— Говорю тебе: чихать мне на твою псину! — буркнула она. — Ее зовут Марианна… Красивое имя, не находишь? И он вступил в игру, убийственную, беспощадную. Марианна приняла оскорбление близко к сердцу. Полная ярости, взвилась, словно подброшенная пружиной. Даниэль прочитал угрозу в ее взгляде. Марианна бросилась на него, но эффект неожиданности пропал, да и сил недоставало. Он схватил ее, даже не дав к себе прикоснуться. Повалил на стол, завел руки за спину, защелкнул наручники на запястьях. Она сопротивлялась для проформы: слишком поздно. Только боль усилилась. Даниэль развернул ее к себе, увидел глаза, полные бешенства, лицо, искаженное яростью. — Что с тобой, Марианна? Затаила злобу? Хочешь свести счеты? — Отпусти, сволочь! — Думаю, ночка в карцере тебя образумит! — Мерзавец! Кусок дерьма! — Эй! Повежливей, красавица! Он силой выволок ее из кабинета, крепко держа за руку. Толкал вперед, вниз по лестнице, ведущей в дисциплинарный отсек. Этот путь она могла пройти с закрытыми глазами. Такая сцена с ее участием разыгрывалась сотню раз. Только в этот раз она сама навлекла на себя суровое наказание. Когда они спустились, Даниэль так сильно пихнул ее, что она приземлилась на колени. Он открыл камеру для буйных, подхватил узницу и затащил ее внутрь. Безмерная тревога ударами молота отдавалась в животе. Что он с ней сделает, как отомстит? Защищаться не было сил, даже желания не было. Она сама его довела. Разбудила в нем ярость. Только затем, чтобы он причинил ей боль. Чтобы найти повод его возненавидеть. Раз и навсегда. Единственное оружие, которым она еще могла потрясать, — дерзкая улыбка, подобная последнему жалкому лоскуту, прикрывающему наготу. Ну же! Давай, начальник! Бей! Но он не угрожал, не набрасывался. Пристально глядел на нее, прислонившись к решетке, скрестив руки на груди. — Я не совсем понимаю. Почему ты любой ценой пытаешься меня разозлить? У нее не было объяснения. Она просто хотела, чтобы Даниэль ударил ее. Со всего размаха. Так, чтобы она не встала. Чтобы страстно ее поцеловал. То или это — все равно. Но он не двигался с места. — Ты не можешь вынести того, что между нами произошло, да? Видишь ли, я думал, ты достаточно взрослая, чтобы понять… Очевидно, я ошибался. Нестерпимо. Даже эта фальшивая улыбочка не стерлась с губ. — Заткнись! — заорала она. — Это тебя мучает, Марианна? Что ты приятно провела со мной время? — Ты сам веришь в то, что говоришь? Бред какой-то! — Конечно! — подтвердил он с той же обидной улыбкой. — И что теперь? Ты меня испытываешь? Хочешь знать, как далеко ты можешь зайти? Что я готов вытерпеть ради тебя? Явилась надежда. Вот сейчас он скажет то, что она мечтала услышать. Он в смятении, он страдает. Из-за нее. Он догадался о том, что ее точит, он может это прекратить. Протянуть ей руку или оставить тонуть. Я, наверное, рехнулась, честное слово! Почему было не придержать язык? — Так вот, ты зашла слишком далеко, — продолжал Даниэль. — Если мы переспали, это не значит, что ты можешь вертеть мной или что я готов терпеть твои выходки. Ты для меня ничто. Всего лишь заключенная, одна среди сотен других. Она опустила веки, скрывая боль. А он продолжал убивать ее своим холодом: — Я не влюблен в тебя, если ты это хотела выяснить, затеяв дурацкую игру! Я могу без тебя обойтись, даже глазом не моргнув. Так оно, собственно, и будет. Каждая его фраза — бандерилья. Не хватало только последнего удара шпагой. — Конец нашим маленьким сделкам! Все, Марианна. Ты понимаешь? Ты больше ничего от меня не получишь. Признаюсь, я совершил ошибку. В чем раскаиваюсь, видя твою реакцию. По этой самой причине такое не повторится. Вот увидишь, ты привыкнешь обходиться без сигарет, даже без наркотика. Через несколько месяцев ты о них и думать забудешь. По крайней мере, я на это надеюсь, ради тебя… На смену боли пришел страх, настоящий взрыв страха. Марианна бросилась в бой, хорошенько не зная, чего она хочет. Может быть, совсем не того, что предполагала, а вовсе противоположного. Она сама себя обрекла на худшее мучение. И все ради того, чтобы не выказывать, не признаваться! Все потому, что у нее была мечта. Но может быть, Даниэль берет ее на испуг: не в первый раз он этим угрожает. Марианна немного успокоилась. — Ты не можешь так со мной поступить! — Могу даже и похуже, — возразил он все с тем же ужасающим спокойствием. — Но я не такой уж и мерзавец. Что бы ты там ни думала… Отступить, быстро. Хотя бы скарб спасти. Весь сценарий наперекосяк. — Я и не говорила, что ты мерзавец, — прошептала она. — Ну, приехали! — Я сильно разозлилась, была вне себя! — И что? Думаешь, ты имеешь право срывать на мне свою злость? Бросать мне в лицо худшие оскорбления и оставаться безнаказанной? Вот уж нет! Ты затеяла игру и проиграла. — Ты не можешь так поступить со мной! — кричала она. — Могу, Марианна. Можешь поставить крест на наших былых отношениях. Даю тебе слово. Ты ничего больше от меня не получишь. И когда на тебя снова накатит, зови кого-нибудь другого. Потому что я больше не приду. Даниэль направился к двери, а Марианну охватила паника. На сей раз он не блефовал. — Посидишь здесь до утра… Так будет лучше. — Не имеешь права меня оставлять тут на ночь! Тут даже койки нет! — Поспишь на полу. Не хочу, чтобы ты выместила зло на сокамернице… — Погоди! — взмолилась Марианна. — Погоди! Не уходи! Свет погас, дверь с грохотом закрылась. Стоя у стены, со скованными запястьями, Марианна вглядывалась в темноту. Погребенная под лавой злосчастья. Брошенная. Но что же я натворила? Что на меня нашло? Я что, спятила? Достаточно было промолчать. Сказать ему «спасибо». Марианна осторожно уселась у стены. Теперь можешь хныкать. Никто тебя не увидит, никто не услышит. Можешь рыдать над своей судьбой. Над своими выкрутасами и всем прочим. Всегда и во всем сама виновата. Всегда. Всегда все делаю наперекор. Все разрушаю. Зачем я мучила старика? Зачем стреляла в патрульных? Зачем изуродовала охранницу? Зачем? Что я такое? Она молча заплакала, уткнувшись лбом в колени. Минуты тянулись долго, возвещая ночь, полную ужаса. Мне не выстоять без его помощи. Я умру. В страшных мучениях. Я хотела одного: пусть бы он сказал, что это и для него имело значение. Я бы могла это хранить в самой глубине. Я выставила себя на посмешище. Как никогда. Выказала слабость как никогда. Потеряла то немногое, что имела. Заслышав шаги в коридоре, Марианна подняла голову. Дверь заскрипела, в камеру ворвался свет. Это он. Он вернулся. А ей даже не вытереть слез. Хотя так хочется их скрыть. — Забыл расковать тебя, — буднично произнес он. — Встань, сниму наручники. Марианна не двинулась с места, глядя на него с трогательным сокрушением. Нужно было использовать эту последнюю возможность. Но Даниэль казался таким же равнодушным, как тюремные стены. — Я извиняюсь, — пролепетала она с почти непомерным усилием. — Вставай! Иначе останешься скованной на всю ночь. — Я попросила прощения… — Я понял. Но мне все равно. Слишком поздно. Я пришел не затем, чтобы тебя слушать. Марианна встала и повернулась к нему спиной. Когда наручники были сняты, она развернулась и посмотрела ему в лицо с молчаливой мольбой. Но он, казалось, даже ее не видел. И уже уходил. — Погоди! Ключ в замочной скважине. Гаснет свет. — Пожалуйста, Даниэль! Марианна впервые произнесла его имя в полный голос. Он уже держался за дверную ручку. — Чего ты еще хочешь? Она с облегчением вздохнула. Может быть, у нее еще остался шанс. — Просто поговорить… Пожалуйста! За несколько секунд два раза произнести «пожалуйста»: личный рекорд! Даниэль оценил это и обернулся. Она и в полутьме различала его торжествующую улыбку. Марианна глубоко вздохнула: — Прости, что так говорила с тобой. — Нетрудно, да? Нападаешь, а когда видишь, что дело плохо, просишь прощения. — Думаешь, просить прощения легко? По-моему, нет ничего труднее… — Ты боишься, что я тебя оставлю изнывать в нищете! Боишься ломки, а, Марианна?