Кого… …Джина… (Тихий оклик, неясно даже, слышала ли она его.) Мужчина, в глазах которого светился другой мир, все еще реальный, сделанный из шума и света. Многое было оставлено позади… Кого ты… …Джина… (Да, в этот раз точно слышала.) Мужчина, настоящий, возвращающийся издалека, идущий по полоске земли, когда-то располагавшейся возле океана, где она бежала через мерзкий мост, но тот теперь тоже объят пламенем, вместе со всем тем, что могло бы быть. Кого ты лю… Мужчина в комнате, изменившийся ради машин, теперь нереальный, и незнакомец, реальный, на каменистом берегу, под серым небом, медленно поворачивающийся к ней. И хочешь ли по-прежнему? Бегом вниз, по длинной дороге. Искры и молнии, белые и разноцветные. Кого ты любишь? Скажи мне, куколка… Он был там, на песке, ждал ее, и она двинулась к нему. Джина! Что-то толкнуло ее, и тут память будто осветило. Стоит им произнести эти слова – считай, они твои. Можешь крутить ими как хочешь. Но она ни разу не произнесла тех слов, ни разу. – Слишком это просто, – сказала она, сделала шаг назад, потом в сторону, пока Мимоза и огненный шар, через который она не прошла, не уменьшились, как если бы она смотрела на них через трубку телескопа с противоположной стороны. – И где же это на самом деле? Старые привычки отмирают с трудом, верно? Ведь это твое – искать Марка. И находить его. Она потянулась к Маркту, но ощутить его присутствия не смогла. Людовика она тоже не ощущала. Неожиданно она осталась совершенно одна. Смешно, ведь кто-то ее только что звал по имени… И теперь ты можешь найти его повсюду. Ведь этого ты всегда хотела, осознавала ты это или нет. И я хочу тебя. Я хочу тебя. И что, черт побери, ей делать теперь? То, что правильно, Джина. То, что… Маркт выглядел благожелательным, обе его составляющие. Он материализовался перед ней так неожиданно, что она даже не успела удивиться или потребовать от него ответа, куда он перед этим запропал. – В чем твоя слабина, Джина? Лучше доберись до слабого места прежде копья. Внезапно на нее накатила невыносимая усталость. – Слабое место, значит. Есть чем писать, когда начнем составлять список? Маркт просиял. – Кого ты все еще хочешь любить? * * * – …вер-рно, – прорычала она. Она не подхватила вирус через провод, но представляла, как это могло бы быть, как это было. Будто плывешь сквозь ощутимый плотный туман, и при каждой пульсации теней в глубине мозга возникает давление, как от невидимого пальца, который нажимает тут, там, и здесь, в поисках особенно чувствительного места. Извращенным, колдовским способом подвергая насилию. – Я хочу тебя… Теперь она была где-то в комнате из прошлого, и гнусавый, странно притягательный голос Дилана вещал им обоим правду. Марк, сидя на полу, ожидал, как она прореагирует. Рассмейся тем прежним смехом, разнеси все вдрызг. Эй, любовничек… Но ведь смеяться там было совершенно не над чем, верно? Над упущенными возможностями разве смеются? И вот теперь появился второй шанс. Как, воспользуешься или и этот упустишь? Разлитое в комнате желание электризовало все тогда, и теперь оно ощущалось каждой клеточкой. Не просто сексуальное, но желание завершенности. Она чувствовала это в той же мере, что и он. Завершенность. – Но разве существует в жизни на самом деле такая штука, как вторая попытка? У двери стоял Людовик. Марк прибавил громкость, и Людовик растаял. Верно, он сюда не вписывался тогда. Но не теперь. Он не был упущенным шансом. В отношении него ей как раз нужно было кое-что предпринять. Марк все еще ждал. И это тоже было просто. Она открыла рот и выпустила наружу тот прежний смех. – Уверена, что хочешь так поступить? – серьезно спросил он. – Искала меня, искала, все эти годы, и теперь вот нашла снова. Не хочется ли тебе спасти меня на этот раз? Ты бы могла. В мгновение нерешительности перед ней проносятся картины. Два десятилетия с гаком бесконечного шоу, ее жизнь, его жизнь, их жизнь, набегами, мимолетными связями, маленькая прогулка, растянувшаяся в марафон. Кого ты все еще хочешь любить? О, любовь моя, боялся я, что задашь ты мне этот вопрос. – Спаси меня, – попросил Марк с точно отмеренной долей мольбы в голосе. – Я не хочу оставаться таким. Если бы хотел, неужели ты думаешь, что тебе пришлось бы так легко? О, любовь моя, я тоже боялась, что задашь ты мне этот вопрос. * * * Они стояли, распластавшись по стене в темном коридоре. Сильная рука Марли прижимала его грудь. Гейб ждал, какой раздастся теперь голос. – Теперь будет все по-другому, – прошептала Марли. – Ты готов? – К чему? – спросил он в замешательстве. – Лучше подготовься. Сейчас начнется. Прежде чем он смог возразить, она схватила его и выставила в дверной проем. Он смотрел на стоявшую на парапете платформы двадцать второго этажа Джину. На ней была надета сбруя, но шнуры на этот раз к парапету прикреплены не были. Ринувшись вниз, она теперь упадет по-настоящему. По-настоящему? Неужели тут может что-нибудь быть по-настоящему? О, да; несколько по-другому, возможно, но не менее реально, виртуальное падение и виртуальный удар, но когда она ударится о землю внизу, эффект будет иметь реальное значение. Знала ли она об этом? Сказать определенно было нельзя. Похоже, что она и знала, и не знала одновременно, и что-то подсказывало ему, что она примет любой исход. Шредингерова Джина. Гейб нахмурился: а это тут откуда? И шагнул к Джине. – Пол заминирован, – как ни в чем не бывало заявила Карита. Джина оглянулась на него через плечо, одновременно встретившись с ним взглядом и как бы посмотрев сквозь него. Интересно, а что она видела? Каким был ее контекст? Свой контекст знать необходимо, потому что у тебя будет только одна попытка в него попасть. Да, но если ей все представлялось одним, а ему – другим, тогда каков был настоящий контекст? Его жгло нетерпение и чувство безысходности. Как ему угадать, что следует делать? – То, что правильно, – сказала Джина. – Как насчет того, чтобы поквитаться? Поквитаться? Он едва не рассмеялся. Идея равновесия, равенства и Джина были несовместимы. Непривязанные концы шнуров слегка колебались на ветру.