Вот вместе с этим говнистым летуном да какими-то сверхважными документами противника нас и отправили в столицу. Прямо с аэродрома увезли на базу ОМСБОН, видимо, когда Бортник по рации партизан опознался, то попросил забрать их с взлетной полосы. Жаль, я надеялся, что мне дадут возможность куда-нибудь пристроить жену. Хотел комнату ей снять у какой-нибудь старушки, но не судьба. Надежды Валентины оправдались сразу, как только мы оказались на территории базы. Командир встретил как родного сына. Долго хлопал по плечу и обнимал. Я сразу, в лоб, решил узнать, что мне будет. А хрен ли тянуть? Сам не скажешь, потом веревки вить начнут. – Напишешь рапорт, рассмотрим мы и старшее руководство, – объяснил командир, а потом добавил на ухо: – По партийной линии ничего не будет, обещаю, мы там не проходим. – Спасибо… – просто, но искренне сказал я. – Это Павлу Анатольевичу скажешь, я ни при чем! – заметил командир. – Непременно, при первой же возможности. – Ну и ладушки. Бортник сообщил, что ты ранен, это так? – Да есть немного, последнее в ногу, навылет. У немцев прихватили хорошую аптечку, так что старался обрабатывать и следить за раной, поэтому все, думаю, будет хорошо. – Нет уж. Сейчас же к Иванченко, пусть тот осмотрит, тогда и поговорим. Ты жену куда хочешь везти? – Вот это поворот. Хотя чего удивляюсь, Бортник же ходил на доклад сразу по прибытии, значит, успел доложить обо всем. – Честно? Представления не имею! – пожал плечами я. – Эх ты, хренов папаша! Слушай сюда… – командир предложил устроить Валентину в секретариат, был тут и такой, кто-то же должен отчеты составлять и бумажки перекладывать. Пока у девушки есть силы, поработает, затем дадут три месяца на восстановление после родов, и можно будет думать о подходящей работе. Это если она сама захочет, конечно. Но думаю, захочет. В тот же медпункт к Иванченко и пойдет сестрой, опыт у нее большой, справится. – Жить будете в нашем крыле, там на втором этаже есть три комнаты для женатых сотрудников. Одна как раз свободна. Не квартира, конечно, но для начала, думаю, подойдет. – Конечно, жить-то она там по факту одна будет… – кивнул я и поблагодарил командира. – Я, это, вот чего спросить хотел… – Ну, спрашивай! – А если я с задания не вернусь, ее выселят? – Дурак, что ли? – покрутил пальцем у виска командир. – Во-первых, я тебе дам – не вернусь! Уже погулял, хватит. А во-вторых, она будет такой же служащей, как и многие остальные. Даже подготовку небольшую пройдет, когда сможет. – Хорошо, успокоили, – у меня и правда отлегло от сердца. Дальше я попал в руки нашему «коновалу» второго ранга. Блин, если бы чуть раньше узнал, что тот до войны патологоанатомом был, хрен бы к нему пошел. Этот «мясник» терзал мне раневой канал, только начавший затягиваться, так, что я выл, наверное, на всю нашу базу. После посещения доктора нога налилась тяжестью и заболела. А уж и забывать стал, как она болела ранее. Хорошие у фрицев лекарства, да и аптечками их снабжают вполне себе на уровне. Правда, вид раны и мне не нравился, но я ж не доктор. На следующий день после возвращения в родные уже стены нашей базы я вдруг проснулся с огромной температурой. Когда Валентина, сбегав к эскулапу и принеся градусник, померила мне температуру, даже охренел слегка. – Сколько? – переспросил я. – Тридцать девять и шесть, – констатировала Валя, – марш в постель и не вставать, пока я или военврач второго ранга не разрешит. – Есть в постель! – попытался шутить я, но сил как-то не было. Укутавшись, аж дурно стало, я попытался отвлечься, чтобы боль ушла, но не получалось. Блин, этот хренов «потрошитель» что-то в ране оставил? Нога болела, место ранения начало дергать и «тюкать» – скорее всего, заражение. Этого мне только не хватало для полноты восприятия своего положения. Мне еще отбрехаться за плен нужно, кстати, Валя принесла бумаги, надо попробовать отчет написать, может отвлекусь. Пока описывал свои похождения и правда отвлекся. Ушел с головой в воспоминания и тут же вспомнил о важном деле. – Эй, любезные, есть кто живой? – крикнул я. На мой призыв, не сразу, но появилась женщина, санитар. Видел ее пару раз, но не общались еще. – Чего кричишь? Утку надо? – заботливо спросила сестра. Женщине лет сорок, может чуть больше, приятное лицо, волосы скрыты под шапочкой, – в общем, приятной внешности. – Можно мне к командиру добраться? – Да ты что, лежи уж, куда тебе! – Но мне очень надо, можете позвать? Если не занят, то сам придет? – Я передам с дневальным, лежи спокойно. – Да дергает зараза, спокойно не получается. – Сейчас укол сделаю, доктор распорядился. – Давайте, – и я начал переворачиваться, подставляя филейную часть. Сестра быстро вернулась, сходив в процедурную. Приготовив шприц и лекарство, быстро и ловко уколола меня, – даже не понял вначале, что уже все. – Я дневальному сказала, так что жди, может, Максим Юрьевич и придет… – Уже пришел, – раздался голос от двери, – ну, чего у тебя тут? – Извините, товарищ командир, что вызвал. С этим всем, – я указал на себя, имея в виду ранение, – как-то из головы вылетело. Со мной парнишка был, Валерка… – Я его к Бортнику оформил. Парень толковый, правда, до войны не тем спортом занимался… Ты же знаешь, кого мы сюда берем. Ну, в основном, конечно. – А что не так? – спросил я, но уже успокоился насчет Веревкина. – Да он же шахматами занимался, гроссмейстер, блин! – воскликнул Левитин. – Так это ж плюс, я всегда замечал, что голова у него варит. Опыта наберется, отличным командиром станет в будущем. – Ну, это видно будет. Это все? – Да был еще вопрос… – Ну-ну, говори уже? – По мне что-нибудь слышно? – Пока рано, Павел Анатольевич просил, как оклемаешься, сразу рапорт написать, там и видно будет. – Так я уже написал… – Левитин аж глазами хлопнул. – Когда и успел-то? – Взяв в руки листы бумаги с тумбочки, Максим Юрьевич мазнул по ним взглядом, но читать не стал. – Как будто у меня тут других дел много… – Ладно, я пошел, у меня много! – и командир заржал. – Бортник пока здесь? Или вновь на выход? – Рано, пусть отдохнут недельку. Нужно еще твоего протеже натаскать, у них-то как раз один выбыл по ранению. – Хорошо. Спасибо, товарищ командир, – кивнул я. Температура не спадала, мне было очень хреново, вплоть до того, что к вечеру впал в забытье. Сколько так промучился, не знаю, однако ж не сдох, да и нога на месте, я проверил сразу, как очнулся. Ощупывая ногу, поймал себя на мысли, что боли почти нет. Уже легче. Да и общее состояние вроде улучшилось. Болела больше ж… Ой, простите, задница. Чую, уколов мне нахреначили мама не горюй. – Ну, наконец-то! – выдохнула рядом сидящая Валентина. – Ой, привет, сразу и не заметил, что ты тут. Вообще не уходила, что ли? – удивился я. – Уйдешь тут! – вздохнула тяжко любимая. – Напугал ты нас… – А, когда отрубился? – Опять твои словечки! – Мы еще когда в прошлом году в деревне жили, она от меня такого наслушалась, что с трудом иногда вообще понимала, о чем я ей говорю. – Прости, я имел в виду – отключился. – Сначала метался так, что удержать не могли. Орал на всех, ругался. Военврачу обещал кое-что отрезать, если ногу отпилит… – Ой блин, – я аж рот рукой зажал, представляю, что я там мог наговорить! – Вот-вот! – донесся голос Иванченко. – Извините, товарищ военврач второго ранга, я не со зла… – А то я всерьез воспринял, да? Да все я понимаю. Со всеми бывает. Ты мне такого наболтал, что уши пухли. Вроде всякое слышал, но некоторые обороты для меня внове. За что ты мне хотел гланды через задний проход вырвать? – Я аж завис. Чего, правда, что ли? – Э-э-э… – Ага, – кивнул врач и засмеялся. – Все слышал, но чтобы тонзиллэктомию делали ректально… Это надо постараться! – Простите, товарищ военврач… – Ладно уж, забудем, хоть и нелегко будет. Смеюсь, как вспомню. Давай уже осмотрим тебя.