— Он писатель, — обиделась Алла. — А знаешь, сколько в Москве этих писателей? — Нет. — Мне один мужик, у них по хозчасти работает, говорил — две тысячи. Ты думаешь, всем на хлеб хватает? То-то. — Игорь зарабатывал… — Зарабатывал, — презрительно сощурился Сергей, — на дубленку ты у него еле-еле выбила. А машина? Старенький «Москвич». Кстати, я его отгоню на станцию. Там его сделают и продадут. Как с квартирой будем решать? У тебя две комнаты в центре, у меня тоже. Хочешь, обменяем на одну? Представляешь, четыре комнаты. Отделаем как картинку, все сдохнут от зависти. — Это мысль, — Алла посмотрела на Сергея. Он сидел голый по пояс, крупный, плечистый, уверенный в себе. Настоящий мужчина. Охотник и добытчик. *** В кабинете Никитина на диване сидел заместитель начальника главка. Он мрачновато выслушал доклад Наумова и, постукивая пальцами по подлокотнику, сказал: — Это что же такое? Звонят из партийных органов. Спрашивают, что это за убийство писателя. А вы мне разводите антимонии. Чтобы завтра доложить о результатах. Я так и сказал товарищам. Завтра. — Но, товарищ генерал… — Никаких «но». Не нравится, идите работать в госстрах, совсем распустились. Он встал и, оставляя за собой последнее слово, вышел. Этот генерал недавно служил в ГУВД. Он не любил и не умел работать. Зато умел доложить так, что кое-кто считал, будто именно при его участии решаются наиболее важные дела. — Работай спокойно, — сказал Никитин, — я пойду к начальнику. Полковнику Никитину, проработавшему в милиции всю жизнь, не нравилось, когда с ним и его сотрудниками разговаривали в подобном тоне. Он трижды на партсобраниях осуждал методы руководства этого молодого генерала. Видимо, поэтому в свое время и не стал заместителем начальника главка по оперработе. Будь помоложе, Никитин, конечно, болезненно переживал бы это. Но, перешагнув определенный возрастной рубеж, человек начинает спокойнее относиться к служебному росту. Для начальника уголовного розыска Московской области значительно важнее были те результаты, которые наглядно показывали работу его службы. До прихода Наумова у него был слишком долгий разговор с генералом. Долгий и неприятный. Поэтому он и шел к начальнику главка, зная, что тот наверняка поймет его. А Наумов пошел в свой кабинет. Нельзя сказать, чтобы этот разговор улучшил его настроение. Ему действительно хотелось пойти в кадры написать рапорт, сдать удостоверение и оружие и навсегда уйти из милиции. В тридцать шесть лет он бы нашел чем заняться. Вон на всех заборах слово «требуются». Лучше уж у станка стоять, чем выслушивать незаслуженные выговоры. Вот же жизнь какая у них. Все знают, как ловить воров. Знают и дурацкие указания дают. Нет, в каждом деле должны быть профессионалы. Иначе это дело становится никому не нужным. В кабинете, слава богу, никого не было. Очень не хотелось, чтобы ребята видели его в этот момент. Олег сел к столу, достал сигарету, но прикуривать не стал, только понюхал. Вообще-то надо бросать курить или завести трубку. Вот Саша Золотарев начал курить трубку и доволен. Наумов взял лист бумаги, нарисовал кружок, поставил в центре букву Б. От кружка повел линии, одну за другой. Получилось нечто похожее на многоногого паука. Кружок был, линии были, а пририсовать он смог пока только два кружочка с буквами А и С. — Итак, некто Сергей угрожал Бурмину. Почему? Горелов говорит — деляга. Надо проверить. Теперь Алла, жена Бурмина. Тоже заинтересована в его смерти. Но настолько ли сильны угрозы Сергея и заинтересованность Аллы, чтобы послать на дачу высокого профессионала? Убийство-то как в американском фильме. Даже пистолет с глушителем. Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Борис Прохоров в полном сиянии капитанского мундира. Весь его вид выражал официальную строгость. — Товарищ майор… Наумов даже встал от неожиданности. — …подследственный Грушин только что пытался дать мне взятку. — Ну? — Олег сел. — Сколько же он тебе дал, Боря? — Пытался. — Ну, пытался. — Тысячу рублей. — Как говорят наши клиенты — штуку. Свидетели есть? — Лейтенант Сытин. — Готовь материалы. Ах, Грушин, Грушин, известный среди друзей по кличке Пончик. — Какую меру пресечения избрать? — Выноси постановление об аресте, Боря. Он на свободе уже лет десять лишнего ходит. Прохоров вышел, а Олег задумался о хитросплетениях жизни. Вот человек, который сам, своими руками надел на себя арестантскую робу. В комнату заглянул Сытин. — Слышали, Олег Сергеевич? Грушин-то наш? — Да, намотал себе статью. Ты рапорт написал? — Конечно. Боря его в два счета оформит. — Ты будто рад? — А вы знаете, что сказал Велемир Хлебников? Олег прищурился, с трудом вспоминая эту фамилию. — Это поэт, кажется? — Председатель земного шара. Теперь Наумов вспомнил повесть Катаева «Алмазный мой венец», в которой рассказывалось о поэте. Он даже хотел найти и прочесть стихи Хлебникова, да вот руки не дошли. — Так что же он сказал? — Мир изменился, люди из изобретателей стали приобретателями. — Довольно точное наблюдение. Только при чем здесь Грушин? — Он же в «Березке» работает. Наверняка… — У тебя есть факты? — При чем здесь факты. Сразу видно — крутой деляга. — У нас есть факты, что Грушин дважды вступал в конфликт с законом: 181-я и 174-я статьи. Все остальное — эмоции. А мы поставлены здесь точно исполнять закон. Если ты докажешь преступную деятельность Грушина на его работе, тогда говори. Иначе даже подозрением ты оскорбляешь человека. — Да что вы, Олег Сергеевич, честное слово. Это теперь все знают. — Знать — одно, доказать — другое, а обвинить — третье. Понял? — Понял, — мрачно ответил Леня. — Как наши дела? Леня положил на стол бумагу с машинописным текстом. — Вот все, что пока удалось выяснить. Олег взял бумагу. Леня поработал неплохо. Название статьи, время публикации, номера уголовных дел. — А здесь, Олег Сергеевич, фамилии и адреса людей, не привлеченных к уголовной ответственности. — Ты выяснил, по каким причинам? — Нет. — Значит, ты и начнешь отрабатывать эти фамилии. Но предварительно поезжай в редакцию, там есть письма с угрозами Бурмину. Поговори с сотрудниками, они наверняка знают больше, чем написано в статьях.