Пуля просвистела над моей головой, и я рванула, не разбирая дороги. Ветки хлестали по ногам и рукам, пару раз я подворачивала ногу и громко ахала, но страх снова гнал меня вперед, не давая ни минуты передышки. Хорошо, что я надела туфли без каблуков, мелькнуло в голове, а то бы я точно далеко не убежала… Бежала я так довольно долго, наконец остановилась и прислушалась. Похоже, погони за мной не было, и преследователи отстали… Хотелось пить, в голове шумело. Я не знала, в какую сторону идти: мне нужно было выйти на шоссе и поймать машину… Быстро же они среагировали на мой визит в интернат. Из этого напрашиваются как минимум два вывода – или они меня пасли с самого утра, или их кто-то предупредил. Информатором вполне могла быть Марина Евгеньевна. До меня никак не доходило, что я была на волосок от гибели. Я упорно гнала от себя эту мысль, чтобы не поддаться панике или растерянности… Пройдя несколько метров, я наткнулась на обмелевший ручей. Я опустилась на четвереньки и плеснула в лицо воды. Пить из ручья я не рискнула и, выпрямившись во весь рост, снова отправилась вперед, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Сегодня за моими плечами явно дежурил ангел-хранитель, потому что вскоре я услышала шум шоссе и прибавила шаг. Постепенно лес редел, и наконец показался просвет и спешащие в Москву машины. Перед тем как выйти на шоссе, я остановилась. А если меня поджидают на обочине? Если я ушла недалеко от места, где оставила машину? Просто сделала крюк и сейчас выйду прямиком туда, где меня ждут? Немного потоптавшись, я решила рискнуть и, выйдя из леса, встала на обочине. Около меня затормозила третья машина. Стекло поехало вниз, и мужчина лет сорока весело улыбнулся: – Что с тобой, красавица? – Бандиты напали. Довезете по адресу и подниметесь со мной в квартиру – я расплачусь с вами. С собой, как видите, ни денег, ни сумки. Он скользнул по мне взглядом сверху вниз. – Три тысячи. Мне было совершенно все равно, сколько платить, хотелось поскорее оказаться дома, принять ванну или душ и напиться горячего чая или чего покрепче. – Бандиты, говоришь, напали? Водила сочувственно заохал, но мне показалось, что моему сообщению он не поверил, потому что всю дорогу молчал, только изредка скользил по мне изучающим взглядом. Судя по всему, он меня не узнал; вид мой сейчас не соответствовал телевизионно-гламурному, и это мне было на руку… Машина остановилась около моего дома; он был новый, красно-белый, с затейливыми эркерами и башенками наверху. Солидные подъезды с крылечками и ухоженный дворик. Даже детский городок неподалеку выглядел буржуазно и внушительно. – Богато живете, – заметил шофер. Это замечание мне не понравилось, но я промолчала. – Я пойду с вами, – cказал мужчина. – Я вам это и предлагала. В лифте водила опустил глаза вниз, а потом вскинул на меня. – Вот что, дамочка, ты мне про бандитов не заливай. Видал я таких. Поехала кувыркаться с любовником на поляночке, и чего-то вы с ним не поделили, и он тебя маленько приложил. Я могу подтвердить твои слова насчет нападения, только за это мне штуку баксов отваливай. А иначе скажу, что в овраге валялась со своим хахалем. Я задержала вздох. Когда меня припирают к стенке, я становлюсь отчаянной. Кроме того, после сегодняшнего инцидента вряд ли меня можно было напугать элементарным шантажом. Ярость, поднявшаяся во мне, требовала выхода. Я приблизила свое лицо к мужику. – Вот что, дядечка, ты меня на понт не бери. Себе дороже. Я попала в бандитскую разборку. Усек? Потому что сама к ним причастна. Я с тобой хотела по-хорошему рассчитаться за то, что ты меня довез. А если ты будешь мне здесь всякие условия выдвигать, то не только денег лишишься, но и некоторых частей тела. Я понятно говорю? Он побледнел, и глаза его забегали по сторонам. – Да я чего, да я так, – забормотал он. – Все нормально. – То-то и оно, – выдохнула я. Дмитрий открыл мне дверь. – Оля… – начал он и замолчал, увидев мужика. – Поговорим потом. Заплати дяде три тысячи рублей… – А что… – Дим! Все – потом! – Да-да. – Он скрылся в недрах квартиры и вышел оттуда с деньгами в руках. – Вот. Возьмите. Спасибо. – Спасибо ему говорить не за что. Пусть проваливает поскорее, а то я за себя не ручаюсь. Взяв деньги, мужчина ретировался, и когда за ним закрылась дверь, я бессильно сползла по стенке. – Дим… На меня напали, и я чудом осталась в живых. Дим… я не знаю, как я со всем справлюсь… Помоги мне… Он стоял и смотрел на меня сверху вниз, и только сейчас я заметила, какое у него серьезное выражение лица. – Что-то случилось? – Да. Я тебе звонил, но ты была «недоступна». – Телефон остался в машине, которую я бросила на шоссе. Так что ответить не могла – извини… И что ты хотел мне сказать? – Даша… – Да? – Я поднялась, чувствуя, как у меня обрывается все внутри. – Что с ней? Говори! – Ее похитили. Сегодня. Позвонили и сообщили телефон, по которому можно с ними связаться. При этом прибавили, чтобы ты не смела обращаться в полицию, иначе Дашку убьют. – Господи! Дима! – Я стояла и слушала стук своего сердца. – И что теперь делать? Что они сказали? Кто говорил? – Я незаметно перешла на крик. – Говорил мужчина. Он сказал, чтобы ты вернула кассету. Я снова опустилась на пол. – Ублюдки! – прохрипела я. – Это Захаров! Подонки. Да пусть подавятся кассетой, лишь бы вернули нашу Дашку. – Я тебя предупреждал насчет Захарова, – тихо сказал муж. – А ты меня не послушалась. – Да. Дим… я ошиблась. Старая прожженная журналистка не рассчитала свои силы. Знаешь, мне хочется купить пистолет и покончить с Захаровым. Может быть, ему позвонить и все выложить как есть, а? – Этим ты только усугубишь ситуацию, – торопливо сказал муж. – Он вообще может подать на тебя в суд за клевету. А тем временем Дашка… – Я все поняла, – мой голос упал почти до шепота. – Я сейчас им позвоню и отдам кассету. Сию минуту. Только дай, пожалуйста, воды попить. Все в горле пересохло. Дима принес воду и посадил меня на табурет в коридоре. – Когда он позвонил? – Кто? – Ну… похитители. Как это вообще случилось? – Где-то два с половиной часа назад позвонили. Дашка возвращалась от Инны Переверзевой, cвоей подружки. И по дороге домой ее… – муж замолчал. – Оперативно прореагировали! – присвистнула я. – Что? – Это я сама с собой разговариваю. По моим расчетам получалось, что, пока я блуждала в лесу, они похитили Дашку, после того, как убедились, что я удрала от них в неизвестном направлении. А поймать меня они не смогли. Поэтому и отстали. Потому что, кроме плана «А», у них еще имелся и план «Б». – Оль! Позвони им и отдай кассету! А то я за Дашку волнуюсь. – А я что, не волнуюсь? – Она все-таки моя дочь, а не твоя. Этого я уже выдержать не смогла. Боль, cтрах, усталость, отчаяние, тревога за Дашку сделали свое дело, и я с размаху залепила мужу пощечину. Он стоял и смотрел на меня злыми глазами. – Прости, – выдавил он. – В качестве временного перемирия сойдет. Дашка и моя дочь, – c нажимом произнесла я. – И прошу не забывать об этом. Я не лукавила. Я любила Дашку так же, как я любила бы и собственную дочь. Хорошие отношения между нами установились не сразу. Но я старалась, очень старалась. Я не сюсюкала с Дашкой и не пыталась сломать ее, не диктовала условия и не требовала, чтобы она называла меня мамой. Я просто хотела стать ей другом. Настоящим. Я читала ей на ночь сказки и собирала портфель в первый класс. Смотрела вместе с ней ее любимые мультики, а по выходным, когда Дима хотел, чтобы мы ехали в ресторан или на светскую тусовку, я выдвигала встречное предложение: мы втроем – я, он и Дашка – едем в парк и катаемся на каруселях или идем в лес на прогулку. А если погода была плохой, выбирались в развлекательный центр или кинотеатр и проводили время там. И когда Дашка через полгода назвала меня мамой – я с трудом удержалась от слез. Что бы Дмитрий ни говорил и ни думал, Дашка была моей дочерью, несмотря на все наши разногласия и ссоры последнего времени. Подростковые войны не миновали нашу семью, но когда речь идет о ее жизни – я порву за Дашку любого и сделаю ради нее все, что могу и не могу. – Я сейчас отдам кассету. Одну минуту. Я достану ее, а ты позвони этим придуркам и скажи, что мы отдаем кассету им. Только пусть вернут Дашку целой и невредимой. Слышишь?