Холт смотрит мне в глаза и нежно улыбается. — Я тоже отлично провел время. — Он в последний раз целует меня в лоб, а затем поднимается с кровати. * * * Через пять с половиной часов мы движемся по посадочной полосе в Чикаго; Нью-Йорк все еще в памяти. Холт проработал весь обратный полет, а я устроилась на одном из огромных откидных кресел и читала. Сейчас же мистер Джонс ждет нас у машины и загружает наши чемоданы, пока Холт усаживает меня на заднее сиденье. Меньше, чем через час я просыпаюсь от дремоты, когда мы въезжаем на подъездную дорожку у дома Холта. — Мы дома, — будит он меня поцелуем. Дом. Сколько бы я ни противилась мысли потеряться в Холте так быстро, именно это и кажется домом. Не само здание, а Холт. Он — мой дом. Глава 15 Холт Лежа в постели, я воспроизвожу в голове едкие слова своей матери. Ее глаза блестели от слез, и она цеплялась за мои руки. — Расскажи ей, Холт, — умоляла она. — Ты должен ей рассказать. Я глубоко вдохнул. — Сейчас не могу. Слишком поздно. Она крепче сжала мои руки, умоляюще глядя на меня. — Никогда не поздно. Ты потеряешь ее, если не будешь честен. — Ты думаешь, я не знаю этого? — огрызнулся я. Вздохнув, освободился из ее хватки. — Поэтому-то я и не могу ей рассказать. Я ее потеряю. Она покачала головой; на ее плечи лег тяжелый груз печали. — Холт, как так получилось, что ты впутался в такую ситуацию? — Я пытался исправить кое-какие ошибки. Я понятия не имел, чего ожидать, когда она вошла. — Я обхватил лицо ладонями, а затем запустил их в волосы, да так и оставил лежать на макушке. — Тогда все и должно было закончиться. Ты понимаешь, что это с ней сделает? Мои руки опустились, когда мама закрыла свое лицо ладонями и заплакала. — Я думала, мы уже это прошли. Хныканье Сейдж вырывает меня из моих мыслей. Ее дыхание частое, а плечи начинают трястись. Я прижимаю ее ближе. — Сейдж. Малышка, все хорошо. Я здесь. — Она просыпается и ерзает в моих объятиях. — Ты в порядке? Она быстро кивает и потирает шею. — Да. Капельки пота собираются у нее на лбу, и она смахивает их. — Тот же сон? — Тот же кошмар, — поправляет она, в ее голосе слышится грусть. — Хочешь поговорить о нем? — Не очень… — Она сомневается, но устраивается поудобней на сгибе моей руки. Ее голова покоится на моей груди, а рука спокойно лежит на животе. Я вздыхаю. — Когда-нибудь, я надеюсь, ты будешь достаточно мне доверять, чтобы рассказать. — Когда-нибудь, я надеюсь, у меня их больше не будет, и нам не придется об этом говорить, — тихо произносит она. — Можно только надеяться. Сейдж произносит это так безнадежно, что мое сердце разрывается от боли. — Я люблю все в тебе, Сейдж. Хорошие стороны, плохие, то, что тебе не нравится и что пугает тебя. Я люблю все это, потому что это делает тебя такой, какая ты есть. — Ее рука напрягается возле меня, и она нежно целует мою грудь. — Подумай об этом… помечтай обо мне, — шепчу ей. Очень скоро Сейдж снова проваливается в сон, пока я борюсь с желанием закопать поглубже свою вину за вранье о том, кто я на самом деле. Каждое слово, которое выкрикивала мать, звенит в ушах, не давая спать. * * * Утром в понедельник мы стоим в привычной чикагской пробке, несмотря на то, что находимся всего в паре километров от офиса. Сейдж нервно теребит свои волосы и бормочет себе под нос, устраиваясь поудобнее на сиденье. Обхватив руль, я объезжаю другой автомобиль, пытаясь совершить неразрешенный поворот налево, и ругаюсь про себя. — По какому поводу волнуешься? — Ни по какому. — Сейдж, — настаиваю я. Она вздыхает. — Мне нравятся наши выходные вместе, но то, что творится из-за этого в офисе… — Ее голос затихает, и она поглядывает на меня краем глаза. Тянусь к ее руке и слегка сжимаю ее. — Ты же знаешь, почему они так делают, верно? Потому что ты позволила этому случиться. Зайди и скажи им, что прекрасно провела время в Нью-Йорке. Скажи им, что купила платье и посетила бессмысленный ужин с моей мамой. — Он не был бессмысленным. Она права, но я не отвечаю. — Сейдж, ты знаешь, о чем я. Если расскажешь им такую историю, они почувствуют, словно получили от тебя именно то, что им нужно, и оставят тебя в покое. — Они начнут доставать меня по мессенджеру, пытаясь выяснить все детали, — спорит она. — Ты не знаешь этих людей. Они безжалостны, — говорит она раздраженным тоном. Она слишком остро реагирует, и сама прекрасно это осознает. Я не могу не рассмеяться. — Я знаю этих людей, детка. Я их нанимал. — Они все твердят: «Расскажи мне о Холте», — говорит она писклявым голосом, морща носик. Я перебиваю ее: — Кстати, об этом… — Я бросаю на нее взгляд, и она поворачивает голову в мою сторону. — Хэштэг Насколько Холт Горяч? Серьезно? — широко улыбаюсь. Ее щеки немедленно заливаются краской. — Как ты узнал об этом? — Сейдж. Все просматривается. Айтишники просто балдеют от поиска сообщений или писем. И вот они подумали, что будет прекрасной идеей поддеть меня этим хэштэгом, — закатываю глаза, когда вспоминаю, как наш ведущий айтишник бросил на мой стол бумаги, в которых был изложен разговор обо мне. — Я хочу провалиться сквозь землю прямо сейчас! — Она откидывает голову назад на подголовник, а я смеюсь. — Должен сказать, я польщен.