Она нервно сжимает руки и глубоко вздыхает. — Привет, Холт. Извини за это, но у тебя не будет минутки для разговора? — Конечно. С Сейдж все в порядке? — Я отступаю и придерживаю дверь, когда она заходит в дом. Мое сердце все еще колотится от удивления. Так странно — увидеть кого-то у моей двери, но теперь я беспокоюсь, что что-то случилось с Сейдж. — Сложный вопрос, — мямлит она. — И, твою ж… этот дом, Холт. — Она выглядит впечатленной, ненадолго отвлекшись. — Спасибо, — бормочу я, закрывая дверь. Эвелин стоит с запрокинутой головой, рассматривая кессонные потолки. — Пройдем в гостиную, — предлагаю я и показываю дорогу. Она бросает свою сумку на небольшой диванчик и садится. Я сажусь напротив нее на другой диван. Эвелин вздыхает и смотрит на меня. — Расскажи мне, что ты знаешь о Сейдж, — говорит она, удерживая зрительный контакт со мной. Она прямолинейна и не ходит вокруг да около. Я ценю это. — Во-первых, пожалуйста, просто скажи мне, что все в порядке? — С ней все нормально, — громко выдыхает она. — Хорошо. Итак, что я знаю о Сейдж? — начинаю я. — Я знаю, что она работает на меня, — Наклоняю голову набок и смотрю на Эвелин, представляя, что она хочет узнать. — Знаю, что мне правда нравится проводить с ней время. — Слегка прищуриваюсь, чтобы посмотреть, в том ли направлении я двигаюсь, которое она хочет от меня услышать. — Холт, что она рассказала тебе о себе? — Эвелин складывает руки на коленях. — Ну, мы играли в двадцать вопросов… — Господи! Мне наплевать на двадцать вопросов. Наплевать, если она сказала тебе, что ее любимый цвет — голубой. Личное, Холт, что она рассказала тебе о личном? — Голубой — это личное, Эвелин, — усмехаюсь я. Она поджимает губы и свирепо смотрит на меня. — Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя или слушать твои шуточки. Я здесь, потому что Сейдж больно — очень-очень больно — и она отталкивает от себя людей, когда ей больно. И прямо сейчас ты мне нравишься, поэтому я пытаюсь помочь ей, чтобы она не испортила то, что бы там ни происходило между вами двумя. Потому что впервые за очень-очень долгое время я вижу проблеск счастья в ней, и я знаю, что это из-за тебя. — Она резко выдыхает. Я вздыхаю. Приятно знать, что Сейдж счастлива из-за меня, потому что ее практически невозможно прочесть. И мне нравится, что мое присутствие в ее жизни меняет ее, вероятно, но мысль, что ей больно, убивает меня… Упираюсь локтями в колени, на моем лице застывает серьезное выражение. — Я не пытаюсь быть забавным. Я, честно говоря, не знаю, что делать. Она мне небезразлична… вообще-то, больше, чем просто небезразлична. — Я прерываю свое откровение. — Но она точно знает, как оттолкнуть меня. И знаешь, с чем я остался? Лишь с одними вопросами, — вздыхаю я и потираю виски. Эвелин вскакивает с места, где сидела. — Я почти уверена, что она не расскажет тебе, что происходит. Она будет продолжать отталкивать тебя и пойдет дальше. — Пойдет дальше? — спрашиваю я. — Скажи мне, что происходит, Эвелин. Ее глаза полны сочувствия, и она понижает свой голос, будто рассказывает мне секрет. — Ее отец умер, когда ей было тринадцать. Я киваю. — Да, она говорила. — Он совершил самоубийство. — Этого Сейдж мне не говорила, но я знаю из новостных статей и поисков, которые проделал. Я с трудом сглатываю и делаю глубокий вдох. Эвелин серьезно добавляет: — Она была там, когда это случилось, Холт. Чувствую, как кровь отхлынула от лица. Этой части я не знал. — Что ты имеешь в виду? Эвелин выглядит огорченной, когда говорит: — Был ее тринадцатый день рождения. Он выстрелил в себя в конюшне на их земле. Она услышала выстрел и нашла его на полу конюшни. Она все видела. Она была там, когда он перестал дышать. Он был для нее всем. Всем… и она видела, как он умирает. Мое сердце уходит в пятки. Эвелин заканчивает: — Она боится полюбить кого-нибудь или что-нибудь, потому что боится потерять, как потеряла своего отца. — Подожди, — требую я. — Она все это тебе рассказала? Эвелин делает слегка обиженное лицо. — Я ее лучшая подруга. Я единственный человек, который знает об этом, кроме ее семьи и терапевта из Северной Дакоты. — Она делает паузу и вздыхает. — Сейдж пытается справляться, Холт. Просто приближается годовщина со дня его смерти. Она в новом городе. Она не посещала терапевта с тех пор, как приехала сюда, и она начинает разваливаться на части. — Тогда я снова ее соберу, — отвечаю я просто. Потому что я сделаю это. Сделаю что угодно для нее. Эвелин грустно качает головой. — Она тебе не позволит. — У нее нет выбора, — говорю я, настроенный решительно. — Оттолкнуть меня не вариант. Теперь Эвелин кивает. — Она сделает все, что угодно, чтобы оттолкнуть тебя. Но она хороший человек, Холт. Правда. Просто Сейдж боится, и она даст тебе уйти. — Ну, когда она отпустит, я буду крепче держаться. Я не отпущу ее так просто, Эвелин. Слезы наполняют глаза Эвелин, а мое сердце сжимается, пока я проигрываю в голове снова и снова то, что она мне сказала — что Сейдж была свидетелем суицида ее отца. — Она знает, что ты здесь? — спрашиваю я. Эвелин отрицательно качает головой, и я киваю. — Спасибо, что рассказала мне это. — Холт. — Она делает глубокий вдох. — Сейдж — моя лучшая подруга. Она умна, красива, и она удивительный человек… но она такая потерянная сейчас. Снаружи она собрана, но внутри у нее кавардак. Я умоляю тебя, не обижай ее, потому что, боюсь, она не справится, и я обещала себе, что не позволю ничему плохому случиться с ней. Я смотрю в глаза Эвелин. — Ничего с ней не случится. Обещаю, что не причиню ей боль. Она встает и проводит ладонями по джинсам. — Спасибо, что поговорил со мной. Я знаю, ты не ожидал меня увидеть. — Эвелин, — я расстроено качаю головой, — тебе здесь всегда рады. — Спасибо, — говорит она, выдавливая улыбку, и бросает взгляд на время на экране мобильника. — Мне нужно успеть на поезд. Пожалуйста, не говори Сейдж, что я заходила. Она жутко разозлится. — Не скажу ни слова. Подожди минуту. — Я поднимаю палец, останавливая ее. Взбегаю по лестнице и накидываю обувь и бейсболку. Встретив Эвелин у входной двери, хватаю ключи со столика. — Я тебя подвезу. Не люблю, когда вы, дамы, так поздно ездите на поезде. — Я постоянно так делаю. — Она морщит лоб в раздражении. Я не принимаю «нет» в качестве ответа. — Не тогда, когда я могу подвезти тебя домой. Поехали. Веду ее от двери к своей машине, которая припаркована на подъездной дорожке. Поездка по тихим улицам до дома Эвелин и Сейдж занимает всего несколько минут. С улицы их квартирка выглядит темной, только мерцание телевизора можно рассмотреть через большое окно. Представляю, как Сейдж смотрит телевизор или спит, и как бы сильно я ни хотел подняться и увидеть ее, отправляю Эвелин в одиночестве. * * * Я плохо сплю, думая обо всем, что рассказала Эвелин. Сейдж потеряла своего отца, я знал это. Я также знал о его суициде. Она нашла его… видела его… держала его — об этом я ничего не знал. Наконец, я бросаю попытки заснуть примерно в 4:30. Разочарованный, я скидываю одеяло, накидываю на себя штаны для бега и футболку, зашнуровываю теннисные туфли и выбегаю на улицу. Хочу много пробежать сегодня. Надеюсь, это прочистит мою голову. На улице все еще темно и тихо до жути. Я всегда считал, что время между четырьмя и пятью тридцатью утра — самое безлюдное. Жизнь, кажется, буквально останавливается в эти девяносто минут. Ноги несут меня километр за километром по чикагской набережной. Я преодолеваю километры, чувствуя, как легкие горят от прохладного воздуха с озера Мичиган. За этот час я обогнал всего несколько других бегунов. Развернувшись после восьмого километра, я заставляю себя бежать обратно быстрее. Хотя чувствую, как зарождается усталость внутри меня, адреналин от бега позволяет двигаться, и я возвращаюсь домой примерно в 5:45. Я пробежал каждый километр примерно за семь минут. Вместо того чтобы радоваться такому результату, я могу думать лишь о Сейдж. Мне нужно дать ей пространство, а также она должна знать, что у меня нет намерения куда-либо уходить. Я принимаю душ и отправляюсь в офис, где довольно тихо в семь утра. Наверстываю работу, которую отложил вчера, совершив звонки нескольким нашим бывшим и будущим клиентам в Соединенное Королевство. К тому времени, когда со звонками покончено, офис бурлит энергией, и я прогуливаюсь по этажу, желая увидеть Сейдж. Сердце замирает, когда я вижу, что ее стол пустует, но затем я бросаю взгляд на часы — восемь пятнадцать. Она с Роуэном покупает свой кофе. Я тут же успокаиваюсь, и небольшая улыбка появляется на моих губах. На обратном пути в кабинет Джойс стреляет в меня раздраженным взглядом. — Да, Джойс? — Я жду, пока она ответит. Джойс работает на меня уже больше десяти лет. Я могу читать ее настроение, как раскрытую книгу, и сегодня она в серьезном настроении. Засовываю руки в передние карманы брюк и жду, когда она вывалит на меня свое недовольство. Мне даже любопытно, что приготовлено на сегодня. Вчера она сказала, что мне нужно подстричься. Позавчера — что я так и не перезвонил матери. На прошлой неделе — что мне нужно начать ходить на свидания. Если бы она не была таким хорошим секретарем, я бы уволил ее к чертям собачьим за то, что она ведет себя больше как мать, нежели наемный сотрудник. — Мне нужно десять минут вашего времени, чтобы обсудить детали клиентской коктейльной вечеринки. — Выкрой время в моем календаре.