А затем, когда мне кажется, что выше уже некуда, он вдруг перестает махать крыльями. На миг мы застываем в небе, и у меня перехватывает дыхание. Я примерно представляю, что он сделает сейчас, и чувствую, как из груди рвется крик. Но прежде чем я успеваю открыть рот и позволить ему вырваться наружу, Флинт поворачивает свое огромное тело… и мы вдруг камнем летим к земле со сложенными крыльями, летим все быстрей и быстрей. Я кричу, словно мчась вниз по самым жутким американским горкам на земле. Даже Хадсон вскрикивает, и его руки обхватывают мою талию и прижимают меня к его груди, будто он хочет защитить меня. И то дикое, необузданное существо внутри меня снова вырывается на волю, и я смеюсь так, что едва не задыхаюсь. По крайней мере, до тех пор, пока мы не приближаемся к земле, потому что Флинт, похоже, не собирается снижать скорость, несмотря на то, что деревья уже до жути близко. У меня обрывается сердце, и, быстро оглянувшись, я вижу, что Хадсону тоже немного не по себе. Но сегодня Флинт еще не делал ошибок, так что я просто делаю глубокий вдох и жду, что будет дальше. У самой земли в последнюю секунду он опять взмывает ввысь, к крыше замка, и я смеюсь, смеюсь и смеюсь. Флинт снова оглядывается на меня, и в его глазах я тоже вижу смех, мы еще два раза облетаем школу, и он выполняет на редкость мягкую посадку. Я слезаю с него тем же путем, каким оказалась у него на спине, только в обратном порядке, и через несколько секунд уже стою на земле, чувствуя, что у меня подгибаются ноги. В воздухе опять появляются радужные переливы, затем образуется воронка, и вот уже Флинт стоит рядом со мной в том, что осталось от его школьной формы – изодранных брюках и половинке рубашки, от которой оторвались все пуговицы. Взглянув на него, я не могу удержаться от смеха, отчасти из-за его одежды, а отчасти из-за дурацкой ухмылки на его лице. И вскоре он уже смеется вместе со мной. – Ну так как, тебе понравилось? – спрашивает он. – Это не совсем тот урок полетов, которого я ожидала, – с улыбкой отвечаю я. – Но это было так клево. – И так оно и есть. Впервые с тех пор, как я вернула себе человеческий облик, я чувствую себя на сто процентов собой. Это приятное чувство, и оно заставляет меня держаться за руку Флинта, потому что я не хочу его отпускать. Не хочу, чтобы он унес это чувство с собой. – А ты хорошо развлекся? – Да, еще как. У тебя все получилось отлично. – Понятно. Кстати, глядя на меня, ты картинно закатывал глаза. Он опять закатывает их. – А ты не могла допереть, как забраться мне на спину. – Ну, к драконам не прилагается инструкция по применению. Это было нелегко. – Это точно. Я показываю ему язык, но он только смеется. – Хочешь как-нибудь полетать еще? – Само собой. – Я вспоминаю свое расписание. Затем предлагаю: – А как насчет завтрашнего утра? Мы могли бы собраться всей командой и потренироваться для участия в Лударес. И на этот раз ты мог бы показать мне, как летать с помощью моих собственных крыльев. – Мне нравится ход твоих мыслей, Новенькая. Давай встретимся на стадионе в девять. – Лучше в десять. Мэйси – сова. Он качает головой. – Вампиры и ведьмы – всегда совы. – Он переводит взгляд на школу. – Проводить тебя в твою комнату? – Нет, спасибо. – Повинуясь порыву, я обнимаю его. – Ты просто прелесть. – Да ладно тебе, Новенькая. – На сей раз его улыбка немного окрашена грустью – Но мне не терпится увидеть, как ты будешь летать. Посмотрим, сможешь ли ты перещеголять меня. – Уверена, что тебя бы не смог перещеголять даже истребитель, но спасибо за комплимент. – Я машу ему рукой, затем поворачиваюсь и иду к лестнице, ведущей к парадному входу. Интересно, почему Флинт кажется таким грустным, когда думает, что я на него не смотрю? Глава 56. Просто заткнись и танцуй Добравшись до моей спальни около восьми часов, я уже чувствую себя как выжатый лимон. Мэйси пытается уговорить меня потусоваться с ее подругами-ведьмами – они собираются вместе, чтобы посмотреть «Нетфликс» и заняться косметическими процедурами – но, по правде говоря, я слишком нервничаю из-за того, что мне предстоит завтра, чтобы думать о чем-то еще. Завтра я встречаюсь со всей нашей командой по Лударес – по мнению Мэйси и Флинта, мы вполне можем победить. А нам необходимо победить, чтобы заполучить кровяной камень, который нужен для того, чтобы выдворить Хадсона из моей головы и превратить его в обыкновенного человека. Без него мы окажемся в полной заднице. Но как я могу принять участие в этих играх, о которых я по-прежнему почти ничего не знаю? То есть мне известно, что они будут проходить в спортивном комплексе Кэтмира – в месте, где я еще ни разу не бывала. Я также знаю, что это странный гибрид игры «в собачку» и игры «в горячую картошку» и что каждый член команды должен контролировать мяч на протяжении хотя бы части игрового времени. Иными словами, мне надо будет не дать другой команде завладеть этим мячом, используя мои несуществующие навыки и таланты. То есть я могу превратиться в камень, владея мячом, но это никак не поможет нашей команде переместить его за финишную черту. Я вроде бы могу летать, но для этого мне нужно перейти в мою ипостась горгульи, чего я не умею. Что же до моей способности направлять магию в какое-то там нужное русло… то я не знаю. Что из того, что я сделала сегодня в читальном уголке, можно отнести на мой счет, а что на счет Хадсона? Этот вопрос мучает меня с тех самых пор, как я поняла, что тогда я направляла его магическую силу, а не магическую силу Мэйси. Злясь из-за ощущения своего бессилия, испытывая тревогу и страх, я хочу сейчас только одного: уйти с головой в хорошую книгу и притвориться перед самой собой, будто внешнего мира не существует – несмотря на то, что часть этого самого мира сейчас делит со мной мой собственный мозг. Но уже через десять минут чтения я понимаю, что из этого ничего не выйдет. Я все еще слишком взбудоражена и потому, что очень нервничаю, и потому, что еще не прошло возбуждение от самого потрясающего урока полетов в истории уроков полетов – и не могу просто сидеть на кровати и читать. Может, мне все-таки стоило сходить на девичник Мэйси? Ведь тогда мне было бы чем занять себя, помимо страхов, бесконечно крутящихся у меня голове. Но если бы я пошла с Мэйси, мне пришлось бы вести светскую беседу с людьми, которых я не знаю, а это тот еще стресс. Тем более что я всегда, даже в лучшие времена, была не сильна в светских беседах. В конце концов, я решаю по-быстрому принять душ, надеясь, что это успокоит меня, но из этого тоже ничего не выходит – я никак не могу угомониться даже после того, как высушиваю волосы и прибираю свою половину комнаты. Может, позвонить Джексону? Нет, не стоит, ведь когда мы с ним расстались сегодня, он выглядел очень усталым. И сказал, что рано ляжет спать. Если он и впрямь уже спит, я не хочу его беспокоить. Самой мне тоже лучше всего было бы сейчас заснуть – в последние месяцы на меня слишком много всего навалилось. Но в моем нынешнем состоянии сон кажется таким же невозможным, как прогулка по луне. От нечего делать я собираю грязную одежду – как Мэйси, так и свою – и спускаюсь в прачечную, расположенную на третьем этаже. Прежде я ею не пользовалась, но знаю, где она находится, потому что она примыкает к одной из тех комнат отдыха учеников, которые Мэйси показала мне в первые пару дней после моего приезда в Кэтмир. При обычных обстоятельствах я бы занялась стиркой только своего белья – я не знаю, как такие вещи делают ведьмы, и совсем не хочу нарушать статус-кво, – но поскольку на этой неделе Мэйси уже трижды жаловалась на нехватку лосин, я решаю выручить мою кузину. Это самое малое, что я могу для нее сделать после всего того, что она сделала для меня. Час спустя, когда я перекладываю постиранную одежду из стиральной машины в сушилку, появляется Хадсон и оглушительно вопит: – Бу-у! Я ожидала его, но он все равно так пугает меня, что я роняю мокрую одежду на пол и едва не кричу. У меня даже перехватывает дыхание. – Какой же ты придурок, – рявкаю я, когда вновь обретаю дар речи, и поднимаю с пола постиранную одежду, которая из-за него выпала у меня из рук. – Ты сказала это только потому, что ты по мне скучала, – говорит он мне, присев на одну из стиральных машин. – Скучала или хотела удостовериться, что ты не строишь где-то козни, планируя установить мировое господство? Это тонкая грань. – Но важная. – Он улыбается, и эта улыбка освещает все его лицо. При виде ее меня сразу же начинают мучить подозрения. – Чему это ты так улыбаешься? – Разве парень не может просто радоваться жизни? – вопрошает он, выгнув бровь. Я забрасываю в сушилку последний ворох одежды и захлопываю дверцу. – Только не в том случае, если в прошлый раз он радовался жизни, когда замышлял рейдерский захват половины сверхъестественного мира. – Обижаешь. Речь шла по меньшей мере о трех четвертях. – Что ж, напомни мне, чем это кончилось для тебя, – говорю я, опорожнив фильтр, и нажимаю кнопку пуска. – Неплохо, если учесть, что сейчас я сижу с весьма сексуальными трусиками горгульи на моем мокасине. – Он поднимает левую ногу, и действительно, с носка его вишневых замшевых мокасин «Армани» свисают мои черные кружевные трусики. – Как это вообще могло случиться? – спрашиваю я, нагнувшись, чтобы сдернуть их с его ноги. Они снимаются, но, когда я смотрю на мою руку, там, конечно же, ничего нет. Само собой, там ничего нет. То, что я вижу, как он сидит на этой стиральной машине, вовсе не значит, что он действительно находится там. И что мои трусики действительно висели на его мокасине. Вот только я видела их. – Абракадабра, – отвечает он, взмахнув рукой, как цирковой фокусник. Стало быть… – О боже. Ты что, покурил что-то? – вопрошаю я. – Я нахожусь в твоей голове, Грейс. Если бы я покурил, разве это не значило бы, что и ты под кайфом? – Может, так оно и есть, – бормочу я, потому что не могу представить себе другой сценарий, в котором Хадсон вел бы себя так чудно. Но важно также и то, что в его поведении есть какая-то прелесть. – А может, сейчас ты просто-напросто приходишь в себя, – отвечает он, и в ярком свете прачечной его глаза приобретают оттенок индиго. – О чем ты? – спрашиваю я. – Может, тебе нужен транквилизатор? – Я просто полагаю, что все это необязательно должно закончиться так плохо, как, похоже, считаешь ты. Я смотрю на него в недоумении. – Я… вообще не понимаю, о чем ты. – Да ну? – Он пристально глядит на меня.