— Хэй, — ставлю поднос со стейками на каменный стол и разжигаю гриль. — Здесь так круто, — комментирует она, подняв глаза к небу. — Да. Осталось не так много летних ночей, которые будут так же приятны. — Я намекаю на спокойные вечера, что у нас были. — Ты часто проводишь время здесь, наверху? Нет, и мне стыдно. Мне очень повезло иметь такое современное патио, но оно не используется так часто, как мне бы того хотелось. — Неа. Она приподнимает брови. — Почему? Здесь так красиво. Даже в самую холодную зиму, я просто уверена, что здесь чудесно. — Ага. Но чертовски холодно, — смеюсь я. — Честно, Сейдж. Я не много времени провожу дома, а когда я здесь, то обычно нахожусь в своем кабинете или сразу иду спать. Я кладу стейки на гриль и достаю пиво из мини-холодильника, встроенного в огромный каменный островок. — Почему ты так много работаешь? — спрашивает она грустно, поднимаясь с шезлонга и подходя ко мне. Мое сердцебиение учащается, и я перевожу взгляд на стейки, переворачивая их. — Я знаю, каково это — иметь все, а потом потерять, — говорю я, закрывая крышку гриля. — Я горжусь тем, что честен, трудолюбив и забочусь о том, чтобы каждый работник был счастлив. Традиции успешной компании настолько прочны, насколько хороши ее лидеры. Сейдж толкает меня в плечо своим. — Ты хороший человек, Холт Гамильтон. Я посылаю ей небольшую, но честную улыбку. — Пытаюсь. — Уводя разговор от себя, я глубоко вздыхаю. — Так что ты думаешь о работе в «Джексон-Гамильтон»? Все так, как ты думала? — поигрываю бровями и усмехаюсь. — Только честно. Она закатывает глаза, но отвечает честно. — Мне нравится, — восторженно произносит она. — Конечно, первые недели я чертовски нервничала. Я имею в виду, что, когда я увидела имена нескольких клиентов, то у меня чуть не случился сердечный приступ. Я посмеиваюсь над ее высказыванием. Среди наших клиентов изрядная доля знаменитостей, рок-звезд, профессиональных спортсменов, бизнесменов и даже политических деятелей. Мы обслуживаем любого, кто готов приобрести частный самолет. — Ты привыкнешь. Очень скоро ты поймешь, что все эти люди такие же, как ты или я. В них нет ничего особенного, кроме славы. — А еще банковского счета на миллионы и миллиарды долларов, — фыркает она. — Ах, да. Еще деньги, — киваю я, соглашаясь. — Это пугает. Я хмурюсь. — Не должно. Это деньги. Они не делают кого-то лучше или хуже. В конце концов, это просто деньги. Сейдж поджимает губы, и я представляю, как она думает о своем прошлом. — Я выросла в бедности, поэтому деньги пугают меня. В бедности. Мое сердце сжимается, когда она так говорит. Она добавляет: — Мы не были слишком уж бедными. У меня была одежда, еда и крыша над головой, но одежда никогда не была модной и никогда не шла мне. Сейдж запрокидывает голову, выпивая остатки вина. Я дотягиваюсь до бутылки и вновь наполняю ее бокал. — Знаешь, что я ценю в тебе больше всего, Холт? — Она подходит к краю патио на крыше, затем опирается на невысокую изгородь, которая огораживает периметр, придавая этому месту большую схожесть с реальным парком. — Что? — Мне нравится, что, несмотря на то, что у тебя есть деньги, тебе не все равно. У тебя есть классные машины, а этот дом огромен, — она оборачивается и смотрит на меня, — но в конце дня ты абсолютно обычный человек, а не законченный хрен, как большинство богатых мужчин, которых я встречала. — Она улыбается, закончив свою маленькую речь. — Не хрен, — повторяю я, посмеиваясь. — Это хорошо. — Очень хорошо. — Она ухмыляется, а затем указывает на гриль, который начинает дымить через отверстие на крышке. — Думаю, ты должен проверить стейки, — смеется она. Открываю крышку и вижу, что стейки, вообще-то, выглядят идеально. Выключаю газ и перекладываю стейки на тарелку, чтобы поставить их на стол. — Сейчас принесу картофель. А ты пока чувствуй себя, как дома, накладывай себе еды. Когда я возвращаюсь, Сейдж уже наполнила обе наши тарелки стейками, булочками и горсткой салата для каждого из нас. Свежее пиво уже открыто для меня, а для нее налито вино. — Пахнет превосходно! — Она начинает разрезать стейк. — И приготовлено идеально. Мои комплименты шеф-повару. — Сейдж отправляет кусочек стейка в рот. — М-м-м, — стонет она, пока жует. Никогда не думал, что можно есть так эротично, но то, как она слегка прикрывает глаза и откидывает голову, сопровождая все это звуками, определенно меня заводит. — Я рад, что тебе понравилось. Сажусь в кресло и присоединяюсь к Сейдж, наслаждаясь ужином. Мы едим в комфортной тишине несколько минут, пока она, наконец, не отставляет свою тарелку. — Поскольку все это, — она показывает на пространство между нами, — началось с вызова… — Сейдж прикусывает губу, борясь с улыбкой. — То давай поиграем в двадцать вопросов. Я вскидываю брови, а она смеется. — Конечно, вопросы буду задавать только я. — Это нечестно, — ворчу я добродушно, делая глоток пива. Она смеется. — Честно. Это только потому, что я потеряла надежду найти что-нибудь о тебе в интернете. Следующий шаг — это нанять частного детектива. Мой живот скручивает, когда Сейдж говорит это, но я подыгрываю ей, потому что знаю, что она прикалывается надо мной. — Мои навыки поиска в интернете на высоте, но о тебе просто ничего нет. — На высоте? — спрашиваю я. Господи, чувствую себя таким старым. Она кивает. — Да, чертовски хороши. — Так ты хороший сталкер? — Я вскидываю брови, передразнивая ее. — Когда необходимо. — Она смеется и делает глоток вина. — В общем, я задам тебе двадцать вопросов, а ты должен ответить честно. Я прищуриваю глаза. — Что, если мне нужно будет воспользоваться пятой поправкой? Она качает головой. — Не разрешается. — Черт, — бормочу я и отпиваю еще пива. — Ладно. Давай приступим. Сейдж потирает ладони и наклоняется, положив руки на край стола. Она смотрит на меня с вызовом в глазах. — Итак, некоторые вопросы будут легкими и простыми, а некоторые могут вызвать у тебя раздражение. Это хреново, но ты все равно должен отвечать честно. Первый вопрос. Какой у тебя рост? — Метр девяносто один. Бум. Легко. — Следующий. Она озорно улыбается, будто знает, что еще наступит очередь сложных вопросов. — Номер два. Сколько тебе было лет, когда ты лишился девственности? Ее щеки розовеют, и я улыбаюсь. — Семнадцать.