– Не могу, капитан. У нас бывают выборочные проверки по возвращении на базу. – Вы-бо-роч-ные? – переспрашивает он. – То есть не всегда и не для каждого отделения. Но можно поиметь серьезные проблемы. – Понимаю, – кивает он. – Не стану уговаривать, господин Трент. Я позвонил сразу, когда записал информацию. Этого много, но я записал все, что нашел в архиве, и разговоры с товарищами. Сорок пропавших в пустыне Саладх за последние три года. Сведения про огни и все, что было странного. Написано все по-ремаркски – я говорю не так хорошо, а пишу хуже, чем говорю. Я беру у капитана пачку листов, исписанных ровным круглым почерком. Неми снова предстоит серьезная работа, но, по крайней мере, ей не придется рисковать, отправляясь в другой город. Я прячу записки в карман на бедре и крепко пожимаю руку Ахари. – Спасибо, капитан. Мы переведем. Для меня крайне важно хоть что-то узнать, поскольку наши войска патрулируют пустыню и люди порой видят всякое. Бывают даже смертельные случаи. – Не знали, что так много этого было. Трудно знать сразу, нужно специально поискать. Один случай может быть обычным – здесь война, господин Трент. Каждый может пропасть. Но этого много, необычно много. – Да, я понимаю. Потому и просил помочь. – На своем языке армаи называли ту гору, где стоит старая база, Отортен. – Знаю, капитан. База Дисторсия построена на территории бывшей исследовательской станции у подножия Отортена. Это все, что мне удалось выяснить в Сети. Наша переводчица помогла мне найти информацию. – Но, может, она не говорила, господин Трент, что Отортен значит «не ходи туда». Армаи в пустыне Саладх боятся этого места. Давно боятся. Рассказывают детям сказки, будто это ворота прямо в Гадес. Никто туда не хочет ходить. Меня пробирает дрожь. – А вы помните эвакуацию войск с базы? Я слышал, что солдаты Союза покидали Дисторсию в спешке. Вам что-нибудь удалось об этом выяснить? – Я помню, но много не знаю – военная тайна. Все записал на листах. – Ясно, капитан. Еще раз большое вам спасибо. Когда мы возвращаемся на базу Эрде, голова моя забита мыслями. Парни расспрашивают меня, о чем я говорил с Ахари, но я не выкладываю им всего сразу. Им придется немного подождать, пока Неми прочитает записки, а я составлю из этих гребаных пазлов связную картину. Пока что я говорю им, что спрашивал про ситуацию в Хармане и что партизаны готовят удар. Впрочем, это правда – капитан в том не сомневается. С начала мая они арестовали десятка полтора боевиков, из которых удалось вытянуть кое-какую информацию. Приближается время настоящего сражения. Некоторые из нас наверняка погибнут или будут ранены, но остальные облегченно вздохнут, ибо мы наконец оказываемся лицом к лицу с врагом. Ждать, когда тебе кто-нибудь всадит нож в спину, просто невыносимо. В столовую входит моя малышка Неми. Я жду ее здесь вечером, хотя толстый сержант Петри уже дважды напоминал мне, что закрывает заведение. Теперь он еще больше сердится, видя ее. – Девушка, ресторан закрыт! – Я не в ресторан, я к этому господину, – улыбается Неми, показывая на мой столик. – Даже прибраться спокойно нельзя, – ворчит Петри, суетясь за стойкой. – Через десять минут чтобы проваливали отсюда, оба. – Так точно, господин сержант. – Я машу рукой. Не в силах совладать с собой, Неми улучает момент, когда сержант не видит, и крепко целует меня в губы. Я даже на мгновение забываю, зачем мы сюда пришли, – поцелуй этой девушки слаще всего на свете. Я мог бы питаться исключительно его вкусом. – Ладно, Маркус, а то поговорить не успеем, – спускает она нас наконец с неба на землю со свойственной женщинам рассудительностью. – Да, извини. Я весь внимание. – Я просмотрела записки, которые ты мне дал после ужина. Они довольно хаотичны, но из них складывается неожиданная картина – в том месте происходит нечто странное. Ахари пишет, что легенды об Отортене ходят уже несколько сотен лет, а местные жители никогда там не селились. Лишь армаи, пришедшие с юга, построили несколько селений, тогда еще на берегу Реды. Возможно, потому, что не знали народных преданий. – То есть раньше за горами жили коренные ремарцы? – Да, но довольно немногочисленные, в основном в окрестностях Тригеля. И это была не пустыня, а обширная, достаточно плодородная равнина. Поэтому меня еще больше удивляет, что там было мало селений. Капитан упоминает об этом в начале, опираясь на рассказы своей матери. Далее он пишет, что около двухсот лет назад были открыты залежи серебра и меди и началась их добыча. Позже в течение недолгого времени добывали также урановую руду. В документах с рудников упоминается об исчезновении многих рабочих и неожиданных обвалах. Смотри, здесь он перечислил несколько источников и данные этих рабочих. Всего четырнадцать человек, с именами и фамилиями, – она показывает фрагмент текста. – Местность была геологически неустойчива, а залежи невелики, так что пятьдесят лет назад была закрыта последняя шахта. С тех пор весь регион пришел в упадок, за исключением Кумиша, который стал торговым городом. – Но ведь Кумиш находится ближе всего, в каких-то трех километрах от холма. – Да, и это не вполне понятно, – кивает Неми, просматривая записи. – Но это еще не всё. Ахари выяснил, что за последние двадцать лет не сообщалось ни об одном исчезновении жителей селения. Здесь перечень пропавших из других мест, иногда находящихся в полутора десятках километров и дальше, всего восемь человек. А здесь список из двадцати фамилий людей, которые проезжали поблизости или путешествовали по пустыне Саладх, и о них больше никто не слышал. Некоторые наверняка пытались разгадать тайну холма. В прошлом столетии в Ремарке это была модная тема. – А что насчет сотрудников исследовательской станции? – О том, что кто-то из них пропал без вести, не упоминается. Хотя я нашла любопытный фрагмент. – Неми смотрит мне в глаза. – Капитан пишет, что в связи с угрозой взрыва газов, накопившихся в бывших рудничных шахтах, научная база была эвакуирована. В записях пожарной охраны упоминается о вырывающихся из земли языках пламени, что стало окончательной причиной завершения исследований. – Официальной причиной. – И еще вишенка на торте: у нескольких эвакуированных ученых «наблюдались симптомы нервного срыва». Как я понимаю, они начали вести себя как тот человек, которого мы встретили у въезда в селение, или как рядовой Гинек. – Знаешь, я никак не могу понять, как так вышло, что я никогда раньше не слышал об этом месте. В этот момент сержант Петри выпроваживает нас из столовой и запирает дверь. Я провожаю Неми до дверей здания для гражданских, попросив, чтобы она пока ничего никому не рассказывала. Сперва мне хотелось бы поговорить с командованием, и только потом сообщить солдатам. Девушка кратко излагает мне по дороге остальную часть записей, посвященную явлениям, наблюдавшимся в окрестностях Отортена. Капитан Ахари собрал рассказы свидетелей о таинственных огнях в пустыне, о странных авариях проезжавших там машин, о проблемах со связью и тому подобном. К примеру, полицейский патруль два часа блуждал по кругу, не в силах найти дорогу, с которой съехал. Двое полицейских успели изрядно перепугаться, когда наконец наткнулись на кого-то из местных. Пастух показал им направление, но даже при этом они с трудом сумели выбраться на автостраду до Физзы. Во время полета над пустыней Саладх также потерпел аварию вертолет ремаркского телевидения, разбившийся неподалеку от холма. Никто не погиб, но двое получили тяжелые ранения. Пилот утверждал во время следствия, что сперва они потеряли радиосвязь с Харманом, а потом перестали слушаться бортовые приборы. Наш информатор показал себя с самой лучшей стороны, собрав множество фактов и снабдив их комментариями. Будь у меня возможность, я рассыпался бы перед капитаном в благодарностях, хотя знаю, что это он чувствует себя перед нами в долгу. Я собираюсь лично поблагодарить его при ближайшем случае и расспросить о кое-каких подробностях, а пока что прощаюсь с Неми и бегом возвращаюсь к себе – уже чертовски поздно. По дороге в комнату заглядываю к Ларсу Норману и прошу у него новый диск с фильмами. В последнее время я не могу заснуть, и, пока Петер храпит на своей койке, я надеваю наушники и смотрю на ноутбуке все, что попадет мне в руки. Слабое снотворное, которое я получил от доктора Заубер, уже перестало действовать. Нужно раздобыть что-нибудь покрепче. Воскресенье, 22 мая, 10.40 Голя стучит в дверь лейтенанта Остина. Я вижу, что он всерьез сомневается, верно ли мы поступаем, мороча тому голову в воскресенье. Наконец он поддался моим просьбам, а лейтенант согласился нас принять – к тому же у себя, в свободное от службы время. Я впервые нахожусь в офицерском здании, но, должен сказать, завидовать особо нечему. Комнатка немногим больше той, в которой обитает наш сержант. Отличается она лишь тем, что на нескольких квадратных метрах уместился приставленный к стене столик, возле которого стоят три дубовых стула, как раз для нас троих. Остин предлагает нам чай, а мы вежливо отказываемся. Лейтенант наливает себе кипятка из электрического чайника, размешивает чай и выбрасывает использованный пакетик, затем подходит к книжной полке и изучает ее содержимое. Я понятия не имею, как следует себя вести. На всякий случай мы молчим и вопросительно переглядываемся. Остин из тех офицеров, которых нелегко раскусить, – вместо того, чтобы кричать и извергать ругательства, он продолжает анализировать ситуацию. – Прошу прощения, господа, я тут как раз кое-что вспомнил, – внезапно говорит Остин. – Но с этим можно подождать. Как я понимаю, вы пришли, чтобы предупредить меня и рассказать об опасности, подстерегающей в пустыне? – Ну да, господин лейтенант. – Голя ерзает на стуле. – Капрал Трент выяснил кое-что важное и хотел бы вам об этом сообщить. – В каком-то смысле вы пришли зря, – заявляет Остин и замолкает. Я чувствую, как улетучивается надежда хоть чего-то добиться. – Вы пришли зря, – продолжает он, – поскольку я прекрасно понимаю, что случившееся в Кумише ненормально, и это не единичный случай. Я видел последствия этого явления и несколько раз говорил с капитаном Заубер. Хорошо, что ты в добром здравии после случившегося, Маркус. У тебя дьявольская воля к жизни. – Спасибо, господин лейтенант, – удивленно отвечаю я. – Могу вас заверить, господа, что того, что мне известно о пустыне Саладх, достаточно, чтобы отдавать себе отчет в опасности. Но если я узнаю больше, то попытаюсь убедить других офицеров. И потому охотно вас выслушаю. Поторапливаемый взглядом сержанта, я коротко рассказываю о случившемся и о том, что оно подтолкнуло меня к тому, чтобы всерьез заняться вопросом. Собственно, я интересовался им и раньше, после случая с рядовым Гинеком с базы Адмирум, но после операции в Кумише я просто был вынужден начать расследование. Я немного путаюсь в затянувшемся вступлении, но продолжаю продираться дальше, словно ползя в густой грязи на полигоне в Кодене. Я кратко излагаю суть интервью с профессором Мейером, опубликованного в «Rocket Science». От кого я получил перевод, умалчиваю, а лейтенант, к счастью, не спрашивает. Может, он о чем-то догадывается, а может, у него даже не возникает мысли о Неми. Потом я рассказываю о встрече с капитаном Ахари и о содержании записей, которые он передал мне вчера. Ради общего блага даже сообщаю, что мы были в комиссариате. Я также обращаю внимание лейтенанта на записи в полицейской статистике, которые являются намного более достоверным источником информации, чем дворовые сплетни. В завершение добавляю, что войска Союза ушли с базы Дисторсия в спешке, бросив даже часть снаряжения. – У вас есть мысли, что могло бы быть причиной этих явлений? – спрашивает Остин. – Сперва мы подозревали, господин лейтенант, что войска Союза испытывали какое-то новое оружие, – отвечает Голя. – Но тот факт, что люди пропадали в этом месте уже давно, противоречит данной теории. – Именно так, господин лейтенант, – подтверждаю я. – Если на базе Дисторсия что-то и происходило, то скорее там продолжались исследования естественной аномалии, которые до этого проводили ремарцы. Я в этом совсем не разбираюсь, но, может, причина в полезных ископаемых, которые там добывали? Точно сказать сложно – нам не хватает профессиональных знаний. Да и времени нет, чтобы этим заняться. – Знаю, Маркус, ты и так много всего выяснил. Кому еще, кроме вас, об этом известно? – Про статью из научного журнала слышали несколько человек, но о записках капитана Ахари я говорил только с сержантом. – Я не слишком отклоняюсь от правды. – Пусть так пока и остается, – кивает Остин. – Этим вопросом заинтересовалась разведка, а спецподразделения появились в Кумише сразу же. Так что, во-первых, вам следует заботиться о собственной безопасности, а во-вторых, нельзя допустить, чтобы возникла паника. – Так точно! – почти хором отвечаем мы. – Могу вас заверить, что я об этом не забуду и поговорю с командиром роты. Я приложу все усилия, чтобы при планировании операций была учтена потенциальная опасность. Все мы знаем, что случившееся в Кумише – вовсе не обычное поражение электротоком. – Спасибо, господин лейтенант, – говорит Голя. – А вам спасибо за доверие, господа. Вы исполнили свой долг. Марсель Остин пожимает нам руки и дает понять, что разговор окончен. Когда я возвращаюсь в казарму, кажется, будто я сбросил с плеч несколько килограммов. Сержант тоже выглядит расслабленным. Похоже, лейтенант на нашей стороне и осознаёт всю серьезность ситуации. Естественно, с тем же успехом он мог бы тотчас же позвонить Вилмотсу и наслать на нас разведку, но мне не хочется терять остатков веры. Голя бросает на прощание, что на решение командования мы никак повлиять не можем. Скорее всего, ничего особенного в любом случае не произойдет, а всю информацию попросту перемелют жернова военной машины – кто-нибудь поднимет угол ремаркского ковра и заметет под него то, что останется. Если бы меня спросили, кому, кроме своих солдат, я больше всего доверяю во взводе, это наверняка оказался бы Ларс Норман. Может, мы видимся не столь уж часто, но он приличный парень и всегда ведет себя честно. Тем более странно я себя чувствую, услышав под вечер, что он разговаривает обо мне с Петером Усилем. В первое мгновение мне даже трудно в это поверить. Они неплотно прикрыли дверь в нашу комнату, а я только что вернулся из сраного города после двухчасовых блужданий в окрестностях мэрии. Мы искали террориста, который сообщил по телефону, что подложил бомбу где-то в здании. Полиция запеленговала телефон, но человека найти не удалось, бомбу тоже. По пути в казарму я взял в автомате бульон и теперь стою с дымящимся стаканчиком в коридоре перед дверью.