А Наумов и не постеснялся бы зайти. Для него начальник политотдела был не просто полковником, а старшим товарищем. Они попрощались, и Олег понял, что дело теперь взято на особый контроль. Прохоров ждал его в комнате. Он тоже был в форме, на стуле лежал кейс. — Тут, знаешь, просто парад, — сказал он, — финансисты прямо сюда все документы принесли. Пошли деньги получать. И началось то, что именуется обычно предотъездной суматохой. За час, сделав все дела, выяснили, что прямой самолет на Гродно ходит через день. Сегодня рейса не было. Решили лететь с пересадкой через Минск. Но тут вошел Леня Сытин и со свойственным молодости рационализмом подсчитал, что лучше ехать поездом, все равно приедешь раньше. Предложение было принято с восторгом. Позвонили на Белорусский вокзал коллегам, те твердо обещали помочь. Только сели, закурили, как позвонил дежурный по управлению и потребовал Наумова к телефону. Олег взял трубку. Прислушался к далекому шороху. — Наумов. — Олег Сергеевич, это подполковник Масельский из Гродно. Мне поручили оказать вам помощь. — Спасибо. — У меня к вам вот какой вопрос: пока придет сообщение, не могли бы вы мне продиктовать приметы квартиры? Олег по памяти пересказал абзац из повести Бурмина. — Я думаю, к вашему приезду мы все уточним. Наши ребята отрабатывают контакты Бурмина. Жду, буду встречать. Вы, наверно, поездом? — Да. — Вот и хорошо. Встречу с новостями. Вот что значит звонок начальника ГУВД. В Гродно сразу поняли — дело непростое, если генерал позвонил. А дело-то действительно непростое. *** Леша подвез их к вокзалу, вынул из портфеля большой промасленный сверток. — Это вам. Судя по запаху, в бумагу было завернуто что-то очень вкусное. — Берите, жена вам в дорогу пирожков напекла. Небось не догадались харч-то взять? Прохоров и Олег честно признались, что даже не подумали об этом. — Я же говорю, жениться надо. За собаку свою, Олег Сергеевич, не беспокойтесь. Я к вечеру заеду покормлю, погуляю с ней. Потом утром. — Ты мой добрый гений, — сказал Олег, — спасибо, дружище. На перроне их ждал Олег Сальников, заместитель начальника отделения уголовного розыска. — Ребята, — он протянул билеты, — купейных не было. Пришлось брать СВ, гоните по девять рублей, зато поедете с комфортом. А они даже обрадовались этому. Действительно, СВ очень удобно, и никто мешать не будет. И тронулся поезд. Удивительное это ощущение, когда мимо окон начинает плыть перрон. В дороге совсем новая жизнь, совершенно непохожая на ту, которую ты вел до отъезда. Некое отдохновение от дел и забот. До завтрашнего утра им некуда было спешить, не звенел телефон, и была полная гарантия, что никто из знакомых не потревожит тебя. Хорошо ездить поездом. Самолет стремителен. Ты выпиваешь чашку кофе в буфете аэропорта Внуково, а следующую — через час с небольшим в Таллине. В поезде же ты обрастаешь привычками и бытом. Они пили чай с пирожками — спасибо Лешиной жене. И говорили о вещах приятных и необязательных. Ах ты, дорога, дорога. Тряска колесная. Плывут мимо окон одевающиеся темнотой деревья, дома одинокие проскакивают. Стемнело, и уютная лампа зажглась в купе. И тут Олега словно прорвало: он рассказал Прохорову о той ночи в Таллине, о Лене, о своей тоске по ней, об ожидании встречи. Борис слушал, не перебивая. Слушал и поражался искренности друга и радовался за него. Радовался и завидовал немного. Он был женат уже давно. Отношения в семье установились стабильные. Он любил свою жену, но, слушая Олега, вспоминал первые дни их знакомства, пытался пробудить в себе то всеобъемлющее и радостное чувство, которое владело сегодня Наумовым. — Чайку еще не желаете? — кокетливо спросила молодая проводница. — Давайте, — сказал Борис, — только покрепче. Проводница принесла два стакана. — Хорошо, когда милиция едет, не страшно. — А кого вам бояться? — удивился Олег. — Только поклонников. — Скажете тоже! До Указа, знаете, что творилось? Напьются и шастают по вагонам. Хулиганят, ругаются. — Значит, помог Указ? — Еще как! — А помнишь, — Олег отхлебнул чай, — как у нас спорили по поводу Указа? — Помню. — По-моему, ты не верил? — Ну, предположим, ошибался, но не в полную меру. Да, на улицах, в ресторанах и кафе стало меньше пьяных. Но пьянство ушло в квартиры. Нужен целый комплекс мер. — Будет и комплекс. Люди станут больше читать, если будут такие писатели, как Горелов и Бурмин, в кино чаще станут ходить, в театр. А телевидение? Вспомни «Семнадцать мгновений весны» или «Рожденная революцией». — Да, улицы вымирали. — Вот это и есть ответ на твои сомнения. Все будет, Боря, только перестраиваться трудно. Инерция сильна. — Слушай, Олег, скажи честно, ты думал, что убийца пришел за архивами Бурмина? — Конечно. — Я не правильно сформулировал вопрос. — Ты имеешь в виду его последнюю работу? — Да. — Даже в мыслях этого не было. — Когда же ты понял? — Я уже говорил. — Эстонский стрелок? — Да. — Знаешь, тебе надо самому писать начинать, уж очень у тебя ассоциативное мышление развито. — Ты второй человек, который мне об этом говорит, — засмеялся Наумов. — Вот видишь. — Нет, Боря, я со всякой сволочью драться буду. А другие пусть пишут. Как хорошо-то, что мы поездом поехали. Олег повернулся, припал к темному окну. Потом они уснули. Сразу же. Крепко, без сновидений. А поезд уносил их к далекому утру. Они попрощались с проводницей, пообещав отныне ездить только в Гродно и только с ней, и спрыгнули на перрон. Жарковато было в Гродно. Особенно когда на голове фуражка, да и китель тяжеловат для такой погоды. Их встречали. Подполковник Масельский оказался их ровесником и попросил его называть просто Толя. Второй сотрудник был совсем молодым младшим лейтенантом, полным значительности порученного ему дела. Звали его Бронислав. — Давайте, мужики, поедем позавтракаем, — сказал Толя, — а то я эти дороги знаю. Наголодались небось.