Но голос в динамике потонул в шуме, стоявшем у него в ушах, поэтому все, что Марк говорил, словно обтекало сознание, совершенно его не задевая. Хотя, видимо, это было довольно важно – каждый раз, когда удавалось приоткрыть глаза, Марк был все еще на экране и повторял: «Еще раз. Я повторю еще раз, а ты мне ответь…» * * * Парнишка явно не имел никакой привычки к алкоголю. «Вот она, молодежь», – горько подумал Марк. Все-то у них выходит слишком чисто, чересчур эффективно и четко, даже то, кто касается зелья. Принимают то, что влияет конкретно на одно или другое, и ни на что больше – весьма избирательный способ наклюкаться. Снайперы. А против старого пушечного ядра им не устоять. И во всем так теперь, думал он, в третий раз пытаясь разбудить мальчишку. Инфолайн тоже специализирован, огромное разнообразие каналов, но никакой разницы в их внутренней организации: каждый структурирован до предела, до базовой линии, ниже которой структурные преобразования не шли. Все это было прекрасно, если ничего не менялось. Стоило, однако, вторгнуться непредвиденному и начать выдергивать из всего массива в произвольном порядке куски, – и все посыплется, фрагменты разлетятся во все стороны и наступит полный коллапс. Как теперь у Кили, вырубившегося перед монитором под воздействием алкоголя. Через микрофон до Марка доносился его храп. Можно было и увидеть его через камеру, спрятанную в люстре, хотя угол зрения был страшно неудобный. Марк воспроизвел последовательность из пяти высокочастотных тонов, напоминавших скрежет ногтями по классной доске. Храп на секунду прервался, но потом возобновился с прежней регулярностью. – Просто обалденно, парень! – заревел Марк у него над ухом. Ни малейшей реакции. Надо же было ему именно в эту ночь дорваться до этого проклятого бара. Можно было предусмотреть, вывести график его поведения. Стоило свой собственный график вывести. Тогда бы он заранее увидел, что грядет, включая распространение заразы из его несчастного брошенного мяса. Марк выпустил импульс проверить его состояние. За последние четверть часа изменений не произошло, но это не обязательно было хорошим знаком. Эта штука подстерегала его в консоли его собственной ямы, и у Джины, и у Гейба Людовика, и у Мэнни Риверы, во всех ямах, на всех точках входа в службе безопасности и медицинском отделении. Охранники этого не ощущали, но опасность подстерегала не их. Они же пользовались системой всю ночь без всяких проблем. Это поджидало именно его, его попытки выйти с кем-либо на контакт, достаточно было даже попытки подать сигнал ложной тревоги. Можно было неопределенно долго держать свое внимание в области службы безопасности, не соприкасаясь и не взаимодействуя, но стоило предпринять хоть что-нибудь, – и он попался. А если Это его захватит, то не нужно будет ждать, когда Большой Удар вырвется наружу из его тела. Он сам станет Большим Ударом. Марк проследил путь Этого по сети: почти тот же, которым двигался он сам, расселяясь по ее уголкам. Движение напоминало своего рода тропизм, будто он притягивал Это к себе. Неудивительно, ведь Это было отголоском перенесенного, а в то же время не перенесенного им инсульта. Шредингеров удар. Мясо хватил удар, но он отделился от своего тела, а так как со стороны удара, это нарушало естественный ход вещей, щадить Марка в планы не входило. И вот теперь Это шло за ним по пятам, набираясь опыта по дороге. Вначале – несколько неверных движений, но чем дальше, тем точнее и целенаправленнее становились его действия. Будто сам ход времени остановился для Марка, чтобы Это его настигло, сравнялось в опыте. Он еще превосходил противника, но быстро терял фору. Еще немного, и оно обнаружит пентхаус и ведущую туда внешнюю телефонную линию, отысканную им для связи с парнишкой, которая теперь пропадала почем зря под храп этого паразита. Если бы Это чуть меньше ошибалось, то уже бы проникло в пентхаус, но сбои лежат в самой природе удара. Наверно, это и есть удачное расположение звезд, везение, слепой случай. «Нужно не забывать теперь включать в программу лазейку для слепого случая, – подумал он. – Но прежде тогда нужно запастись программой для привлечения такого случая на свою сторону». Верно. Если Это обнаружит пентхаус прежде, чем ему удастся разбудить парня, он останется отрезанным от единственного человека, еще способного предотвратить распространение Большого Удара по сети. Тогда придется выйти по внешней телефонной линии наружу и надеяться, что удастся отсидеться где-нибудь, прежде чем Это его настигнет… А ведь оно уже снаружи. В том видео. Причем везде, куда оно поступило. А видео это было выпущено уже… Сколько? Около недели назад? Он заревел на частоте гудка океанского лайнера – пять раз. – Очнись, черт тебя дери! Парень пошевелился и почти проснулся. Но задерживаться дольше было нельзя. Либо остаться тут и ждать, пока Это его тут настигнет, либо попытать счастья в большой системе. Если остаться, можно попытаться удержать Это вместе с собой в рамках системы «Диверсификации». Но оно уже вышло за ее пределы. Нет, может, в нем недостаточно благородства, или морального чувства, или чего еще, но пожертвовать собой он не в состоянии. Да это и не сработало бы, понял он, потому что при захвате Это бы обрело весь его опыт, его сознание, – все, чем он является, и тогда оно будет уже не просто умным. Оно станет живым. Марк задержался лишь на несколько секунд, чтобы зациклить свой будильник. Когда парнишка, наконец, проснется и отключит его, появится интерактивное сообщение. Правда, если вирус доберется до пентхауса раньше, чем парень придет в себя, никакого сообщения уже не будет, но выбора не оставалось. Он запустил свой цикл. Пять пронзительных гудков. «Вставай, черт побери, небо скоро обрушится!». И вышел в большую систему. Глава 27 Видео Марка с «Канадейтайм» вышло в люди. Джина начинала смотреть его четыре раза. Но могла выдержать не дольше двух минут и вырубала. А ведь это всего лишь клип. Она снова нажала кнопку воспроизведения на пульте. Попробуем еще раз. Экран монитора залила белизна. Потом, с первыми звуками музыки – полной диссонансов компьютерной аранжировки старинной песни «Все зря»[30], – в центре начали сгущаться тени. Песни такой давней, что она слушалась как новая. Скрипучий голос Вальжана пригласил ее спускаться, и отчего-то ей захотелось придвинуться ближе к экрану, к пульсирующим и извивающимся там теням. Музыка придавала им мягкость, а тени, в свою очередь, смягчали резкие аккорды; сознание ощущало их живую теплоту, как у человеческой плоти. Она бросила взгляд через плечо на полуприкрытую дверь в спальню. Проснувшись, она увидела рядом с собой Людовика: тот крепко спал поверх одеяла, которым была укрыта она. Милый по существу его отказ воспользоваться своим преимуществом тронул ее значительно меньше, чем должен был бы, но сегодня у нее в душе не осталось места для умиления. Вчера ночью по дороге сюда Гейб рассказал о сооруженном Вальжаном подключении. Отражение на плаще того дерьма, что плескалось у этого вконец свихнувшегося типа в голове, показалось ей отвратительным. И теперь ясно, что оно вытекло из того самого видео. Ну и видео. Она воспринимала его не через гнезда, но нетрудно было представить себе, каково это могло быть. Будто плывешь через густой туман, а с каждой пульсацией очередной тени в глубине мозга невидимые пальцы нажимают то тут, то там, нащупывая самые чувствительные места. Казалось, что они, раз пристав, уже неумолимо, странным колдовским образом никогда больше не отвяжутся. Теперь тени запульсировали настойчивее, словно рок-кляксы Роршаха. Что ты видишь: бабочку или тазовые кости скелета? …открытое окно или открытую рану… Она вновь резко остановила запись и отвернулась от монитора. Опять то же самое чувство, что ее гипнотизируют. И даже хуже. Джина провела рукой по голове, где находились имплантаты. Послушайся она Марка и зайди поглубже – тоже бы, наверное, выдала нечто столь же извращенное. Людовик в спальне заворочался, но не проснулся. Пойти, что ли, и привести его, чтобы проверить, выдержит ли он просмотр этой открытки с темной стороны? Когда он вдруг объявился в подвале у этих «Шею в петлю», то она не знала, плакать ей или смеяться. Почему ты не подождала меня? Почему не пришла ко мне? На эти вопросы она не могла ответить; тогдашнее состояние не способствовало объяснениям. Если собираешься регулярно доходить до такого состояния, придется и мне запустить руку в запас верных стимуляторов. Да кто тебя просит? Слова выплеснулись из нее наподобие рвоты. Без спросу, я доброволец. Разве мамочка не предупреждала тебя – никогда не лезь без спроса? Господи! Он ударил по рулю авто обоими кулаками – раз, второй, третий – так, что вся машинка затряслась, словно кусок дерьма, каковым и являлась. Да чего тебе надо? Чего тебе, черт возьми, все-таки надо? Она снова обернулась на дверь в спальню. Чего надо? Как для начала насчет сорока семи миль через звук, режущий не хуже колючей проволоки? До вещей по-настоящему смертельных мы доберемся позже. Потому что мы делаем то, что делаем, и делаем, потому что можем. Вдруг ей стало стыдно – и за себя, и за «Шею в петлю». Не знаю, что ты сделала с этими людьми, но они не хотят тебя никогда больше видеть. Я просила их не делать этого. Не думала, что совсем накачалась. Не чувствовала этого. Я вообще ничего не чувствовала. Не особенно убедительно – ни тогда, ни сейчас. Что она с ними сделала? Она-то знала, что она сделала. Круто забрала их, сама, как хотела, каждого по отдельности и всех вместе. Не дожидалась, пока они смогут отдать мелодию как дар, а выжимала из них все, на что они были способны, а когда они совсем иссякли – прижала и выдавила еще, насилуя их музыкой, а не играя вместе с ними. Уже не искусница вместе с Флавией, Доркасом, Томом и Клаудио, а нечто совершенно иное… Она снова посмотрела на пустой экран, и в голове мелькнул призрак исчезнувшего узора. Да, мы делаем то, что делаем, и делаем, потому что можем, но где же ты научилась вытворять такое? – Ну и ну, – вырвалось у нее. Теперь было совершенно ясно, и где был Марк, и где Вальжан, и где это треклятое видео – уже спущено в общее пользование, повсеместно… Она еще чуть помедлила, снова оглянувшись на дверь в спальню. Не приди они сюда, в квартиру Марка, возможно, она бы давно разбудила Гейба. Но тот сам сказал, что не знает, где она живет, и ему не хотелось ехать к ней аж в Резеду. Значит, в следующий раз им точно светит очередной Голливуд-Шериот. Без вопросов. «Все нормально, вертун, – подумала она. – Тебе больше не придется вызываться меня спасать». На мониторе она оставила записку: Отправилась искать Марка. Это должно ему все объяснить. * * * Ему снилось, что Ривера отправил его к своим костоломам в медицинское отделение вживлять гнезда, и они принялись за него без всякого милосердия – долотами и сверлами, которые они вбивали ему в голову паровым молотом, жутко свистевшим при любой задержке. Он ощущал, как их инструменты вгрызаются в его череп, лицо, шею, проходят насквозь во внутренние полости… Он рывком поднял раскалывающуюся голову и осмотрелся. Нет, он по-прежнему в пентхаусе. И, судя по освещению, на улице уже день. – Ну и гадский сон, – пробормотал он и принялся массировать голову. Конечно, сон, так его растак, ведь если бы Ривера отдал его в лапы медикам, то и проснулся бы он у них в отделении. Скорее всего. Тут ему на глаза попалась пустая бутылка, стоящая возле монитора с опустевшим экраном, и Кили застонал. Черт, да он счастливчик, что не помер от этого. Алкоголь его никогда не заводил. С трудом припоминалось, что напиться почему-то показалось ему неплохой идеей. Ага, приставить ружье к лицу и спустить курок пальцем ноги – тоже весьма умная затея. И тут его совершенно оглушил свист, едва не опрокинув со стула. Экран уже не был пуст: оттуда, из своей сдвинутой комнаты без потолка на него смотрел Марк. За его спиной все так же бурлили облака. – Дверь открыта. Выметайся отсюда скорее. – Когда я оживу, обязательно об этом подумаю, – сказал Кили. – Пока я не…