– Потому что он исчерпал запас того, что я любил и чему он мог угрожать. Он говорит это так просто, так бесстрастно, и потому это звучит еще ужаснее. Каждое его слово врезается в мой мозг, словно пуля, и я вжимаюсь в диван. Затем, связав все воедино, я шепчу: – Значит, он думает, что, когда у него перестало получаться заставлять тебя использовать эту способность, она просто медленно отмерла? Хадсон кивает. – Иначе почему он, по-твоему, в конце концов, позволил мне покинуть Двор Вампиров и поступить в Кэтмир? Я стал для него бесполезен. У меня разрывается сердце из-за мальчика в том давнем воспоминании и из-за парня, который сейчас стоит передо мной. Но времени анализировать свои чувства нет. Мне надо убедить остальных, что дьявола, которого они боятся, не существует. Я не пытаюсь ответить Мекаю, вместо этого я обращаюсь ко всем: – А вы уверены, что знаете все? Я знаю, что у вас на уме, но вы когда-нибудь задумывались, почему он делал то, что делал? Не было ли у него для этого веской причины? – Для убийств? – Джексон смотрит на меня, прищурив глаза. – Ты начинаешь верить той лжи, которой он кормит тебя. Грейс, ты же знаешь, что ему нельзя доверять. – Нет, не знаю, – отвечаю я, качая головой. – Что, если мы выпустим его на волю и окажется, что все это время он планировал снова начать свой кровавый крестовый поход? – спрашивает Гвен. – Как нам тогда жить? – Ну да, ведь я все эти месяцы только и думал, как уничтожить мир. – Хадсон качает головой. – За кого они меня принимают? За Доктора Зло? Я не обращаю на него внимания, поскольку понимаю, что у меня есть только пара минут для того, чтобы их убедить, иначе они пойдут дальше, хочу я того или нет. Я перевожу взгляд с одного из них на другого и пытаюсь объяснить. – Сайрус пытался организовать армию из обращенных вампиров и других, чтобы начать еще одну войну. Хадсон всего лишь пытался предотвратить еще большую катастрофу. Нет, я не говорю, что согласна с его методами, но я верю ему, когда он говорит, что делал то, что должен был сделать. Он просто натравил одних союзников Сайруса на других. Флинт смотрит на меня так, будто я переехала его грузовиком. – Ты что, винишь моего брата в том, что Хадсон его убил? – Я еще никогда не видела, чтобы Флинт выходил из себя, и, когда он вытягивается во весь свой огромный рост, мне становится неуютно. Нет, он не угрожает мне, но он взбешен. – Он что, утверждает, будто моя семья была заодно с этим гребаным чудовищем, одержимым жаждой власти? – Твой брат точно был с ним заодно, – отвечает Хадсон, но я игнорирую его. – У него был мерзкий характер, и его очень бесило, что он зажат в угол обыкновенными людьми. – Я имела в виду не это, Флинт. – Я пытаюсь успокоить его. – Я просто хотела сказать, что, возможно, это еще не вся история и вам известно не все. Я верю ему. Разве это не считается? – Ты не понимаешь, о чем говоришь, – бросает Джексон. – Что-что? – Я устремляю на него тяжелый взгляд. – Что ты хочешь этим сказать? – Хадсон нашептывает тебе все, что ему вздумается, пытаясь обмануть… – Ты правда думаешь, что я так глупа? И не знаю, чего хочу? – Я думаю, что ты человек… – Но я не только человек. Во всяком случае, не больше, чем вы. Так почему мое мнение должно иметь меньший вес, чем ваше? – Потому что, когда он убивал, тебя тут не было, – говорит Джексон. Он раздражен, впрочем, так же раздражена и я сама. Но ему, похоже, все равно. Либо потому, что он не понимает, что обижает меня, либо потому, что ему нет дела до моих обид – меня не устраивает ни то, ни другое. – Ты не видела того, что видели мы. – Может, и так, но и вы не видели того, что видела я. Хадсон обитает в моей голове уже полторы недели, притом двадцать четыре на семь. Думаешь, я не знаю, каков он? Думаешь, я не могу распознать психопата? – Если даже ты считаешь, что он ни в чем не виноват, это неважно, – говорит Флинт. – Риск слишком велик, и мы не можем на него пойти. Не можем позволить ему вернуться, не лишив его силы. Кто знает, что он сделает с ней? – Значит, по-твоему, мы имеем право взять на себя роль судьи и присяжных? – спрашиваю я. – А я считаю, что он заслуживает того, чтобы мы дали ему шанс. – По правде говоря, не имеет значения, что ты думаешь, Грейс, – говорит Джексон. – Потому что ты в меньшинстве – нас семеро, а ты одна. Я поднимаю на него изумленный взгляд, затем оглядываюсь по сторонам, чтобы понять, думает ли кто-то еще так же автократически, как он. Но все они только пристально разглядывают меня в ответ. Это раздражает меня еще больше. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, чтобы рассуждать рационально. Это нелегко, поскольку все мои друзья смотрят на меня так, будто я веду себя глупо. Хуже того – будто я не сверхъестественное существо, а всего лишь обыкновенный человек. Хотя меня это не удивляет. Совсем не удивляет. Если бы я пережила то, что пережили они, я бы, вероятно, отнеслась к новенькой, желающей выпустить на волю психопата, который по-прежнему снится им в кошмарных снах, точно так же. Но это вовсе не значит, что мне не обидно оттого, что Мэйси и Джексон – Джексон – настроены против меня в таком важном вопросе. У меня разрывается сердце, и я, сдерживая слезы, выдавливаю из себя: – Джексон, неужели ты даже не попытаешься учесть то, что говорю тебе я? Неужели ты даже не попытаешься понять точку зрения своей пары? Джексон явно чувствует себя не в своей тарелке – как и я, – и, взяв мои руки в свои, он притягивает их к своей груди. – Я люблю тебя, Грейс, и ты это знаешь. – Его слова звучат резко, они словно исторгнуты из самых глубин его существа. – Но тут я с тобой не соглашусь. Что угодно, но только не это. – Он смотрит на меня, и в его глазах я тоже вижу что-то похожее на слезы, когда он продолжает: – Я не могу позволить себе поставить на первое место себя или свою пару. Я обязан оберегать всех. Их жизни находятся в моих руках. Так как же ты можешь просить меня выбрать? – Потому что я права. – Я поворачиваюсь к остальным своим друзьям. – Я знаю, вы мне не верите, но я уверена: Хадсон больше никому не причинит зла. – А что, если ты ошибаешься, если ты неправа? – спрашивает Зевьер. – Что тогда? – В этом я не ошибаюсь, – говорю я и, повернувшись к Джексону, вытаскиваю последний козырь: – А что, если я скажу, что не полечу вместе с вами на спине Флинта на этот мифический арктический остров? – тихо спрашиваю я. – Что тогда? – Тогда мы отправимся без тебя. – Джексон сглатывает, но продолжает смотреть мне в глаза. – Это важнее, чем отдельный человек, важнее, чем даже ты, Грейс. Меня пронзает боль, грозит разрушить, и я понятия не имею, что сказать. Потому что невозможно решить эту дилемму, в этом вопросе мы не придем к консенсусу, несмотря на то, что ставка в нынешней игре – смерть. А может быть, именно поэтому. Я уже не знаю. Кажется, я ничего уже не знаю. Кроме одного – мне не удастся переубедить Джексона. По щекам текут непрошеные слезы. Бедный принц поневоле. Бедный мальчуган. Я оглядываюсь по сторонам, вижу, что на лицах всех моих друзей написано одно и то же, и понимаю: да, я в меньшинстве. Я не могу их переубедить. А если я сейчас уйду, если откажусь отправиться с ними – поскольку знаю, что они неправы, – то тем самым уменьшу их шансы на успех… и, более того, их шансы выжить в схватке с Неубиваемым Зверем. Осознание выбора ранит меня, как мало что ранило в жизни, и мне хочется одного – кричать. В этот момент я слышу голос Хадсона в глубине моего сознания: – Это ничего, Грейс. Что бы ты ни решила, это ничего. – Ты это не всерьез, – отвечаю я. – Если это поможет тебе перестать плакать, то всерьез. Тут ты ничего не можешь поделать, так что тебе просто придется это стерпеть. Что бы ни случилось, я обещаю, что не стану тебя винить. – Это несправедливо, – говорю я. – Несправедливо, что они хотят сделать с тобой такое. Когда он смеется в ответ, это смех, взятый из трагедии. – Жизнь вообще несправедлива, Грейс. Я думал, ты должна это понимать. – Прости. – По моим щекам катятся слезы. – Не извиняйся. Это не твоя вина. Он прав, но мне от этого не легче. Наоборот, тяжелее. Я накрываю ладонью щеку Джексона, чтобы он знал, что я понимаю, что я чувствую, какую тяжесть он несет на своих плечах, и не стану добавлять к ней новый груз. Не сейчас. Не из-за этого. – Хорошо, – шепчу я, хотя в глубине души и знаю, что это неправильно. – Я отправлюсь с вами. Но и ты должен мне кое-что пообещать. – Что угодно, – отвечает он, и его руки сжимают мои. – Если нам удастся добыть сердечный камень – и уцелеть, – ты должен пообещать мне, что, прежде чем использовать его, мы вернемся к этому разговору. Ты должен пообещать мне, что дашь мне еще один шанс переубедить тебя. – У тебя будет столько шансов, сколько ты захочешь, – отвечает Джексон, поднеся мои руки к губам. – Я не передумаю, но выслушаю тебя. Я всегда буду готов выслушать тебя, Грейс. Этого недостаточно. Но это все, что я могу ему дать. И я приму то, что есть, и буду надеяться на чудо. Глава 94. В некоторые дни стакан и вправду бывает наполовину пуст