молодой травы. С лёгким вздохом облегчения существо опустилось наземь, словно рухнуло с необозримой высоты. Осторожно размяв окровавленное тело, оно раскинулось в траве, разбросало руки и ноги. В постепенно светлеющем небе медленно текли перья облаков, растворяясь в лазурной высоте. Неподвижный взгляд огромных глаз, казалось, смотрел сквозь зияющую над головой бесконечность. От его волос распространялся мягкий золотой свет.