Подъехав к высокому светло-серому забору, я остановилась и направилась к будке охранника. Худой мужчина с повисшими усами придирчиво осмотрел мое удостоверение журналистки и спросил: – С начальством договаривались? – Да, – соврала я. Он хотел спросить что-то еще, но передумал и махнул рукой: – Проходите. Я припарковала машину у ворот, предварительно поставив ее на сигнализацию, и ступила на территорию. Когда-то, видимо, здесь была дворянская усадьба – большой двухэтажный дом с колоннами стоял чуть в глубине. К нему шла асфальтированная дорога, перед ним – зеленая лужайка. Рядом было современное здание, cудя по всему, именно там располагался бассейн. Я вошла в дом. Там пахло хлоркой. Как в больнице. – Простите, как пройти к директору? – спросила я у проходившей мимо полной женщины в темно-синем халате. – На второй этаж и направо, – буркнула она. – А где лестница? – В конце коридора. Поднявшись на второй этаж по лестнице, я обратилась к двум девчонкам в джинсах и темных футболках, проходивших мимо меня. – Не подскажете, где кабинет директора? – Марины Евгеньевны? – Та, что была повыше, тряхнула светлыми волосами и показала рукой: – Видите растение в кадке? За ним – кабинет Марины Евгеньевны. – Спасибо. Директриса была грузная полная женщина с многочисленными золотыми перстнями на пальцах. С такими в советское время ходила добрая половина торговок. Марина Евгеньевна подняла на меня глаза, когда я вошла в кабинет. – Вы к кому, гражданка? – К вам. – Из областной комиссии? – Нет. Директриса перебирала бумаги. – Слушаю вас. Вы кто? И по какому вопросу я вам нужна? – Я – журналистка. Ирина Северцева. Журнал «Мы и будущее». – А что вам конкретно надо? – настойчиво допытывалась Марина Евгеньевна. – Я хотела узнать о ваших спонсорах. Я – независимая журналистка. Собираю материал о детдомах и интернатах. – Ваше удостоверение? Я достала поддельное удостоверение. Марина Евгеньевна долго вертела его в руках и придирчиво рассматривала. – И какая информация вам нужна? – О ваших спонсорах. Нужно поддерживать и информировать общественность о благих начинаниях. Это же очень позитивный пример. Директриса уже пришла в себя. – Конечно. Мы испытываем определенные трудности в области финансирования. Сами понимаете, – она внезапно заговорила по-свойски, стараясь расположить меня, – на все денег не хватает. Хочется и компьютеры хорошие купить, и ремонт сделать. Детишки у нас без родителей остались, контингент трудный, требующий много внимания. Персонала не хватает – мы просто разрываемся. – Понимаю, – я подумала, что такая перемена настроения мне на руку. Я могу добиться от директрисы нужной информации. – Спонсоры могут реально помочь вам. – Конечно, мы рады любой помощи. Абсолютно любой, – подчеркнула она. – В нашем положении… То одно, то другое, то третье, – пожаловалась она. – Столько нештатных ситуаций. Вот недавно, две недели назад, – прорвало трубу. Столько возни было. Подвал затопило. А там у меня инвентарь спортивный. Теперь нужно новый приобретать. Без спонсоров – никуда. Пашу здесь как каторжная. Ни выходных, ни отпуска. Я подумала, что нужно плавно переходить к интересующей меня теме. – И кто у вас основной спонсор? – Захаров Андрей Валентинович… Он нам очень помогает. Дай бог ему здоровья. Человек солидный, серьезный. Оказывает нам систематическую финансовую поддержку. – И часто он бывает здесь у вас? – Он перечисляет деньги на наш счет. И сам приезжает с подарками. – Он встречается с вашими воспитанниками? – Естественно. Приезжает на праздники, выступает. Приятный человек. Вы могли бы написать о нем. Хорошая работа журналистика – всегда на виду, встречаешься с интересными людьми, в гуще событий, – с легкой завистью сказала Марина Евгеньевна. – Да. Есть свои плюсы, – согласилась я. – Но есть и минусы. Ненормированный рабочий день, могут вызвать и отправить на срочное задание. – Все бывает. Но это лучше, чем киснуть в этой дыре. Марина Евгеньевна внезапно замолчала. – Недавно прошел слух, что есть видеозапись, как Захаров резвится в бассейне с воспитанниками вашего интерната. – А… – директриса закусила губу. – Теперь все понятно. Захотелось жареного. Андрей Валентинович, между прочим, бассейн построил для нашего интерната – наверное, видели здание справа. Он сам приехал сюда вместе со своими друзьями, хотел сделать ребятам приятное, организовал стол, просмотр фильма, привез подарки. Кинотеатр он тоже нам подарил. Цены таким людям нет. И сами зарабатывают, и о других людях заботятся. Что в этом плохого? У ребят и так мало радости. Да, они плавали вместе в бассейне. Но что он вел себя неприлично – не верю. Не такой Андрей Валентинович человек. Его просто подставили. А журналюги сразу свистопляску хотят устроить, бросить тень на благое дело. Им бы только человека очернить! Да если бы не Захаров, мы бы все тут с голоду передохли! – директриса уже кричала. Особенно ты, подумала я. Пухнешь ты точно не с голоду. Да и золота на руках девать некуда. Неизвестно еще, сколько захаровских денег к твоим рукам прилипает. Наверняка двойная бухгалтерия вовсю процветает. – А… почему вас это интересует? Вы откуда и кто? – Марина Евгеньевна разбушевалась. – Что вам надо? Я такого издания не знаю. Похоже, я достала ее. Директриса уже не скрывала своего гнева. – Немедленно покиньте мой кабинет. А то я вызову людей. – Простите. Я не хотела. Мы могли бы с вами договориться. Директриса нахмурилась. – Уходите, – четко выговорила она. – Уходите. Я задержала вздох. Дело складывалось совсем плохо. Если люди не хотят денег, это означает: либо их купили, либо они слишком боятся. Третьего не дано. – Если вы сейчас не покинете здание – мне придется вызвать охранника. Я думаю, разговор дальше неуместен. Прошу вас покинуть территорию интерната. Как вас вообще пропустили! Я принимаю только по предварительной договоренности. – Да-да. Я уже ухожу. Черт! Эта сука явно встала на дыбы, и я у нее – как кость в горле. Она чего-то боится! Это – факт! Выйдя из кабинета директрисы в коридор, я озадаченно потерла висок. Пройдя несколько метров, я увидела перед собой мальчишку, который из-за кадки с раскидистым растением делал мне отчаянные знаки. Я подошла ближе. – Вы журналистка? – выдохнул пацан. Ему было лет четырнадцать; он был белобрысым и с едва заметными веснушками. – Да. – Я был там… – сказал он почти одними губами. – В том бассейне. Я подслушал ваш разговор с жабешкой. Директрисой нашей. Около двери вертелся. Теперь я поняла, почему его лицо показалось мне знакомым. – Где мы можем поговорить? – быстро спросила я его. – Выходите на улицу. Я подойду к вам уже за забором. Вы идите вперед, только не оглядывайтесь. Я сам к вам подойду. И головой не вертите, а то вы меня выдадите. Я кивнула и пошла быстрыми шагами к выходу, мне не терпелось поскорее узнать нужную информацию. Миновав будку охранника, я пошла к своей машине и здесь увидела пацана, пригнувшегося за ней. Он кивнул головой в сторону охранника, и я его поняла. Мальчишка сиганул в кустарник, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Пройдя несколько метров, мы остановились.