Все мое тело сотрясает дрожь, когда реальность ситуации обрушивается на меня. Он отпускает меня. Мое дыхание ускоряется, а сердце замирает в груди. — Мне не нужно твое письмо с рекомендациями… Он кивает. — Ты права, не нужно. Твоя работа говорит сама за себя. Я сердито смотрю на него. — И мне не нужны твои деньги. — Понимаю. Я предполагал, что ты так скажешь. — Он практически усмехается. — Для справки, Сейдж, я выстроил эту компанию с нуля со своим партнером. Весь привлеченный к делу капитал был совершенно законным. В моем бизнесе нет ничего от моего отца или любой мошеннической пирамиды. Я понимающе киваю, но мои колени дрожат, а сердце болит в груди. Вот он, последний раз, когда я вижу Холта Гамильтона. — Думаю, теперь тебе стоит уйти, — тихо говорю я, встречаясь с ним взглядом. Смотрю в его кристально-голубые глаза в последний раз, когда он подходит ко мне. Я держу руки скрещенными на груди в качестве защитного барьера, не позволяя ему подойти ближе. Мерфи размахивает хвостом возле меня и поглядывает на Холта. Он снова пытается отдать мне конверт, но я качаю головой. Наконец, он бросает его к моим ногам и с трудом сглатывает. Его губы слегка приоткрыты, будто он хочет сказать что-то, но затем передумывает. Мой взгляд опускается на его грудь, потому что я не могу выстоять под его пристальным взглядом. Твердые ладони обхватывают мои плечи. Я пытаюсь отстраниться, но он не позволяет мне. Словно признавая свое поражение, Холт ослабляет хватку, наклоняется и нежно целует меня в лоб. — Прощай, Сейдж, — тихо говорит он, а затем делает движение, намереваясь уйти. — О, — произносит он, оборачиваясь. — Есть еще одна ложь, Сейдж. Так как я выкладываю все на чистоту, ты должна знать всю правду. — Холт делает паузу и поджимает губы. — Ты спрашивала, когда я влюбился в тебя… Я вздрагиваю, когда он говорит, ожидая услышать его ответ. — Я сказал тебе — в Нью-Йорке. — Я помню. — Я соврал. Я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты пересекала бар «51» на шатких ногах, чтобы дойти до меня. Когда ты смотрела на меня так, словно никого другого на Земле не существует. А затем я еще больше влюбился, когда ощутил твои губы. Но, когда ты открыла мне свое сердце, я понял, что не смогу не любить тебя. Я слишком боялся признаться тебе в этом, потому что понимал, что правда всплывет, и я тебя потеряю. — Его голос ломается, но он сдерживает свои эмоции. Из меня будто выбили весь воздух. Он полюбил меня первым. Сердце разрывается, и я проглатываю комок в горле. Он полюбил меня первым. Прикрываю глаза от его признания, неспособная больше смотреть ему в глаза. — Прощай, Холт, — бормочу себе под нос, отворачиваясь от него, как только слезы начинают бежать по щекам. Слышу, как он удаляется, и понимаю, что уже никогда не смогу снова собрать кусочки своего разбитого сердца воедино. * * * Единственный звук за сегодняшним ужином — лязганье вилок и ножей по тарелке. Никто не произносит ни слова, а я гоняю по тарелке картошку и стейк. Мама и дядя Брент переглядываются друг с другом, но затем я поднимаюсь из-за стола. — Сейдж, — зовет Брент. — Присядь. Чувствую себя словно провинившаяся, но его взгляд говорит мне о чем-то другом. Я уже видела этот взгляд. Он переживает какие-то трудности. Присаживаюсь обратно на стул и кладу руки на край деревянного стола. — Завтра, — говорит он, отодвигая свою тарелку подальше и прочищая горло, — у меня назначен прием. — Ладно? — Смотрю то на Брента, то на маму. Мамины глаза опущены, она теребит салфетку на своих коленях. — Для Мерфи, — говорит он тихо, в его глазах застыла боль. — Нет! — Я вскакиваю из-за стола. — Я еще не готова. Еще совсем не время. — Пора, Сейдж, — спорит он. — Нечестно с ним так поступать и дальше. Он едва ходит. С твоего возвращения с реки он не может двигаться. Бросаю взгляд на пушистую собачью подстилку в углу и на Мерфи, который наблюдает за нами. Его желтая шерстка стала почти белой. — Он уже стар, — говорит Брент. — Лабрадоры обычно не живут так долго. Он прожил счастливую жизнь с нами, — Его голос нежный и печальный. — На прошлой неделе его состояние начало ухудшаться. Он практически не ест. С трудом встает и держится на лапах. Нет. Нет, еще не время. Я заливаюсь слезами, падая со стула на колени. Позволить Мерфи уйти будет значить отпустить последнее, что осталось у меня от отца. Я не могу так поступить. — Сейдж. — Брент встает из-за стола. — Нам всем будет очень тяжко, — говорит он. — Но Мерфи… — Я знаю, — отвечаю я сквозь слезы, а он садится рядом со мной на полу. — Мы больше не можем подвергать его страданиям, Сейдж. Я смотрю на Мерфи, большие карие глаза которого говорят, как он устал, и я понимаю, что Брент прав. — Когда? — спрашиваю я. — Ветеринар будет здесь в девять утра. Я киваю, но не могу перестать плакать. — Можешь отнести его наверх, чтобы он поспал в моей комнате сегодня? Брент кладет свою ладонь на мое плечо и слегка сжимает. — Как пожелаешь, Поросенок. Мерфи проводит ночь в моей постели, скуля, пока я реву всю ночь напролет. Он пытается утешить меня, слизывая слезы с моего лица, а я просто обнимаю его, оплакивая. Для него не впервой слышать, как я плачу. Мерфи много ночей проводил в моей кровати, слизывая слезы, слушая мои разговоры и просто успокаивая меня, когда я просыпалась от своих кошмаров. У меня никогда не было друга лучше, чем он. В наше последнее совместное утро мы наблюдаем за рассветом, и он выпускает долгий вздох. Будто знает, что наше время подходит к концу. Положив мордочку мне под подбородок, он, наконец, закрывает глаза, сладко засыпая. Его тихий храп подсказывает мне, что он смирился с ситуацией, поэтому мне тоже придется справляться. Ветеринар обычно осматривает животных на конюшне, где они находятся постоянно, но я не ступала ногой в ту конюшню уже десять лет. И сегодня этого тоже не случится. Поэтому ветеринар тихо осматривает Мерфи на полу в гостиной, слушая биение его сердца и проверяя его глаза и десна. Мерфи не сопротивляется и даже не пытается двигаться. Доктор говорит, что пора, и подготавливает укол. Я нехорошо справляюсь со смертью. Некоторые люди спокойно относятся к смерти и ко всему этому про «круговорот жизни», но не я. Смерть отбирает у нас тех, кого мы любим. Смерть оставляет за собой только боль и страдания. Я целую Мерфи и говорю, как сильно его люблю, пока доктор вставляет иглу в вену, которая расположена на его правой лапке. Все мое тело сотрясает дрожь, но я держу его крепко, когда он совершает свой последний вдох. С протяжным выдохом Мерфи умирает. После этого я держу его тельце еще добрых полчаса, цепляясь за то, что так не хочу отпускать: Мерфи и своего отца. Ветеринар уже давно ушел, а мама и Брент сидят на диване, наблюдая за мной. Я не плачу. Только обнимаю Мерфи и поглаживаю его грубую шерсть. Я поглаживаю его за ушком, как он всегда умолял меня сделать. Внезапно чувствую, как стены будто сужаются вокруг меня. Мне нужен воздух. Брент замечает перемену во мне и быстро забирает Мерфи у меня из рук. Я быстро вскакиваю на ноги и выбегаю на улицу, пытаясь вдохнуть свежий воздух в легкие, только я не могу дышать. Хватаю ртом воздух и падаю на четвереньки на траву перед задней дверью. Вжимаю пальцы в упавшие на землю листья и закрываю глаза. Желудок сжимается; я чувствую подступающую к горлу желчь. Пытаюсь сглотнуть ее, но у меня не получается, и вот я уже опустошаю содержимое своего желудка прямо на траву. Желудок продолжает спазмировать, будто пытается извергнуть все то, что еще осталось, но больше ничего нет. Он пуст, как и мое сердце. — Эй, — слышу его голос, прежде чем ощущаю его самого. Я не отвечаю ему, просто потому что у меня нет на это сил. — Сейдж, — говорит он, пытаясь помочь мне сесть. Я выдергиваю свою руку из его хватки. — Черт подери, можешь ты, наконец, уже уйти? — кричу на него, слезы струятся из глаз. — Я думала, ты ушел. — Зло смотрю на него прищуренными глазами. — Брент остановил меня вчера и упомянул, что тебе, скорее всего, понадобится друг сегодня, поэтому он попросил меня задержаться здесь еще на денек. Вытирая щеки рукавом рубашки, я сердито ворчу на него: — Мы не друзья, Холт. Я ненавижу тебя. — Но чувствую себя еще паршивее, как только эти слова слетают с моего языка. Ненависть — такое поганое слово, а я так нерачительно его использовала. Холт вздрагивает, но не отвечает. Заставляю себя подняться с земли и начинаю идти по огромному двору по направлению к реке — моему любимому месту. — И не ходи за мной, — бросаю через плечо. Занимаю место на камне, где раньше ощущала себя словно на вершине мира. Теперь же чувствую, как весь мир рушится вокруг меня. Чувствую себя такой ничтожной на этом камне, ведь всё, что я любила, все, кому я верила, — это лишь часть моего прошлого. * * * Я часами сижу на камне и поглядываю на Брента на другом берегу реки, который выкапывает могилку для Мерфи под огромным дубом, где покоится мой отец. Как я и предполагала, Холт не послушал меня. Я услышала, как он подошел ко мне через десять минут после того, как я взобралась на камень. Он терпеливо сидел на траве за валуном, наблюдая за мной. Я провела это время, размышляя, какой будет моя жизнь теперь, когда я вернулась домой в Северную Дакоту. Останусь ли здесь? И если нет, то куда поеду? Что буду делать? Я планирую созвониться с Эвелин и обещаю себе наконец-таки ответить на нескончаемые сообщения от Роуэна, Эмери, Зэя и Кинсли. Но большую часть времени я думаю о Холте. Думаю о нашем первом поцелуе. О том, как в первый раз мы занялись любовью и обо всех последующих. Вспоминаю каждый раз, когда он касался меня. Невозможно забыть Холта Гамильтона. — Я не ненавижу тебя, — тихо говорю я, прерывая часовое молчание. Он не отвечает, возможно, отплачивая мне той же монетой. Бросаю на него взгляд через плечо — он сидит на земле, положив руки на колени и опустив голову. — Я не должна была тебе этого говорить, прости. Проходят минуты, и я возвращаю свое внимание на тот берег реки, где Брент кладет камень на свежую могилу.