Гейб не мог отвести глаз от образа на экране. Кошмар почище того, что они видели в палате. – В какой палате? Значит, он говорит вслух, причем уже не первый раз за сегодняшний вечер. – Где они просверливают людям головы и качают из них нейротрансмиттеры. После некоторого молчания голос ответил: – Должно быть, вы действительно смотрели много техно-фантазийного порно. Мне сразу это стало ясно, с первого взгляда. Он повернулся, чтобы посмотреть на обладателя голоса. Лица было не разглядеть за преградой из струящихся наподобие вуалей узоров, но это точно не были ни Карита, ни Марли. – Простите, – сказал он. – Мне надо найти кое-кого. Дом горел. Нет, это он сам горел. Нет, он стоял в столбе огня. Совершенно о нем позабыл. В замешательстве Гейб попытался выйти из него, но тот двигался вместе с ним, словно завладев его существом. Поглощен огненным столбом; да, программа сегодня определенно глючит. Он попытался разглядеть что-либо за языками пламени. Группка людей, собравшихся возле еще одной машины, аплодировала ему. Гейб отвернулся от них и двинулся мелкими шажками по кругу, стараясь понять, где находится. Вот стена с экранами, наверное, он пришел с той стороны, – нет, вот другая такая же стена, тогда, наверное, оттуда. Люди все еще аплодировали. Вдруг языки пламени разошлись, и он остался стоять за пределами огненного столба. Женщина в расстегнутом пальто типа шинели с бахромой на плечах что-то переключила в машине и потом укоризненно покачала головой. – Парень, если будешь просто бродить тут, пошатываясь, и не изобразишь ничего поинтереснее, я не смогу использовать тебя. – Простите, – сказал он. – Мне надо найти кое-кого. Группа людей исчезла из его поля зрения, а взгляд двинулся вперед, за угол, по длинному коридору. Длинному? Нет, это просто искажение из-за спецэффектов. Из дверного проема выглянула птичья голова робота и несколько секунд разглядывала его, затем из-за нее показалось человеческое лицо и быстро дернулось влево – мол, проходи. Камера, понял он, еще одна камера. Значит, это одно из тех видео вроде «Большого званого вечера», которые выпускает развлекательный канал, подумал он: симулированные вечеринки, частные клубы и бары. Или передача типа «Момент отпуска». Тут он осознал, что все вокруг погружено в музыку, неистовый, бешеный ритм, который побуждал его забыть обо всем и расслабиться, расслабиться до конца. На самом верху винтовой лестницы он вдруг заметил копну волос цвета темного меда. – Марли? – спросил он. И принялся проталкиваться меж теплых тел, оттирая их к перилам. Его преследовал словесный град, и, хотя слова отскакивали, площадки следующего этажа он все же достиг, порядком устав. Еще один коридор; Гейб двинулся по нему, открывая каждую дверь. Некоторые комнаты полны народа, другие – почти пусты, но Марли нигде не было. И вот, наконец, осталась одна комната. Последняя. Дверь полуоткрыта, но он отчего-то замешкался перед ней, хотел было постучать, а потом просто толкнул дверь ногой. На него обрушилась музыка, волны самых разнообразных звуков. Гейб уперся обеими руками в дверной проем, чтобы не упасть. Через некоторое время в глазах у него прояснилось, и он увидел, что кровать в комнате стоит на боку у стены. Видимо, чтобы освободить место для музыкантов. И для мужчины, который стоял на коленях посреди комнаты у маленького костерка, стараясь изящными движениями тонких пальцев распалить его сильнее. Чуть в отдалении, спиной к нему, опершись на локоть, лежала Карита и глядела на огонь. Испустив вздох облегчения, Гейб опустился на пол рядом с ней. – Я знал, что найду тебя, – сказал он, прислонившись к стене головой и закрыв глаза. – Черт, что с тобой случилось? – За накатывающими волнами музыки ее голос звучал странно, как-то грубее. – Когда? – спросил он. Ему хотелось посмотреть на нее, обнять, но голова вдруг страшно отяжелела, веки стало невозможно разлепить. Сейчас, сейчас он их откроет, ведь какой смысл смотреть видео с закрытыми глазами? – Ладно, проехали. Ты что, доливал? Сколько порций ты выпил? Ему удалось чуть разлепить веки. Голос Кариты звучал очень необычно, как будто кто-то вмешивался в программу. Хакер. Тот самый хакер, заявлявший, что он на его стороне, на самом деле сотворил что-то с его программой. Гейб попытался приподнять голову. Мужчина в центре комнаты жег какой-то музыкальный инструмент, понял он, электрическую гитару прошлого века, поливал ее чем-то, потом подносил спичку. А кто-то еще спрашивал, достаточно ли у него опыта. – Вопрос не в этом, – сказал Гейб. – Вопрос в том, кто действительно на твоей стороне. Любой может так заявить, но… но… – Мысль неожиданно иссякла, будто кто-то открыл затычку, и она вытекла, как вода из трубы. – «В чем не находишь кайфа, в том нет смысла»[22], верно? Это ты хотел сказать? Он повернулся к ней и ощупью взял за запястье. – Я хотел сказать, что нас обнаружили. Поэтому надо уходить. Где Марли? – Обнаружили? Обнаружили что-то тайное, связанное с тобой? Раздался резкий хрипловатый смех, так непохожий на смех Кариты, и в то же время отчего-то не противоречащий ее образу. Через путаницу мыслей и видений что-то пыталось достучаться до его сознания – может, напоминание календаря, подающего почти неслышные сигналы? Но никаких сообщений перед ним не появилось. – Это был Мэнни, – наконец выдавил он из себя. – Это он обнаружил. Правда, не совсем законным образом, и я не знаю, что он собирается предпринять. – Мэнни? Ты имеешь в виду Риверу? – Снова раскат смеха. – У этого типа вообще все не совсем законно. Я бы могла многое тебе о нем порассказать. – Ты? – спросил Гейб, совершенно растерявшись. – Если захочу, что мне помешает? Мужчина по-прежнему жег свою гитару. Или жег заново. По его фигуре пробежала рябь, и Гейб понял, что видит перед собой голографическую запись, причем очень старую. – Сейчас все равно не время для рассказов, – сказал он, помолчав. – Я прикрылся, как смог. Теперь он найдет только рекламу, ничего больше, но нам придется довольно надолго расстаться. Он снова замолк, сплетя свои пальцы с ее. Как все реалистично – можно было ощутить, что ее ладонь вспотела, даже почувствовать фактуру пальцев, тепло кожи. Гейб попытался вспомнить, когда выпустили такие новые виртукостюмы с усовершенствованными сенсорами. Раньше ощущения никогда не были столь живыми – только достаточно достоверными, а сознание дополняло их недостающими штрихами, руководствуясь визуальными образами. Обычно так и происходило, если ты отдавался на волю воображения. Собственно, без этого по-настоящему хорошего видео не получалось, даже рекламы… Еще через некоторое время он понял, что снова говорит вслух, не осознавая этого. И уставился на языки пламени, лизавшие гитару. – Я дала тебе две порции «Страны лотоса», напитка с небольшим галлюциногенным эффектом, просто чтобы ты перестал выглядеть таким зажатым и напряженным. Не знаю, сколько еще в тебя влили там, внизу, но, похоже, сильнее ты в жизни не накачивался. Нахмурившись, он повернулся к девушке и вздрогнул. Это была не Карита. – Ты хоть помнишь, что с тобой происходило с того момента, как ты сюда зашел? – спросила его Джина. Немного подождала, потом ответила сама. – Не думаю. «Внимание, – раздался голос Марли у него в голове. – Это не симуляция». – Поздновато предупреждать меня об этом, – пробормотал он. – Поздновато? – Джина безрадостно рассмеялась. – Да позднее, верно, и не бывает. – Глаза ее зияли двумя черными провалами, и Гейб понял, что Джина приняла еще большую дозу, чем он. – Теперь стало намного проще работать со звуком и видеорядом, поэтому теперь очень мало чего осталось реального. Мы изобрели более быстрый и верный способ реально получать нереальный опыт. Не понимаешь, о чем я говорю, да? – Я даже не понимаю, о чем сам говорю, – честно признался он. – Ладно, главное не опускаться ниже из той тупосферы, куда мы залетели. – В дверь просунулась видеокамера, медленно обвела всю комнату, снимая общий план, и снова исчезла. – Вот, видишь, – продолжила Джина. – У Вальжана договоренность – не со мной, – что все его вечеринки записываются и потом транслируются. Тут даже в туалет нельзя сходить, укрывшись от долбаных зрителей. И потом все это распространяется на чипах «Богатые и известные». Публика где-нибудь в Канзасе покупает их, вставляет в свои консоли с плоскими мониторами или видеошлемами – если такая штука у них в Канзасе водится, – и оказываются в самой гуще вечеринок, на которые в действительности у них нет ни малейшего шанса попасть. А знаешь, откуда ноги растут? Откуда взялась такая идея? Гейб покачал головой. Что бы это ни было, отчего его так вело, теперь выдыхалось из организма, между пиками отмечались теперь явные провалы. Желудок словно жгло каленым железом. – Когда-то существовали такие телешоу с танцующими ребятами, еще в древности, когда экраны были только необъемные и вообще даже черно-белые, когда на телевидении работало всего две-три компании на двух-трех каналах, которые можно было поймать в любом городе. Звучал какой-нибудь новый хит, ребята танцевали, а солист или группа делали вид, что исполняют эту песню, шевеля губами. Перед камерами было не больше сотни людей, но зато миллионы по всей стране танцевали вместе с ними, воображая, что они тоже находятся там. – Угу, – вежливо согласился Гейб. Он попробовал представить себе картину, о которой она рассказывала, но смысла пока не улавливал. – Позже музыка начала за что-то бороться, – продолжила она рассказ немного более спокойным тоном. – Идеи проникали в музыку, а музыка воплощала собою идеи. При выпуске новых альбомов исполнители заявляли: «Мой альбом направлен против того-то», – или: «Мой альбом – в поддержку того-то». Потом кому-то из исполнителей даже пришла светлая мысль на свои сверхприбыли кормить голодных. Ты, может, этого уже и не помнишь. Сейчас никто больше так не делает. Теперь они снимают голодных на видео и называют это то ли «нищее порно», то ли «трущобное порно», точно не помню. И вот, значит, у них выходили альбомы, которыми они боролись и за то, и за это, но в конечном итоге все они боролись друг против друга за место в старом добром хит-параде. Десятое место с особой отметкой, четвертое место… На самом деле все им было по барабану, совершенно по барабану. К примеру, говорили о некоем «мире во всем мире», а как устроен мир – даже себе не представляли, ни чуточки, витали себе где-то. Желали спасать этих проклятых китов, а сами даже не жили в реальном проклятом мире. Она убрала дреды назад со своего высокого гладкого лба, таким резким и решительным движением запустив в них пятерню, что Гейб со страхом подумал: сейчас оторвет. – Конечно, нельзя винить только их. Безумия вокруг всего этого хватало, даже еще до расстрела на стадионе во время концерта группы «Бегемот». Ты помнишь, или это было еще до тебя? Гейб попытался вспомнить, но Джина уже махнула рукой. – Неважно, возраст, собственно, тут ни при чем, это все забойно заснято на видео, нужно только настроиться на порно-канал катастроф. И увидишь, как похожий на Иисуса юнец в камуфляже одним движением руки лишает жизни тысячу ребятишек, и почувствуешь себя так, как будто ты был там. Хотя и прежде хватало психов с ружьями и ножами, у которых вместо мозгов плескалось дерьмо, как у того типа, застрелившего Леннона. – Ленина? – озадаченно спросил Гейб. – Собственно, с таким же успехом он мог застрелить собственный телевизор. Но, знаешь, все жалели певца. Помню, бабка рассказывала, что все жутко расстраивались, и даже через пятнадцать лет после смерти из его записей все еще делали фильмы, только отношение переменилось: вначале его хотели видеть, не желая верить в смерть, а потом уже неважно было, что с ним на самом деле произошло, главное, что можно было смотреть фильмы. Так сварганили симуляцию, долбаную симуляцию этого человека, даже начали устраивать симулированные интервью и получать симулированные ответы на симулированные вопросы, пока наследники не воспротивились и не запретили такую практику. – Она остановила на нем вопрошающий взгляд. – Ты понимаешь хоть единое слово из того, что я тебе говорю? Гейб крепко задумался. – Ну, насколько мне известно, права переходят в общий доступ через сто пятьдесят лет после смерти, если нет наследников. Но с наследниками временной предел уже другой, и требуется разрешение… – Мне хочется, чтобы мы что-то значили в жизни, – сказала она. – Чтобы чертова музыка что-то значила, и люди тоже. Совершенно не желаю, чтобы рок-н-ролльное порно соседствовало с медицинским, военным, оружейным и кухонным порно – черт, со всем этим проклятым, долбаным видеопорно. – Она махнула рукой на голографическую проекцию; гитара снова горела. – Они позаботились зафиксировать его, чтобы продлить его жизнь. Им невдомек, что он и без того жил бы вечно, потому что песня рождалась в нем, шла от сердца, от настоящего чувства, поэтому и была истинной, настоящей. Мне хочется, чтобы музыка шла у людей изнутри, из самого их долбаного существа, чтобы она заставляла их чувствовать себя живыми, а не очередной группкой дергающихся дебилов на видео с высоким разрешением! Она обхватила руками колени. Гейб коснулся ее плеча, желая предложить какую-то помощь и не имея ни малейшего представления, чем он может помочь. – Вот почему я собираюсь сделать это, – сказала она после небольшой паузы. – Что сделать? – спросил он. – Перемену ради машин. Он потер скулу в том месте, где она ударила его – теперь казалось, сотню лет назад. Неожиданно она шлепнула его по ноге. – И тут появляешься ты. – Она поднялась и протянула ему руку. – Пойдем. Прогуляемся чуток. Он с опаской поглядел на протянутую руку. – Не бойся, не буду тебя больше бить. То был несчастный случай, сколько еще раз повторять. – Не в этом дело, – медленно проговорил он, не отрывая взгляда от ее руки. – А это… будет дальняя прогулка? – Дальше ты никогда в жизни не забирался. – Схватив его за шиворот, она подняла его на ноги.