— Да. — А конкретно? — Вы служили в армии, майор? — Так точно. — Когда у вас играли подъем? — В шесть. Генерал замолчал, предполагая неуместность дальнейших объяснений. — Три дня назад вы утром ничего не заметили на просеке? — Три дня назад… в понедельник… Генерал задумался. — По-моему, нет. Машина синяя проехала, иномарка… Стоп… Человека видел. — Какого? — Высокого, в светлом во всем, разглядывал что-то в бинокль. — Точно в бинокль? — Да, в специальный бинокль. Есть такие маленькие, плоские бинокли, на губную гармошку перевернутую похожи. Они применяются при скрытом осмотре объекта. — Долго этот человек рассматривал дачу? — Я подошел к окну, когда услышал шум мотора. Думал, может, кто ко мне, и увидел этого с биноклем. Он сразу же ушел. — Товарищ генерал, может быть, все-таки что-нибудь запомнили? — Спину его. — То есть… — Человек, видимо, немолодой, шел, чуть сутулясь. — Но ведь и молодые могут сутулиться? — А вы приглядитесь, молодой человек хоть и сутулится, но идет упруго, пружинисто. А пожилой чем быстрее идет, тем больше сутулится. — Товарищ генерал, больше ничего не заметили? — Нет. Вы с Лизой поговорите, она рано молоко разносит, потом знает всех в лицо. *** У машины стоял Середин. — Здорово, Наумов. — Привет, Леонид. Ты чего? — Есть кое-что. Поехали. Они шли от дачи Бурмина. Лиза, Середин и Наумов. — Вот здесь, — сказала Лиза, — здесь я его и встретила. Он мне навстречу шел быстро, почти бежал. Высокий, в куртке зеленой, кепка на голове маленькая, такая вроде серая. В руках чемоданчик черный плоский. Кейс, кажется, называется. Я еще удивилась, торопится, а идет в другую сторону от станции и автобуса. Правда, за день до ужаса этого я в кустах «Жигули» видела. — Где? — Недалеко от шоссе. Они подошли к кустам, и Олег сразу увидел поломанные ветки. Он нагнулся, потрогал их руками. Некоторые из них были еще совсем сырые и клейкие. — Что же вы нам раньше не сказали? — Так я не подумала как-то, — огорченно ответила Лиза. — А сегодня утром товарищ приехал, ну и мы начали вспоминать… Кусты образовывали естественный шалаш, спрятанную машину здесь увидеть было практически невозможно. — А какого цвета была машина? — Светлая, я мельком посмотрела, думаю, зачем «Жигули» в кустах стоят, солнце в глаза било. — Понятно. — А может быть, влюбленные приезжали. Квартирный вопрос пока не решен. А в кустах им благодать… — Все может быть, Леня, все может быть. Олег опустился на корточки, влез в этот своеобразный шалаш. На мшистой траве не было никаких следов, колесная колея имелась, но ярко выраженных следов не было. Олег осмотрел землю сантиметр за сантиметром. Ничего. Даже окурков нет. Он вылез, огляделся. На земле тоже никаких следов. — Значит, он заехал с шоссе, спрятал машину. Как же он шел к даче? — Я думаю, через эту посадку, — сказал Середин, — видишь, она, словно живая изгородь, ведет прямо к забору Бурмина. И они пошли через эту посадку, видя следы человека, прошедшего до них. Дошли почти до забора дачи. — Все точно, — сказал Наумов, — вызывай людей, Середин, пусть осмотрят его маршрут. — Да зачем, у меня здесь оперативник да твой шофер. Сами и осмотрим. Три часа они ползали по земле, искололи руки, Леша даже лицо оцарапал. И все впустую. — Ну как дальше жить будем? — спросил Середин Олега. — Ты попробуй отработать версию «Сутулого», а я — в Москву. — Может, поменяемся? — Я бы с удовольствием. — Мне Сытин про Коробкова рассказал. Здорово мы влипли. — Да, как точно выразился гражданин Коробков, карнавал был устроен не слабый. — Вот же сволочь какая этот Грушин! От упоминания одной фамилии Пончика у Наумова свело скулы. — Ты мне, Леня, о нем лучше не говори. Иногда так жалеешь, что служишь в милиции. — А ты не жалей, ты накажи его. — Прохоров занимается. — Вот и ладно. Ну езжай, а я здесь еще покружусь. У мотеля на Минском шоссе Олег из машины набрал телефон Горелова. — Горелов слушает. — Здравствуйте. — Олег представился. — Вы где? — На Минском шоссе. Я хотел бы вас увидеть.